Пленительные объятия
Шрифт:
Наконец, пройдя под Лондонским мостом, вереница судов остановилась. Пассажиры перебрались на мост для того, чтобы перекусить в специально разбитых для угощения гостей шатрах и потом немного потанцевать под музыку, исполняемую все теми же менестрелями.
Поскольку родители Тайлера, барон и баронесса Синклер, находились за границей, в Шотландии, он решил воспользоваться присланными для них приглашениями и явился на торжества с Сиреной. Ночь была теплой, но не душной: с Ла-Манша постоянно дул легкий бриз. Король Чарльз вел себя с гостями на редкость приветливо и обходительно, без всякой заносчивости беседовал с ними, интересовался, как идут дела в их поместьях.
Прогулка по реке удалась на славу, и Сирена, идя об руку с Тайлером по Темз-стрит, чтобы
Кареты длинной вереницей вытянулись вдоль улицы, захватив даже часть Бридж-стрит. Это напомнило сеньорите Кордес о недавнем происшествии у Пассажа, когда ее чуть было не переехал тот загадочный, но явно злонамеренный извозчик. При одной мысли о том, что с ней могло тогда произойти, Сирена вздрогнула, а кровь медленнее потекла в ее жилах. Не было оснований подозревать, что наезд был совершен умышленно, и все же свирепая физиономия кучера, яростно нахлестывающего лошадей, время от времени возникала в сознании натерпевшейся страха женщины.
— Ну-ка, вернись, ты, вонючка! — послышался внезапно грубый мужской голос, заглушая далекие звуки праздничной жизни. — Вернись, кому я сказал!
Тайлер покрепче прижал к себе Сирену, чтобы защитить ее от возможных посягательств (та часть Лондона, где они находились, славилась обилием воров и головорезов).
— Вернись сюда немедленно! — опять раздался крик, и внезапно, без всякого предупреждения, из-за угла Сент-Мартинс-Лейн появилась какая-то едва различимая в темноте фигурка и сломя голову бросилась прямо на Тайлера и Сирену. В тусклом свете уличных огней им удалось кое-как разглядеть худенькое, едва прикрытое лохмотьями тело ребенка — девочки лет десяти, с выпученными от страха глазами, убегавшей от своего преследователя. Действительно, за ней несся лакей в расшитой золотой тесьмой ливрее, и на поверхности его бог весть откуда взявшейся дубины играли зловещие огненные блики.
— Я догоню тебя, догоню, маленький вонючий бесенок!
Неожиданно ребенок с размаху налетел на Сирену и сразу же запутался в ее юбках. Испанка, словно тигрица, охраняющая своего детеныша, обняла чумазую беспризорницу и почти с наслаждением вдохнула затхлый запах ее обносков и давно не мытой, растрепанной головенки.
— Пожалуйста, мэм, отпустите меня, иначе он убьет меня! — завизжала девочка, оглядываясь на лакея.
Сирена заглянула в слишком большие для изможденного лица глаза ребенка и увидела в них не только выражение испуга, но и жуткое одиночество, тоску, безысходность. Подобное выражение бывает в глазах затравленного зверя. Вывернувшись из рук своей заступницы, в чью помощь она, вообще-то, не верила, девчонка во весь дух побежала прочь, шлепая босыми пятками по булыжной мостовой.
Тем временем лакей со зверским выражением лица уже поравнялся с Тайлером, явно намереваясь продолжить погоню за девчонкой.
— Останови его! — закричала Сирена. Мысль о том, что этот здоровенный, грубый мужлан мог сделать с ребенком, приводила ее в ужас.
Тайлер бросился за лакеем, в два счета нагнал его и одним ударом повалил на землю. Они боролись недолго: холоп очень скоро смекнул, что сражается с кем-то из господ, и немедленно прекратил сопротивление.
— Простите, сэр, — смиренно пробормотал он и добавил вопросительно: — Могу я теперь встать?
Тайлер молча поднялся с земли, и вслед за ним тотчас вскочил на ноги лакей, торопливо отряхиваясь и все еще лепеча извинения за причиненные досточтимому господину неудобства.
— Да прекрати ты! — грозно прикрикнула на него Сирена. — Это теперь не имеет значения. Скажи лучше, зачем ты гнался за девочкой?
— Простите, что побеспокоил вас, миледи, — повернулся к ней лакей, — но эта маленькая мерзавка спряталась в карете моего господина и обрезала золоченые пуговицы с подушек сиденья. Когда я застал ее за этим занятием, она плюнула мне в глаза. Стерва, честное слово, стерва! — добавил он со злостью.
