Платина и шоколад
Шрифт:
— Отдыхай, Нарци.
Надо же.
Она так спокойно отреагировала на это обращение. Даже почти проигнорировала его.
— Что значит « отдыхай»? — женщина уставилась на Логана с непониманием. — Вы появились в Мэноре для того...
— Для того чтобы поставить тебя перед выбором. Но сейчас ты всё равно его не сделаешь. Поэтому пока отдыхай.
— Я не собираюсь делать никакого выбора. Оставьте меня в покое, — процедила она, вновь вскидывая подбородок.
Он усмехнулся.
Кивнул.
— Думай. Думай хорошо. А мне нужно идти. У меня мало времени.
— Времени на что? — вопрос
— На сегодняшнюю ночь.
Глаза Логана сверкнули, отразив огонь, что дрожал в камине, когда он развернулся и пошёл в сторону выхода. Нарцисса наблюдала за своим гостем с отвратительным бессилием, сковавшим руки и ноги разом.
— Вы сказали... — он замер у двери, остановленный её голосом, — что Мэнор принадлежит не мне. Что вы имели в виду?
На этот раз он усмехнулся слишком обречённо, чтобы это могло как-то задеть женщину, замершую у окна. Несколько секунд Логан смотрел на неё, а затем дверь за ним закрылась с легким хлопком. Не нужно было снова подсматривать — она знала, что он уверенным шагом идет к выходу из особняка, минуя освещенный факелами холл.
А через несколько секунд она поняла, что осталась в особняке одна. Не было больше ни слёз, ни сил на осознание того, что теперь распирало изнутри черепную коробку. То, что он рассказал. Вспышки воспоминаний в голове. Безостановочный страх. Нарцисса закрыла глаза, приваливаясь спиной к оконной раме.
Мерлин, помоги.
В саду снова крикнула странная птица, так громко, что женщина вздрогнула.
« Беги!».
И её дрожащие руки торопливо закрыли окно.
* * *
Утро вторника принесло с собой дождь, бьющий в окно. Осень вступала в свои права — и даже магия не в состоянии была изменить этого.
Гермиона открыла глаза, уставившись в балдахин своей кровати и чувствуя тупую, бьющую в затылке боль. Она плохо спала. Вчера слишком поздно вернулась из комнат Гриффиндора, где нынче стала проводить всё больше времени, едва не наткнулась на Филча, да еще и под утро, кажется, Малфоя подняла нелёгкая — в гостиной старост слышались шаги и голоса. Гермиона привычно списала это на его ночных посетительниц и даже подумывала спуститься вниз, чтобы проучить и старосту мальчиков, и всю его поклажу, однако не стала — закрыла глаза и снова погрузилась в беспокойный двухчасовой сон.
Половина восьмого утра — известили часы, и Гермиона со вздохом поднялась с постели, хмурясь от боли в голове. Не хотелось опоздать на завтрак. При мысли об этом желудок протестующе заурчал. Сегодня она собиралась не спеша, с неприсущей ей леностью. Видимо, дождь так влиял.
Натянув на себя форму, она остановилась у зеркала, поправляя волосы. Каждый божий день она заглядывала в это зеркало и удивлялась — такое ощущение, что с каждым подъёмом все больший беспорядок на голове.
Заклинанием заставив волосы принять приемлемую форму, она вышла из комнаты, хватая сумку и вешая её на плечо. Торопливо спустилась в гостиную, привычно осматриваясь на предмет забытых женских вещей. Как-то раз Пэнси оставила свои отвратительно-розовые трусики прямо на диване.
Странно, что Малфой её не подначивал этим. Хотя произошло это не так давно, а со слизеринцем они не виделись с похода в Хогсмид. В понедельник общих занятий у них не было, а оставшуюся от учёбы часть дня Гермиона провела на поле для квиддича, куда ее потащил Рон, чтобы понаблюдать за тренировкой гриффиндорцев. Вчера, в отличии от сегодняшнего дня, погода была куда лучше, и они сидели прямо на траве, болтая и хлопая в ладоши, когда Гарри совершал особенно удачный пируэт.
