Плавучая станица
Шрифт:
— Да у нас парикмахерская аж на другом краю станицы, — смутился Витька, — а парикмахер никогда в ней не бывает: или вино пьет, или на реке рыбу удит.
— Т-так, — кивнул седой головой Щетинин, — а ты, Виктор Петрович, кем хочешь быть?
Размазывая босой ногой подсыхающий на солнце озерный ил, Витька ответил, дерзко глядя в профессорские очки:
— По рыбному делу думаю пойти, в рыбопромышленный техникум, а потом, конечно, в Москву, в этот самый… в институт.
— Угу, — хмыкнул старик, — а ты думаешь, это легкое дело?
— Может, и нелегкое, а я все равно пойду, — упрямо повторил
Глаза угрюмого старика на секунду потеплели под очками, точно голубые проталины заиграли на ледяной реке.
— Ну, ладно, — сказал Щетинин, — иди, Виктор Петрович. А там посмотрим. Сегодня вечером я про твою учетную ловушку напишу министру рыбной промышленности. Понятно?
— Понятно! — вспыхнул Витька. Уже не будучи в силах сдерживать бешеный восторг, он ринулся прочь от Щетинина и исчез в куге.
А Щетинин подозвал к себе Груню, расспросил ее о Витьке и напомнил о том, что вдоль соединительного канала и на берегу реки надо расставить людей, которые оберегали бы мальков от птиц.
— Можно послать туда школьников, — сказал он. — Пусть подежурят до вечера, а то птицы уничтожат много молоди.
Действительно, над всей трассой уже носились стаи почуявших наживу птиц: по займищу прыгали, подлетывая на кочках, сизые, с черной головой, вороны; у самой реки летали бакланы и чайки, вылавливая из воды сверкающих на солнце мальков.
Груня расставила вдоль канала школьников, объяснила им, чт надо делать, и, сев на коня, поскакала к Петровскому озеру, куда были переведены бригады Антропова и Талалаева. Она осмотрела всю новую трассу, поговорила с людьми и, почувствовав усталость, медленно поехала по займищу.
Солнце близилось к закату. На зеленом займище темнели квадраты только что вспаханной полеводческим колхозом земли; по свежей пахоте деловито расхаживали носатые грачи, а между ними вертелись, подлетывая на бороздах, беспокойные черно-белые чибисы. Взморенный жеребец, у которого шея закурчавилась от пыльных натеков подсохшего пота, брел по траве и, недовольно перебирая удила, пощипывал подросший пырей. Груня целый день провела в седле, у нее одеревенели ноги, болела спина, а обветренное лицо горело в нестерпимом жару. Кинув поводья на луку, она ехала по озаренному закатным солнцем займищу, вздыхала и думала о Зубове, которого не видела с утра.
Они встретились на берегу Низенького, где Василий проверял слив мальков, выловленных сборной правленческой бригадой на Иловатом озере. Он издалека заметил Груню, закинул за плечо полевую сумку и пошел ей навстречу, улыбаясь и вытирая на ходу потное, раскрасневшееся лицо.
Груня придержала коня, дожидаясь Василия и угадывая, что он подойдет к ней как раз у холмика, где их не увидят хохочущие на Низеньком девчата. Он подошел, засмеялся, заглядывая Груне в глаза, и поцеловал измазанное травяной зеленью Грунино колено.
Она вспыхнула, смущенно провела пальцами по его волосам и, задерживая дыхание, сказала с тихой укоризной:
— Ну-ну, Вася…
Василий посмотрел на ее покрытое струйками пота лицо, на обветренные, в ссадинах губы и шлепнул ладонью присмиревшего жеребца.
— Ну как? — засмеялся Василий. — Хорошо, правда?
— Что хорошо? — не поняла девушка.
Он с шумом вдохнул пахнущий луговыми травами воздух:
— Все
хорошо, Грунечка: и река, и лес, и мальки, и птицы, и ты!..…Первый день спасательных работ заканчивался. Вечером учетчики передали Груне сведения о спасенной молоди. За пятнадцать часов работы рыбаки спасли от неминуемой гибели шестьсот тридцать тысяч штук мальков сазанов, лещей, судаков, сельдей и других промысловых рыб…
В этот вечер паромщик Авдей Талалаев готовился к ночному лову.
— У них там весь народ поморился, — посмеиваясь, говорил он Егору и Трифону, — целый день по займищу бегали, молодь спасали, значит, спать будут как убитые. Нехай они спят, а мы тем часом кинем в Заманухе двумя накидными… У меня захоронены две густенькие накидные, ни одна рыбешка не уйдет.
— А как же с этим самым надзором общественным? — покусывая соломинку, спросил Трифон. — Ежели, допустим, инспектор спать завалится, то надзор может обход совершать.
— Это я уже все сделал, — успокоил его дед Авдей, — сегодня в ночь брательник мой Пишка по Заманухе дежурить заступит…
Вероятно, у крутьков и на этот раз все сошло бы благополучно: Зубов, уморившись на займище, спал дома мертвецким сном; Пимен Талалаев для виду побродил с вечера у реки, а потом, прекрасно зная, что брат с племянником будут ловить в Заманухе, отправился спать. И тем не менее затея паромщика неожиданно потерпела полное поражение.
Получилось это так: дочь бакенщика Ира Грачева, возвращаясь с огорода, заметила приготовления у балагана, пошла к Тосе и предупредила о том, что в Заманухе собираются ловить рыбу. Обе девушки побежали на Церковный рынок, спрятались в лесной чаще и стали наблюдать за рекой. Они хорошо заметили появление каюка под дамбой, слышали, как под ударами накидной сетки плещет вода, а потом, когда каюк подошел к берегу и люди стали выгружать в мешки первую партию рыбы, Ира и Тося по голосам узнали Егора Талалаева и рыжего Тришку.
— Дюже густую раскидную батя подсунул, — приглушенно пробубнил в темноте Егор, — гляди, сколько тут мелкой дряни набралось!
Прижавшись к подруге, Тося зашептала ей в ухо:
— Вот сволочи! Мы целый день эту молодь спасали, ни рук ни ног не чуем, а они будут свиней своих мальками кормить!
Выждав, пока каюк отошел от берега, девушки сломя голову побежали на квартиру к Зубову. Разбудив Марфу, они попросили позвать инспектора, а когда сонный Василий, потягиваясь и потирая опухшие веки, вышел из комнаты, Ира и Тося закричали, перебивая друг друга:
— Там, в Заманухе, волчки работают!
— Ловят густой сетью, сколько мальков погубили!
Сон мгновенно слетел с Василия. Он натянул куртку, перекинул через плечо ремень пистолета, растолкал Витьку и велел ему быстро одеться, а девушкам сказал, чтобы они шли к досмотрщику и, взяв его с собой, показали тропинку, по которой браконьеры носят рыбу.
— Ты пойдешь со мной! — крикнул он Витьке. — А то моториста долго ждать…
Спотыкаясь в темноте, они побежали к причалу, где стояла «Стерлядь». Василий быстро отстегнул закрывающий люки брезент и, пока Витька отомкнул замок на цепи, завел мотор. Через пять минут подрагивающая «Стерлядь», гулко стуча поршнями, описала полукруг и понеслась вверх по реке, оставляя пенистый хвост.