— Как ты разговариваешь с дамой? — грозно
проговорил Тайлер. — Одумайся!Лакей виновато опустил голову.
— Интересно, где тебя самого носило, если девчонка умудрилась забраться в карету? — спросил Тайлер. — Готов побиться об заклад, что ты торчал в какой-нибудь пивной и преспокойно потягивал себе эль, а?
По тому, как лакей снова потупился, Сирена поняла, что Синклер попал в самую точку.
— Меня просто замучила жажда, милорд, — начал оправдываться слуга. — А за девчонкой я погнался из-за пуговиц, ведь они стоят половину моего годового жалования. К тому же — дети, жена, их надо кормить. Да и господин не обрадуется, ой, не обрадуется! — прибавил он, тоскливо глядя в том направлении, куда скрылась девочка.
— Дай ему пять фунтов, Тайлер, — сказала Сирена с презрением в голосе, — этого ему вполне хватит, чтобы оплатить стоимость пуговиц. Не скупись, дорогой, я не хочу, чтоб этот холоп снова погнался за ребенком, как только мы отойдем в сторону.
Молодой человек достал из кармана золотой соверен.
— Леди слишком щедро тебя наградила, — нахмурился он. — Мне лично кажется, что было бы неплохо, если б твой господин все-таки понял, какой ты бездельник. Вот, — сказал Тайлер, кладя монету на ладонь лакею, — получи. И давай проваливай отсюда, а малышку оставь в покое.
— Хорошо, сэр! Спасибо, миледи! — подобострастно залепетал слуга и, поклонившись, повернул назад, в сторону Сент-Мартинс-Лейн.
На обратном пути Тайлер внимательно присмотрелся к Сирене. Было заметно, что сцена с лакеем и беспризорницей сильно ее огорчила. Но удивительно, что испанка в какой-то миг действительно походила на тигрицу, защищающую своего детеныша!
Сирена догадывалась, что ее молчание вызывает недоумение у Тайлера, но ничего не могла с собой поделать. Почему-то образ маленькой нищенки, преследуемой мужланом, пробудил воспоминания о Михеле, несмотря на все различия между ее собственным ребенком, пухлым, кудрявым, развитым не по годам, и этим жалким тощим созданием со спутанными грязными волосами. Впрочем, того, как девочка зарылась в юбки Сирены, хватило, чтобы разбудить в последней материнские чувства, а вместе с ними и боль утраты.
Сеньорита закрыла глаза и сжала губы, стараясь не разрыдаться. Она вспомнила прикосновение детских рук, вспомнила душистый запах волос Михеля, ясную улыбку, пухлые розовые щечки и с новой силой ощутила пустоту в своем сердце.
Экипаж уже подъехал к дому, и, прежде чем Тайлер успел выйти и предложить руку своей спутнице, Сирена спрыгнула на дорожку и стремглав бросилась к крыльцу. На глаза наворачивались слезы, из груди готов был вырваться вопль тоски и скорби. Испанка хлопнула дверью и побежала вверх по лестнице, наступая себе на юбки и едва не падая. Она закрылась в комнате и рухнула, рыдая, на кровать. Ей нужно было побыть одной и выплакать, выкричать всю свою ненависть к кровожадной судьбе, похитившей Михеля…
Якоб удобно устроился в саду под раскидистым платаном и затуманенными ромом глазами смотрел на возню рабочих, думая, не следует ли и ему предложить свою помощь. Один взгляд на бутылку, зажатую в руке, — и решение принято: нет, не следует. Зачем работать, когда можно просто немного выпить? Чрезвычайно довольный собой, Якоб приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков.
Яростные проклятия, выкрикиваемые чьим-то резким и хриплым голосом, рассеяли хмельную дрему старого матроса. Он открыл для начала только один правый глаз и скорчил гримасу. Черт их всех побери! Что там опять стряслось? Он открыл другой глаз. Господи, неужели нельзя даже прикорнуть на минутку? До чего же незавидная у него участь! Чем больше платят за работу, тем жарче эти бездельники спорят между собой. Якоб поклялся обо всем сообщить капитане, как только вновь сможет твердо стоять на ногах. Пока же он пьян, не стоит соваться со своими наблюдениями к Сирене. Сейчас можно было лишь постараться немного унять шум в голове. Что за подлый мужской жребий — вечно мучиться от похмелья…