— Не выпендривайся, Гарри! Оставь немного запала на завтрашнюю игру. — Мы их сделаем, Рон! — голос Поттера приглушён высотой и ветром. — Вот увидишь!После тренировки Гермиона зашла в библиотеку, чтобы взять том по травологии для написания реферата, потом поискала Курта и не нашла его, после чего поплелась в гостиную Гриффиндора. Мальчики были очень рады её видеть и даже согласились вместе сделать домашнее задание.
Понедельник прошёл как-то неестественно. То ли потому, что они ни разу не пересеклись с Малфоем, то ли потому, что Гермиона чувствовала себя немного скованно после разговора с Гарри. Но в любом случае понедельник уже закончился, и это означало, что начался новый день, важный и ответственный вторник — в полдень начиналась игра.
Гриффиндорка уже коснулась двери, когда взгляд остановился на «Ежедневном пророке», брошенном на столе. Не увидь она застывшее бледное лицо, сжимающее губы на первой странице и огромную статью под ним, она бы даже не обратила внимание на газету. Однако огонёк беспокойства вспыхнул в груди, и пальцы выпустили дверную ручку.
Пока ноги несли её к столу, девушка напрягала зрение, пытаясь рассмотреть заголовок, ощущая, как сердце начинает стучать всё сильнее. Оставалось всего пару шагов, когда дверь распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Гермиона подскочила на месте, оборачиваясь и прижимая руки к груди. Хорошо, что её сейчас не было там.
Малфой залетел в гостиную, кажется, не замечая перед собой ничего. Выглядел он так, будто всю ночь провел в комнате Пэнси. Рубашка не заправлена в брюки, галстук отсутствует, волосы на затылке взъерошены, словно в них часто запускали руки. Только лицо напряжено и бело как снег. Игнорируя возмущения Желтой Дамы, он рывком захлопнул дверь и застыл, широко разводя руки и упираясь в дерево ладонями и лбом.
Гермиона видела, как тяжело вздымается его спина.
Она замерла, боясь пошевелиться, боясь быть обнаруженной. Но Малфой стоял, недвижим, с застывшими от напряжения плечами и низко опущенной головой, и, кажется, его не интересовало совершенно ничего, будь то хоть появившийся посреди комнаты венгерский хвосторог. Кулаки слизеринца были сжаты, а дыхание — все тяжелее с каждой секундой.
Гермионе стало страшно — что будет, когда он поймёт, в каком состоянии она его увидела? Да и что случилось-то, собственно, чёрт возьми?
Губы уже сложились, чтобы произнести его имя, но — бааах! — её перебил грохот, когда кулак Малфоя соприкоснулся с дверью, заставив девушку снова подскочить на месте, а сердце пуститься в пляс.
Какого дьявола? Девушка не успела прийти в себя.
И снова — бах! — она зажмурилась.
Низкое рычание.
Бах! Бах!
Гермионе показалось, что он сломал дверь, по которой лупил так, будто она была самым его смертным врагом. Стоять без движения она больше не могла, поэтому, приоткрыв глаза, сделала шаг вперед, замечая, как сильно тряслись его плечи и он сам. Ей стало страшно.
— М-малфой, — голос почти не слышен, но он вздрогнул всем телом и обернулся, сверля её взглядом.
Грудь вздымается. Челюсть сжата.
— Она ни при чём, — глухо, будто по ту сторону. Будто он не говорил, а просто слишком громко думал.
Гермиона моргнула.
— Что?
И в следующий момент её оглушил его рёв:
— Она не причастна! Они не понимают! Чёртовы придурки, идиоты... тупые... тупые мрази. Она ни при чём! Грейнджер. Блядь, Грейнджер...
Его голос сорвался. Малфой запустил руки в волосы и снова зарычал, мечась по гостиной.