Плененная грешником

Господи, как бы я хотел почувствовать ее обнаженную кожу на своей.

Когда я воспроизвожу в памяти воспоминания о Розали, лежащей подо мной, с моими пальцами, обхватившими ее горло, с ее бедрами, выгибающимися, чтобы снять меня с нее, оргазм взрывается во мне.

— Розали, — стону я, прижимаясь спиной к плитке. Я позволяю оргазму пронзить меня, мое тело дергается от ошеломляющего удовольствия.

Я смотрю, как мое освобождение падает на кафель, и еще пару раз сжимаю кулак, чтобы ощутить остатки экстаза.

Когда удовольствие проходит, я прислоняюсь головой к стене и смотрю на воду.

Очевидно, что я влюбляюсь в Розали. Моя сперма, смываемая в канализацию, является доказательством этого.

Но я беспокоюсь, что Розали никогда не сможет смотреть на меня и не видеть человека, который принимал участие в убийстве ее семьи.

Блять.

Просто сосредоточься на одной вещи за раз. У тебя есть три года, чтобы добиться ее прощения.

— Луна, нет! — Я слышу панический голос Розали.

Моя бровь приподнимается, потому что я почти уверен, что звук доносится из моей комнаты.

— Нет, не ходи и не какай повсюду, — визжит Розали.

Закрывая краны, я выхожу из душа и оборачиваю полотенце вокруг талии. Открыв дверь, я вижу, как щенок пытается съесть собственное дерьмо, в то время как Розали отталкивает ее, чтобы она могла это вытереть.

— Что. За. Хрень, — бормочу я, задаваясь вопросом, как, черт возьми, это произошло. На моем полу ряд крошечных какашек.

Розали вскидывает голову, и ее глаза становятся большими, как блюдца.

— А... хм. — Ее взгляд скользит по каплям воды на моей груди, спускается к полотенцу, затем возвращается к моей груди. Ее язык высовывается, чтобы смочить губы, затем она начинает моргать быстрее.

Луна хватает кусок дерьма и выбегает из спальни.

— Дерьмо, — бормочет Розали, затем вскакивает и бежит за собакой.

Я начинаю хихикать, но когда Розали кричит:

— Нет, брось это. Не надо! Фу! — Я теряю самообладание и разражаюсь смехом.

Обходя оставшееся дерьмо на полу, я подхожу к своему шкафу и быстро натягиваю пару спортивных штанов. Как только ткань прикрывает мой член, Розали возвращается в мою спальню.

Ее глаза останавливаются на моем тазе, затем она разворачивается и бормочет:

— П-прости. Скажи мне, когда ты оденешься, чтобы я могла прибраться.

— Я одет, — усмехаюсь я.

Она оборачивается, и ее глаза почти выкатываются из орбит, когда она пытается отвести взгляд.

— Ты собираешься надеть рубашку?

— Ты можешь радоваться, что на мне спортивные штаны. Я люблю спать голым. — Идя в ванную, я беру немного туалетной бумаги и протягиваю ее Розали. — Я не буду трогать дерьмовые мины. Они все твои.

Она берет у меня туалетную бумагу и быстро вытирает беспорядок, затем спускает все в мой унитаз.

— Где Луна? — Я спрашиваю.

— В моей ванной. — Розали выглядит немного позеленевшей. — Она съела какашки.

— Вкуснятина, — поддразниваю я ее.

Она указывает туда, где был беспорядок.

— Извини, я хотела вывести ее на улицу, но она забежала в твою комнату.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на нее сверху вниз, пока она не начинает ерзать.

— Ты можешь приготовить кофе?

Она смотрит на меня с надеждой.

— Если я приготовлю тебе кофе, обещай, что не будешь злиться на Луну.

— Мы ведем переговоры, да? — Я не могу сдержать ухмылку, появляющуюся на моем лице.

— Я готовлю действительно хороший кофе, — пытается она подсластить сделку.

— Я обещаю, что не буду злиться на Луну, — говорю я, чтобы она не волновалась.

Улыбка угрожает растянуться на ее губах, но она спешит выйти из комнаты, прежде чем улыбка успевает полностью сформироваться.

Я не стал надевать футболку, потому что хочу увидеть реакцию Розали, чтобы убедиться, что не воображаю, что я ей нравлюсь.

Я спускаюсь вниз и включаю свет. Когда я открываю раздвижные двери, я слышу за спиной Розали.

— Ничего, если Луна побегает снаружи? — спрашивает она, ее голос немного напряжен.

— Конечно.

Скрестив руки на груди, я прислоняюсь плечом к колонне и смотрю, как Розали опускает Луну на землю.

— Я присмотрю за ней, пока ты готовишь кофе, — говорю я.

Розали кивает и спешит на кухню.

Я смотрю, как Луна обнюхивает все вокруг, исследуя внутренний дворик, и только потом осмеливается спуститься чуть дальше по ступенькам. Оглянувшись через плечо, я замечаю, что Розали хмуро смотрит мне в спину.

— Что? — Спрашиваю я, поворачиваясь к ней лицом.

Она быстро качает головой и помешивает кофе в двух чашках.

— Заканчивай, — приказываю я.

Она относит кофе во внутренний дворик и ставит чашки на стол. Ее язык высовывается, чтобы облизать губы, а взгляд ищет Луну.

— Маленькая Роза, — я призываю ее начать говорить.

— Ах ... — Ее глаза наконец возвращаются ко мне. — Почему у тебя так много крошечных линий вытатуировано на левом боку?

Я подхожу ближе и беру чашку.

— Каждая линия означает жизнь, которую я отнял.

Черты ее лица искажены шоком, и брови сведены вместе, как будто ей грустно из-за ублюдков, которых я убил.

Я наклоняю голову, мой взгляд встречается с ее.

— Каждый из них заслуживал смерти.

Она отводит взгляд, затем качает головой.

— Мои дедушка и дядя не заслуживали.

Я делаю глоток кофе и должен признать, что он действительно хорош.

— Я не убиваю невинных людей.

Ее глаза возвращаются к моим.

— И все же ты угрожал убить любого, кто попытается мне помочь?

Уголок моего рта приподнимается.

— Если они вмешиваются в мои дела, они больше не невинны.

Ее губы приоткрываются, и она смотрит на меня так, как будто я превратился в монстра прямо у нее на глазах.

Я из кожи вон лез, чтобы быть с ней помягче, и, возможно, это было ошибкой. Розали, кажется, забыла, кто я такой.