Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану (с илл.)

Замечательно, что главные юросы живут не во владениях своих, рассеянных по острову Юалан, но все вместе на острове Лелле, и большая их часть – в селении Иате, принадлежащем юросу Сипе. Лелле – как бы столица Юалана. Вероятно, это – мера политическая, служащая к упрочению мира на острове, ибо властолюбивые мысли не могут родиться там, где старшины, находясь всегда вместе, беспрестанно друг за другом наблюдают. На всех высоких островах Каролинского архипелага, по известиям Шамиссо, идет беспрерывная война между разными селениями, юаланцы же не знают, что такое оружие. К той же причине, может статься, должно отнести странное расположение селений на острове, из которых принадлежащие тому же владельцу лежат не вместе, а рассеянно, так что более двух имений того же помещика нигде вместе нет.

Весь народ почитает себя разделенным на три колена: Пенме, Тон и Лишенге; к первому принадлежит большая часть главных юросов: Сипе, Сигира, Алик-Нена, Канка, Симуарка, Селик, Сеза и Нена; Тогожа и Сеоа принадлежат ко второму. Ситель-Насюэнзяп, упоминаемый в их молитвах, причисляется к роду Пенме. Второстепенные юросы и простолюдины принадлежат непременно к тому же роду, к которому и их главный юрос. Это намекает на патриархальное правление, находимое между многими скитающимися племенами. Из рода Лишенге встречали мы только второстепенных юросов и простых людей и ни одного главного старшины.

Наружные знаки уважения весьма просты. Встретив старшего, садятся; проходят мимо его дома согнувшись; говорят с ним тихим голосом и не смотря ему в лицо. Стоять в обществе почитается у них, кажется, таким же невежеством, как у нас лежать. Проявляя дружбу или любовь, обнимают они приятеля, трут носом и нюхают сильно руку.

Юросы ничем по наружности от других не отличаются. Почище прилаженные волосы, поновее пояс, почище тело, свежий цветок в ушах или листок в чубе и большая развязность – единственные предметы, по которым можно различить юроса; и если бы они предусмотрительно при первой встрече, показывая на себя, не говорили «юрос», то мы часто смешивали бы их с простолюдинами. Но лодки главных юросов имеют отличие, состоящее в четырехугольной пирамиде, наподобие крыши китайской беседки, сплетенной из кокосовых веревок и унизанной сплошь маленькими ракушками, которая ставится на площадку, образуемую коромыслами. Под этой пирамидой хранятся обыкновенно плоды, которые они берут с собой.

Цвет тела обоих полов каштановый, у женщин светлее, чем у мужчин. Рост последних не выше среднего. Сипе, из высоких, имел 5 футов 7 1/2 дюймов английских (2 аршина, 6,5 вершка) [171 см]; сложены стройно, но не атлетически; по большей части худощавы. Хотя юросы столько же празднолюбивы здесь, как и в других местах, но так как пища их почти исключительно растительная, то и не достигают они такой непомерной дородности, как старшины на других островах Великого океана, а особенно на Сандвичевых.

Женщины вообще непригожи; недостаток румянца – по нашим понятиям, необходимая принадлежность красоты, ненатуральный лоск тела от кокосового масла, отвислые груди делают их дурными. Но из молодых девушек были некоторые, которых большие, полные огня глаза, белые, ровные, как жемчуг, зубы и округлость членов, но более всего выражение доброты и любезности делали прелестными, а невынужденная веселость без наглости и пристойность без застенчивости – необыкновенно привлекательными.

Гибкость членов их превосходит всякое вероятие. Они сидят подогнув ноги, так что нижняя часть ноги, от колена до ступни, лежит параллельно лядвеям [бедрам]. Когда упирают рукой о землю, то сгиб руки, противоположный локтю, изгибается наружу, образуя вместо входящего выходящий угол.

Мужчины ходят совершенно нагие, за исключением узкого пояса с мешочком, надеваемого наподобие суспензория и удовлетворяющего всем требованиям приличия. Как пояс, так и ткань из волокон бананового дерева, на него употребляемая, называются тол.

