Плавучая станица

Егор Талалаев не знал только одного: в пятницу его двоюродная сестра Анисья, угощая у себя на хуторе лесника Антона Белявского, Тосиного брата, проговорилась о том, что парни здорово подработали на рыбе и снова собираются ловить. Анисья была пьяна и рассказала веселому Антону, как Егор и его подручные сыпанули на излучине и как ей, Анисье, пришлось неделю подряд продавать в городе рыбу. Антон, не придавая этому большого значения, при встрече с Тосей похвастался тем, что Анисья угощала его портвейном, и не счел нужным скрывать от сестры, откуда Талалаевы добыли деньги. В тот же день, то есть в субботу, Тося рассказала об этом Зубову и сообщила, что в ночь под воскресенье на излучине готовится очередной браконьерский лов.

— Хорошо, — сказал Зубов, — на этот раз они от меня не уйдут.

— Глядите, Василь Кириллыч — предупредила Тося — брат говорит, что они берут с собой на баркас железные занозы от ярма.

— Ну и что? — спросил Василий.

— Как бы у вас там чего-нибудь худого не получилось, — заволновалась девушка. — Вы хоть людей побольше возьмите с собой. Вы ж знаете Егора — ему море по колено.

Василий внимательно посмотрел на Тосю.

— Ладно, Тосенька, — сказал он, — волков бояться — в лес не ходить. Вы только никому не говорите о нашем разговоре, а то ваши подруги растрезвонят это на всю станицу.

— Я никому не скажу, — пообещала Тося.

Когда она ушла, Зубов в раздражении прошелся по комнате. Вокруг горячего стекла коптящей лампы вились легкие бабочки, Витька постукивал в соседней комнате молотком. На подоконнике, сладко потягиваясь, мурлыкал рябой кот.

Василий открыл дверь и сказал Витьке:

— Сбегай, Витя, к мотористу и к Егору Ивановичу, пусть оба они сейчас придут сюда. Скажи — срочное, мол, дело и инспектор просит не задерживаться.

— А чего? Волчков ловить поедете?

— Каких там волчков! — с деланным равнодушием махнул рукой Зубов. — Мотор у нас в лодке барахлит, надо разобрать и поршни проверить.

Пока Витька бегал за Яшей и Егором Ивановичем, Зубов сидел у стола, положив голову на руки.

— Ах, сволочи! — сказал он в сердцах. — Ну, ничего, я у вас отобью охоту к грабежу, вы у меня сегодня попляшете!

Между тем Егор и Трифон, не зная о нависшей над ними угрозе, сидели у Анисьи на хуторе Атаманском и дожидались темноты. Поглядывая в окно на жующих сено быков, Егор молча пил водку и слушал, как Трифон поет под баян бесконечную песню про умершего в море кочегара.

О своей беседе с Антоном Белявским Анисья не сказала Егору, так как успела забыть о ней и не считала ее важной.

3

Тося Белявская тоже не сдержала слова, данного Зубову. Антон рассказал ей, что Егор и Трифон часто пьянствуют на хуторе Атаманском, и она, зная горячность Зубова, испугалась того, что он встретит яростное сопротивление пьяных парней. Не зная, как предотвратить неминуемую стычку на излучине, Тося побежала к Груне Прохоровой и, волнуясь, стала говорить о поездке Василия.

— Знаешь, Грунечка, — торопясь и глотая слова, сказала Тося, — я боюсь за Василия Кирилловича. Егор давно уже хвалился, что расправится с ним. Нужно что-то сделать, Грунечка, а то там получится такое…

— Они еще не уехали? — бледнея, спросила Груня.

— Кажись, уехали, только в другую сторону, куда-то за шлюз.

— Чего ж мы будем делать? — заволновалась Груня.

— Может, сбегаем до Архипа Ивановича?

— Его нет дома, они с Мосоловым в сетчиковой бригаде.

— Давай, Грунечка, возьмем в правлении дрожки и поедем туда!

— Куда?

— До Архипа Ивановича.

Едва успев накинуть на себя платок, Груня выбежала вслед за Тосей, и обе они прямо по огородам побежали к правлению. Растормошив дремавшего на лавке завхоза, они потребовали коня, запрягли его в дрожки и помчались на озера, где работала сетчиковая бригада деда Малявочки.

Опасения девушек были не напрасны. Собравшиеся у Анисьи парни к полуночи перепились и, еще не выезжая на лов, стали бахвалиться своей силой, ловкостью и молодечеством.

Слушая пьяное хвастовство брата и Егора, Семка Жучков только улыбался. На его глуповатом, заросшем отроческим пушком лице застыло выражение блаженной лени. Он не вмешивался ни в какие разговоры, за весь вечер не сказал ни слова и, умильно поглядывая на вспотевшую Анисью, отпивал из стакана смешанное с водкой мутноватое молодое вино.

— А ты чего молчишь, Семушка? — подмигивая Егору, спросила Анисья. — Иль ты только пить умеешь?

Пухлые щеки Семки зарозовели, он смущенно отодвинулся от пышущей жаром женщины и пробубнил невнятно:

— Мне чего? Мне чего скажут, я то и делаю…

Было уже близко к полуночи, когда Егор, ненадолго выйдя из хаты, вернулся и сказал коротко:

— Пора!

Проходя через темные сенцы, Егор нащупал в углу железный ломик, которым зимой сбивают лед на крыльце, и, потянув за рукав идущего впереди Семку, спросил шепотом:

— Инспектора Зубова знаешь?

— Который на моторке ездит? — обернулся Семка.

— Во-во!

— Знаю.

— Он-то и есть самая первая сволочь, — дыша в лицо Семке водочным перегаром, зашептал Егор. — Так гляди: ежели чего — задержи его, а то и приласкай маленько…

Ничего не ответив, Семка молча взял из рук Егора ломик и пошел вслед за другими к излучине. Когда Трифон разулся в темноте и, подвернув штаны, полез на баркас, Егор шепнул ему:

— Нехай Семка останется на берегу, а то ненароком кого-нибудь черт поднесет…

— Нехай останется.

Оттолкнув баркас от берега, Трифон с Егором начали выметывать невод. Семка постоял, послушал тихое плескание воды, потом отошел в сторону и уселся под вербой, не выпуская из рук потеплевший от ладоней ломик.

В это самое время, обойдя за огородами хутор Атаманский, Василий Зубов по вытоптанной скотом прибрежной тропке пробирался к излучине. На тоне Таловой он усадил в лодку Егора Ивановича, приказал Яше тихонько, не запуская мотора, на веслах идти вниз по реке, а сам, справедливо полагая, что браконьеры в случае опасности кинутся к левому берегу, пошел пешком, чтобы встретить их баркас.

Проплутав среди заросших лебедой бахчей, Василий выбрался на песчаную косу, остановился и услышал шум весел. Браконьерский баркас, уже освобожденный от невода, подходил к берегу. В десяти шагах от Василия стояли две пары быков, возле которых крутился их погоныч, невысокий парнишка в белеющей в темноте рубашке…

Дремавший под кустом Семка еще не замечал Зубова, хотя каждую секунду, отгоняя дремоту, протирал глаза и всматривался в темноту. Зубов тоже не заметил Семку, так как все свое внимание обратил на подплывающий к берегу баркас.