Плавающая Евразия

– Перестаньте, шут!
– прервал его Ницше.
– Это запрещенный прием в полемике - всякие угрозы, запреты, переводы за четвертую стену и так далее. Конечно же настоятель нашей половины рая станет на вашу сторону, господа ученые, я знаю! Ибо и он, как человек с государственным мышлением, воспитанный у вас в городе-государстве Афинах, он, конечно, станет на вашу сторону против художников и святых. Но я повторяю, рай, откуда изгоняют художников, - это ад. И таким адом сделали его вы, Сократ, отдавая предпочтение разуму перед живыми чувствами, а разум породил химер. И,ничего вам брать под защиту господ фон Брауна и Теллера и компанию...

– Господа, господа...
– из-за деревьев послышался умоляющий голос настоятеля "духовной половины рая". Показался небольшого роста человек, шагающий вразвалку; с помятым котелком на голове, вертящий трость в левой руке, а в правой сжимающий кувшин, - сам Чарли Чаплин.
– Сколько раз я просил вас, господа, не проводить время Ъ бесплодных спорах... вместо того чтобы трудиться на благо... Вот вы, господин Вольтер, сколько страниц из сорок пятого тома "Кандида" вы написали до обеда? Уверен, опять не выполнили норму, ходили к четвертой стене, чтобы поглядеть, что там делается, в "веселой половине рая"... Снова попросите часть недоделанной сегодня нормы оставить на завтра...

Пока Чаплин говорил все это назидательным тоном, Вольтер пятился, пытаясь скрыться за спинами собравшихся.

– И вы, господин Ницше, я уверен... хотя все ждут к сроку очередной том "Несвоевременных размышлений"... Ну, а о Сократе и говорить нечего, он любитель полениться, уклониться, пожаловаться на сухость в горле... хотя иной раз не отгонишь его от Платона, когда делается говорливым...

Все слушали Чаплина, как провинившиеся дети, опустив головы и не смея возразить. А он подошел к источнику, зачерпнул в кувшин воды и подошел к Ницше:

– Попейте еще из источника Сальбасил. Видно, мы рано отменили процедуру. В складках вашей души остались ненависть и зависть. Назначаю повторно тридцать промываний... Пейте, пейте прямо из горла... У меня на складе не осталось ни одной чашки. Солидные люди, а уносите куда-то копеечную дрянь...

Ницше дрожащими руками взял кувшин и отпил глоток, и с лица его тут же сошло напряжение.

– Вы не забыли, что после воды из Сальбасила надо с полчаса полежать, чтобы дошла она, промыв сердце и душу, до желудка и вышла с нечистотами?

– Нет, не забыл, - с покорностью ответил Ницше и отошел, направляясь в сторону своего домика.

– После Ницше я не буду пить, - запротестовал Сократ, отталкивая протянутый Чаплиным кувшин.
– У него зараза на губах. Вы что, хотите, чтобы и я заразился СПИДом - болезнью, которой награждают красотки в лучших домах Берлина?! Никогда! Лучше я снова приму яд! Пусть пьет господин Вольтер они, поэты, очень любят заражать себя подобными болезнями, чтобы творить в экстазе, в эйфории, в безотчетном тумане и бреду. Нам, ученым, нужна ясность ума.

– Перед тем как пустить господина Ницше в рай, мы удостоверились, что вода Сальбасила вылечит его от той болезни, о которой вы, Сократ, говорите. Так что пейте. Ницше уже физически здоров, хотя так же, как и вы, еще полностью не излечился духовно...

– Ну, если вы гарантируете, - пожал плечами Сократ и, взяв кувшин, не прикоснулся к его горлу губами, а, подняв высоко, влил струю себе в рот.

– Браво!
– похвалил его Чаплин.
– Жаль, что я не знал о вашей изобретательности раньше, иначе предложил бы вам роль метрдотеля или сутенера в фильме "Графиня из Гонконга"...

Сократ сделал вид, что не понял, и отошел, передав кувшин Спинозе, а тот, в свою очередь, Нильсу Бору...

– Господа, - поторапливал их Чаплин, - ровно в восемь вечера приму у вас то, что вы сочинили за полный рабочий день. И строго, по весу исписанного, выдам чистую бумагу для завтрашней работы, ни листа больше. На складе у нас учет и строгая экономия...

Уже перелетев третий сад и приближаясь к четвертой стене рая, где начиналась его "веселая половина", Джабраил пояснил сосредоточенно-задумчивому Мухаммеду:

– Настоятель унесет потом сочиненное гениями за день на склад, положит листы под пресс и выдавит из бумаги всю воду и чернила. Из каждого труда получится маленький, размером с ноготь, кубик. И он бросит куда-нибудь на полку среди других кубиков и этот... А ночами - в этой части рая есть и день и ночь - сторожа играют, подбрасывая кубики вверх, чтобы попасть в лунку...

– Сон гениев слушал... Ужели не знают они, что Бог знает и то, что утаивают они, и то, что открывают? Между ними есть невежды, которые знают не писание, а одни только вымыслы... Горе им за то, что приобретают они! прошептал Мухаммед непроизвольно, за что Джабраил тут же похвалил его:

– О, ты уже цитируешь Коран наизусть! Истинно, Аллах в тебе не ошибся!

Мухаммед не ответил, ибо в тот момент, когда он пролетал над третьей стеной, заметил в ней небольшую калитку, видно прорубленную самими обитателями рая, и возле нее фигуру Вольтера, толкающего плечом дверцу.

От четвертой стены, сверкающей вкрапленными в нее драгоценными камнями, до седьмой, последней, в садах белели шатры, всюду играла музыка и слышалось пение. Здесь ощущалась иная, чем в "духовной половине рая", атмосфера легкости и веселья. Среди деревьев, в прозрачных нарядах, прохаживались девушки, в ожидании того часа, когда мужчины пригласят их к себе на пиршество в шатры.

В разных углах сада развлекали их своим пением Элвис Пресли и Фрэнк Синатра. Слушательницы Элвиса.каждый вздох его голоса встречали криками восторга, повторяя в экстазе движения его тела, тогда как собравшиеся вокруг хитро прищурившегося Синатры словно обволакивали дурманом его пения, переходящего от шепота до однотонного укачивающего, летающего замирания...

А поклонницы "Битлз", поющих на ярко освещенной поляне, у источника Кафур, после каждого возбуждающего аккорда старались что-то вырвать себе на память у битлов - галстук-бабочку, цилиндр, сурдинку саксофона или сандалию с ноги.

Прошла где-то позади слушательниц Мэрилин Монро, переводя свой таинственный взгляд от одного шатра к другому. Мимо нее с понимающим видом легко прошагала Мэри Пикфорд, чуть лукаво улыбнувшись.

За шестой стеной, где летела с победным видом неотразимая Джина Лолобриджида, из шатра вдруг донесся мужской крик:

– Обман! Мне в раю была обещана непорочная дева!
– И тут же из шатра выскочила вся взъерошенная, босая Брижит Бардо, и мужская рука, высунутая из шатра, бросила ей вслед сандалию...