Плато чёрного спелеолога

— Какая разница, — тихо произносит Репа, глотая слюну, — жаль тощий, но печень и сердце должны быть большие, в углях запечём… вот и костерок так кстати.

Странно, но старик с такого расстояния услышал, что говорит Репа, но не пугается, а лишь устало улыбается и говорит, словно каркает простуженный ворон: — Людей есть нельзя, дети мои. — Я чувствую, вы голодны и злы. Злыми быть плохо, человек должен любить друг друга. А голод — явление проходящее. Слышите? Это стая собак, они тоже голодные, им нравятся ваш запах, скоро они будут здесь.

Витёк дёргается, с испугом смотрит на Вагиза, затем нервно оглядывается: — Точно, собаки, накаркал… старый хрен!

— Ты не суетись, сынок, от них не убежишь, место здесь поганое, равнина, — я вас спасу и накормлю, но вы обязаны принять мою веру.

— Какую веру? — изумляется Вагиз и откровенно заявляет: — Мы людоеды!

— Я очищу вас от этой скверны, и вы будете моими учениками.

— Какие, мать твою, ученики, я вор в законе! — порывисто выкрикивает Вагиз, но на его сердце словно ложится мягкая лапка, твердеет и выпускает стальные когти.

— Я тоже в законе… из тех времён… когда ты ещё малолеткой первый срок отбывал… Вагиз, — тихо, но с запредельной силой произносит старец.

— Ты меня знаешь? — зек теряется под его пронзительным взглядом.

— Ладно, потом разберёмся… с моей верой, от неё вы никуда не денетесь. Идите за мной, здесь есть пещера, господь указал на неё, когда меня выкинуло на этот берег Потопом. Я в ней немного обжился и даже дверь сделал, мы будем в полной безопасности.

— Да кто ты такой? — пристально смотрит на него Вагиз. Что-то знакомое мерещится в размытых временем старческих чертах, но такого быть не может, тот страшный человек, давно помер!

— Ты прав, — словно читая мысли, кивает старик, — я давно умер… в тюрьме, заточка прошла прямиком через сердце, и я был трупом несколько дней, но холодная земля могилы меня разбудила. Я выбрался, сделал пластическую операцию и убрал все наколки со своего тела… кроме одной. С тех пор я понял, что я святой человек должен нести веру заблудшим душам, — с этими словами, он стягивает с себя, полинявшую от времени спортивную куртку. Вагиз наклонился, рассматривая татуировку, и, сразу отпрянул, на тощей груди старика темнеет распятие, а в центре скорпион в прицеле, такая наколка принадлежала лишь одному вору в законе, легендарному Харитону.

— Это ты?! — крупно задрожал Вагиз, он был из тех, кто тогда готовил покушение. Новые воры решили воспротивиться законам старых воров, а Харитон был влиятельным законником старой формации, его необходимо было уничтожить первым, а оно вот как обернулось, Вагиза пробил холодный пот.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — хрипло засмеялся старик. — Ты не бзди, Харитон давно тебя простил, но теперь я обязан позаботиться о твоей душе.

Бурый с Репой почтительно застыли на месте, с глубоким уважением и восхищением смотрят на старца. Витёк, не понимая происходящего, удивлённо вращает головой, он из молодых зеков и до него не докатилась слава легендарного вора в законе, но понимает, что-то происходит неординарное.

— Я вам не блядь, чтобы вы меня так рассматривали, а святой человек, — истово перекрестился Харитон. — Что рты раззявили, псы уже показались… бегом за мной!!!

Стая голодных собак врывается на поляну, замечает людей, несколько матёрых псов, делая огромные скачки, бросаются к оцепеневшим зекам.

— Здесь… она родимая! — Харитон раздвигает спутанные ветви можжевельника. — В лаз лезьте… быстрее! Вагиз, толкай их вперёд!

Зеки исчезают в пещере, и старец суетливо задвигает изготовленную из толстых веток заслонку, фиксирует кольями. Вовремя. Свирепый кобель, прыгает вперёд, дверь содрогнулась, но бешеный натиск выдержала. Харитон простужено захохотал, резко сунул сквозь прутья остро заточенный штырь, отгоняя свирепого пса. Тот отскочил, припал на задние лапы, но прыгать вновь не стал, понял, его дичь ускользнула. Подвывая от злобы, кобель отвалил в сторону, вся стая, как по команде, залегла на поляне.

— Думают, мы отсюда когда-нибудь выползем. Хрен им! Здесь есть другой выход! — злобно сплюнул старец и, как бы устыдившись своих эмоций, поспешно перекрестился. — Вот что, дети мои, теперь вы мне обязаны жизнью… по закону, а рыпнетесь, кишки выпущу, — тихо и как-то немощно произносит старец, но зеков обдал ужас, до того гипнотически прозвучал его шёпот. — Располагайтесь в моём скромном жилище, отдыхайте, набирайтесь сил. Фраерок, — обратился он к Витьку, — звать то, тебя как?

— Витёк, — хлопнул глазами молодой зек, даже не обидевшись на такое обращение.

— Это хорошо, что Витёк. Ты костерок сооруди… поближе к выходу, да ту суку обсмали на огне. Недавно в яму поймал, ещё совсем свежая, — старец указал на труп собаки, замечает брезгливый взгляд Вагиза, морщится, словно от зубной боли, постанывая, опускается на колени, касается лбом каменистой земли, затем садится и раскачивается, заунывно распевая странную молитву. Глаза его закрыты, веки, вспухшие с чёрными пятнами. Но вот его ресницы дёргаются, словно в конвульсиях и показываются два тусклых глаза в кровавых пятнах, а угольно чёрные зрачки прицельно расстреливают окружающее пространство. Улыбка ползёт по его иссушенному лицу, он видит перед собой застывших в нерешительности зеков. — Что замерли, молитесь, грешные!!! — неожиданно сильно гаркнул он.

Вагиз, как паралитик, начинает креститься, за ним, неуверенно, остальные.

— Кто так креститься! Неправильно делаете, грешные!!! — свирепеет Харитон и наотмашь бьёт Вагиза, разбивая в кровь лицо. — Людей есть нельзя, — хрипло каркает он и, с отрешенностью отходит, вытирая руки о свою спортивную куртку, затем скидывает её, обнажая на груди распятие со скорпионом в центре.

Вагиз, роняя из носа капли крови, с лицом цвета грязной простыни, поспешно кивает: — Бурый, тащи сюда суку, — прерывистым голосом приказывает он, с ужасом поглядывая на старца.

— Кушайте, дети мои, — старик вновь крестится, — Витёк, поторопись с костерком, люди проголодались.

* * *

— Что это было? Людоеды на него не напали и вместе в пещеру спрятались, — трясётся Маша.

— Тише! Уходим. Здесь оставаться опасно. Надо об этом деде срочно доложить Виктору. Очень похоже, он стал их вожаком.

— Но он крестился?!

— Это ничего не значит. Боюсь, он создаёт новую секту и весьма гнусную.

Глава 17

— Здравствуй, человек, — старец склоняется перед Идаром. За ним стоят непривычно безвольные зеки, глаза у них пусты, губы сжаты и что-то шепчут, словно произносят молитву.

Идар цепко оглядывает тщедушную фигуру старика, отмечает про себя, что тот смиренно прячет взгляд и старательно кутается в полинявшую спортивную куртку. Тренер, что ли? Нет, вряд ли. Тоже зек… это точно, из старых, может даже вор в законе, но странно себя ведёт, словно какой-то монах. Может умом тронулся? Идару стало интересно: — Ты кто, отец? — мягко спрашивает он.