Пленительная красота

Раненые матери

Моя (Стейси) мама была одинокой и очень занятой женщиной. В детстве мне приходилось притворяться больной, чтобы получить хоть немного ее внимания. Помню, как я, маленькая девочка, сижу за кухонным столом и наблюдаю за мамой, которая хлопочет на кухне, готовя обед. Именно тогда я и услышала от нее в первый, но не в последний раз признание в том, какое ужасное чувство опустошенности она испытала, узнав, что вновь беременна, что у нее должен родиться четвертый ребенок, которым была я. До меня у нее один за другим родилось трое детей, и она рыдала, обнаружив, что на свет должна появиться еще и я, дочь уставшей до изнеможения матери и вечно отсутствующего отца. Надеюсь, вы можете представить, как отозвалось это признание в сердце маленькой девочки.

Никто не назвал бы отца Крис отсутствующим. Наоборот, в жизни дочери он принимал самое активное участие. От природы одаренная способностью управлять лошадьми, Крис их обожала, и отец очень гордился даром своей дочери. Он восхищался ее способностями наездницы и всячески убеждал ее и впредь не бросать занятий верховой ездой. Он играл заметную роль в ее жизни: безмерно наслаждался ее обществом, поддерживал ее во всем, и Крис это прекрасно понимала. Но… ее мама очень ревновала свою дочь к отцу девочки. Она старалась убедить Крис, что отец ее просто «использует». Не пытаясь скрыть своем злобы, она доказывала дочери, что ее отец — жесткий и эгоистичный человек, а выказываемое им внимание далеко не бескорыстно. Она ни во что не ставила увлечение Крис лошадьми, никогда не приходила на ее тренировки и соревнования, но всегда повторяла, что Крис в костюме наездницы выглядит мужеподобно, а потому непривлекательно.

Мама Даны, пока ее дети были маленькими, могла на несколько часов запереть их в чулане. Да-да, не доверяя ни им, ни приходящим няням, она, отлучаясь из дома, просто запирала детей в чулане. Семья не была стеснена в средствах, но тем не менее мама Даны покупала только самые дешевые продукты: подсохший хлеб, перезрелые фрукты. Маму Даны трудно было назвать хлебосольной хозяйкой: обычно достававшиеся детям порции были невероятно малы. Дана помнит, что мама могла разбудить ее среди ночи и отчитать за какой-нибудь съеденный ею изрядно подпорченный фрукт. Ей был двадцать один год, когда она впервые попробовала прекрасную спелую грушу и была поражена ее вкусом.

Оскорбления, в детстве пережитые этими женщинами, различны, но реакции на них до боли похожи. Некоторые из этих историй неординарны, но порожденные ими чувства неуверенности в себе и собственной никчемности, к сожалению, обычны. А каким было ваше детство? Какие уроки усвоили вы, будучи маленькой девочкой? Какие надежды возлагали на вас ваши родители? Восхищались ли они вами? Жила ли в глубине вашего сердца уверенность в том, что вас считают особенной, желанной и достойной бережного отношения? Что вас любят? Молюсь, чтобы так и было. Но, к сожалению, мне известно, что для многих из вас детство, которое вам предназначалось, детство, о котором вы мечтали, не имеет ничего общего с детством, которое вам досталось.

Послания наших ран

Полученные нами в детстве душевные раны не прошли бесследно — они принесли с собой послания, поразившие нас в самое сердце, уязвившие ту его часть, которая жадно искала ответа на главный для женщин вопрос. Эти обиды искажают саму суть нашей женственности. Ужасная ложь о себе, в которую мы поверили, лишь усугубила причиненный нам душевными ранами вред. В детстве мы были неспособны разобраться в том, что с нами происходит. Родители были для нас божествами, их правота сомнению не подвергалась. Если нас ни во что не ставили, причиняли нам боль, обижали нас или унижали, нам казалось, что мы самивиноваты в том, что с нами произошло, что с намичто-то не так.

Отец Лори не пришел на выступление дочери. Уж он для этого постарался! В результате Лори была уязвлена в самое сердце, а послание, принесенное этой раной, гласило: «Ты не стоишь того, чтобы я тратил на тебя свое время». Лори поверила в то, что она недостойна любви отца. Вывод напрашивался сам собой: «Должно быть, со мной что-то не так».

Отец Трейси сломал ногу. Дочь искренне желала общения с отцом, а в результате произошло несчастье. Каково же послание? «Твоя жажда общения принесла мне боль. Ты чересчур… навязчива». Поверив в эту ложь, все последующие двадцать лет Трейси старался не быть чересчур навязчивой. Она пытается сдерживать свои желания, ищет способ быть любимой и имеете с тем не привлекать к себе слишком много внимания. В результате ее уникальная личность подвергается значительной деформации.