Женщины носят кусок такой же ткани по поясу, шириной вершков шесть. Эта полуюбка обвязывается так слабо, что женщины по большей части должны ходить согнувшись, чтобы необходимая вещь эта держалась на сгибе крестца. Но что такое положение делает еще страннее, это – рогожка, служащая им подушкой для сидения, которая серединой прикрепляется сзади к поясу, а во время ходьбы, болтаясь обоими концами, бьет по ногам. Нельзя вообразить фигуры смешнее. Впрочем, этот подвижной стул носят они только дома, чтобы, переходя с места на место, не иметь всякий раз надобности о нем заботиться. Мужчины собирают волосы на затылок и завязывают их точно так, как у нас конские хвосты в сырую погоду.

Бороду некоторые оставляют в природном состоянии, другие выщипывают. Они охотно позволяли себя брить нашему цирюльнику. Длинных и густых бород мы почти совсем не видали. Они носят весьма мало украшений, обыкновеннейшее – это цветок или листик, воткнутый в пронятую мочку уха или в чуб; когда же его нет, то нижний конец уха загибается и продевается сквозь мочку. В верхнем конце уха делается также маленькая дырочка, в которую вставляется какое-то благовонное зернышко. У некоторых видел я в этом месте длинную соломинку с крестом на конце, который, поворачиваясь по ветру, вертится с великой скоростью.

Некоторые носят на шее ожерелье из цветов; другие – бусы из кокосовой скорлупы и ракушек или продолговатые куски черепахи и т. п. Что касается последних, то мне кажется, что они иногда служат не столько украшением, сколько знаком отличия рода. Часто упоминаемый Каки носил всегда на шее продолговатый кусок черепахи дюйма 4 длиной и около 1 1/2 шириной, а в прощальное угощение, о котором я говорил, все жители Люаля имели то же на шее. У других я никогда этого не видал.

Туалет дам также не очень сложен. Волосы свои оставляют они иногда в природном состоянии, а иногда завязывают в пучок, но не на затылке, как мужчины, а на стороне, и притом не стягивают их так туго. Уши их всегда набиты благовонными цветами и травами, отчего мочки растягиваются, наконец, дюймов до двух в поперечнике и, когда украшение вынимается, то, отвиснув, придают неприятный вид. Одно из доказательств благорасположения дамы – когда она поднесет цветок из своего уха. Хрящ в носу также пронимают, но я весьма редко видел какое-нибудь в нем украшение; однако иголки наши всегда вкладывались в нос; получив кусочек бумажки, они тотчас свертывали его в трубочку и засовывали в нос.

Но самая замечательная часть их убранства – это ожерелье, служащее доказательством, что мода не в одной Европе любит идти наперекор здравому рассудку. Это ожерелье, или, справедливее сказать, хомут, имеет около 9 дюймов в окружности и состоит из бесчисленного множества кокосовых веревочек, завязанных наглухо. Галстук этот никогда не снимается. Можно вообразить, сколько тут в течение лет у особ столь чистоплотных должно, наконец, скопиться всякой всячины… Шеи женщин привыкают к этому украшению, как ноги мужчин к ходьбе по острым кораллам. Мы заметили, что величина его соразмерна возрасту особы: дети носили только по нескольку ниток; вероятно, через положенное время число этих ниток увеличивается. На ногах, повыше сгиба, носят они по одной такой веревочке.

К туалету дам можно также причислить рогожку, заменяющую зонтик, которой закрывают они себе голову и спину, когда идет дождь или сильно печет солнце.

И мужчины и женщины натираются кокосовым маслом – обыкновение, общее на островах Великого океана. Юросы употребляют масло, заранее выжатое, для которого они весьма интересовались нашей посудой; у простолюдинов видел я толченый орех, завернутый в тряпочку, которой они и натираются. Запах этого притирания не плох, но весьма силен и столь прочен, что гребенка, которой Нена провел себя раза два по голове, несколько месяцев удерживала этот запах, сколько ее ни мыли. То же было и с парусиновыми койками матросов, на которых часто сидели островитяне.