Отец Дебби завел любовную интрижку на стороне, но он был неплохим человеком и любил свою дочь, что лишь осложняло и без того непростую ситуацию в этой семье. В результате метаний отца сердце его дочери-подростка получило послание: «Придется тебе стараться больше, чем это делала твоя мать, а не то ты тоже потеряешь мужа». Вслед за этим печальным событием в жизни Дебби появился молодой человек, который ухаживал за ней, но потом без видимых причин ее оставил. Не первый год зная эту прекрасную молодую женщину, мы заметили в ней одну не на шутку озадачившую нас особенность: она постоянно занята самоусовершенствованием. Почему она все время пытается «улучшить» себя? Дебби постоянно находится в поиске более совершенной молитвенной практики, более результативных физических упражнений, более эффектного цвета волос. На работе она старается быть как можно более дисциплинированной в надежде получить большую финансовую ответственность. К чему эта суматошность? Неужели она не знает, какая она замечательная? Ее непрестанные поиски тщетны, поскольку она не знает, что именно с ней не так. Страх — вот что вынуждает ее стремиться к совершенству, потому что она убеждена в своей недостаточной привлекательности.

Кстати, это беда многих женщин. Мы затрудняемся в определении причины своего недовольства собой.

Нас гложет поселившийся глубоко в сердце страх, что с нами что-то не так. Вот если бы мы были принцессами, тогда бы нас непременно отыскал наш принц. А если бы мы были дочерьми царя, царь бы за нас сражался. Нам сложно не поверить в то, что если бы мы были другими, не такими, как сейчас, если бы мы были лучше, тогда бы нас любили именно так, как мы того страстно желаем. Очевидно, в нас что-то не так.

Отец Санди насиловал ее, а мать отворачивалась и отмалчивалась. Это нанесло непоправимый вред душе девушки. Из пережитого ею ужаса она вынесла две истины относительно своей принадлежности к женскому полу. Во-первых, быть женщиной — значит быть беззащитной. Беззащитность опасна, она лишь синоним слабости. А во-вторых, быть женщиной — значит обрекать себя на нежелательную интимную близость. Стоит ли после этого удивляться тому, что она не хочет быть женственной? Как и многие пережившие сексуальное насилие женщины, Санди оказалась в тисках страшной дилеммы: с одной стороны, она стремится к близости (ведь именно для этого она и была создана), а с другой — боится показаться в глазах мужчины хоть сколько-нибудь привлекательной. Она решила довольствоваться ролью «квалифицированной работницы» и при этом быть доброй, но осторожной, не выделяющейся особой красотой, никогда не попадающей в затруднительные положения и ни за что на свете не открывающей свои слабости женщиной.

Но некоторые женщины, ставшие жертвами сексуального насилия, выбирают другой путь. Или, точнее сказать, они против своей воли продолжают двигаться в другом направлении. Не познав настоящей любви, они приняли сексуальное насилие за своеобразную близость, поэтому, меняя одного партнера за другим, они надеются каким-то образом исправить свой неудачный первый сексуальный опыт, который, как правило, называют первой любовью.

Мать Мелиссы была злой женщиной, нещадно лупившей своих детей. «Я панически боялась матери, — призналась как-то Мелисса. — Она казалась нам психопаткой, получавшей извращенное удовольствие от наших криков и слез. Чаще всего мы даже не понимали, за что она нас бьет. Отец за нас не заступался. Одно могу сказать наверняка: с каждым полученным ударом моя ненависть к матери становилась все сильнее. Ее побои превратили мою сестру в надломленное, запуганное существо. Я поклялась, что со мной этот номер не пройдет, что я буду упрямой и непокорной». Став взрослой, Мелисса живет, ни разу не изменив своей детской клятве.

С одной стороны, легко понять, откуда берутся эти клятвы, но с другой — они очень и очень опасны. Они загоняют наши сердца в глухую самооборону. Эти клятвы не что иное, как безоговорочное принятие лживых посланий, которые принесли с собой наши душевные раны. Они действуют, как вердикт, в который мы поверили: «Ладно. Раз так, значит так. Как-нибудь проживу свою жизнь…»

Немало лет у меня (Стейси) ушло на то, чтобы разобраться в источнике своих ран и принесенных ими посланиях, оказавших влияние на первую половину моей жизни. То был путь, ведущий ко все возрастающему пониманию и исцелению. Прошлой ночью, когда мы с Джоном обсуждали эту главу, я начала яснее осознавать смысл этих посланий. Мама, подавленная перспективой рождения четвертого ребенка, то есть меня, помогла мне поверить в то, что я была непосильной ношей, одним лишь своим появлением на свет принесшей ей горе. Таково было послание, которое принесла с собой причиненная мамой рана. Послание раны, нанесенной мне отцом (которого, казалось, и вовсе не интересовало, существую я на свете или нет), звучало примерно так: «Ты некрасива, и мне нет до тебя дела. Ты сплошное разочарование».