Пленница «Летучего Голландца»

Покончив с нарядами, я выбралась, наконец, на палубу. И поразилась тому, насколько мал и одновременно велик корабль. Мачты взмывали в высь на несколько десятков метров, на них скрипели, надуваясь от важности, белые паруса. Узкий, но длинный корпус уверенно несся по волнам. Перегнувшись, я глянула за борт и заметила, что судно почти не оседает, к тому же – едва ли не летит по воде с невероятной для парусника скоростью, оставляя за собой дорожку из серой пены. Ветер бил в правую щеку, отбрасывал волосы, к тому же, если на корабле и воняло, то уносил все мерзкие запахи далеко назад.

Бескрайние волны – великолепный вид, открывшийся моим глазам – так напоминали то море, которое я видела с лайнера. Обычный круиз, ничто не предвещало беды. Я сплавлялась по бурным рекам, забиралась на опасные скалы, ныряла с аквалангом, углублялась с ружьем в дебри тайги и каталась по просторам саванны, но смерть подкараулила меня именно в тот момент, когда я купила обычную путевку "все включено" и решила расслабиться. Интересно, знают ли мои подписчики на ютубе, что я умерла? Наверное, до них уже дошла эта новость. И кто теперь будет радовать их роликами об экстремальном спорте, об истории и культуре разных стран? Ведь мой канал был лучшим. И так обидно умереть в тот момент, когда чувствуешь абсолютное счастье.

Я отвернулась от воды – она навевала слишком грустные мысли. Мне вдруг стало настолько печально, что я ощутила физическую боль в груди: как будто в огромную открытую рану, на то место, где выкорчеваны ребра и разорвано сердце, ветер наносил песок и острые камешки. Так же больно, как пять лет назад, когда я сидела в офисе, стучала по клавиатуре старого рабочего компьютера и мечтала о чуде. Мечтала о большем. Потом были бесконечные сценарии, ночные съемки, поездки по ближайшим городам и музеям… Понадобился год без сна и с экономией на всем ради оплаты рекламы, зато потом я смогла жить так, как мне по-настоящему хотелось. Свободно. Тогда я пообещала себе, что больше никогда не стану заложницей обстоятельств. И вот – снова!

Вдруг я услышала снизу тихий топот. Казалось, будто по палубе бежал мелкий зверек. Я опустила глаза и заметила сначала тонкий розовый хвост, а потом длинное, с две моих ладони, туловище в белой шерсти.

– Крыса, – констатировала я, поморщившись. Грызунов не боялась, но сам факт того, что в корабельных припасах шныряют заразные твари, удручал.

– Где? – тощий и длинный как жердь юнга тут же бросил швабру и подскочил ко мне.

Я указала пальцем на аккуратно сложенные на борту канаты, за которые шмыгнула мерзкая тварь. Парень одним молниеносным движением приблизился к укрытию грызуна – мелькнула в воздухе длинная и толстая рыжая коса – с нечеловеческой ловкостью схватил крысу за хвост и приподнял повыше.

Грызун брыкался, размахивал розовыми когтистыми лапками и сильно раскачивался, отчего изгибались его и без того длинные кривые усы на носу-пимпочке. Розовые глаза стреляли по сторонам как-то зловеще.

– Не бойтесь, леди, – юнга ехидно ухмыльнулся, блеснуло золото чешуи, покрывавшей только правую сторону его лица от виска до шеи. – Он кусает только сородичей. Всех крыс пережрал, мы сначала радовались – избавились, наконец. Потом, когда он один остался, в море выбрасывали. Несколько раз. А он, – парень показательно встряхнул крыса за хвост, – раз – и опять на палубе! Ну мы его тогда в бочку посадили, думали – с голоду сдохнет. Три недели не выпускали, а он живет себе. Тогда решили не убивать – чтобы если новых тварей не пускал на корабль. Наверное, во время шторма удрал, но вы не бойтесь, леди, я его сейчас опять закрою.

Крыс дернулся всем телом и обратил на меня взгляд розовых бусинок-глаз. Какими-то злобными показались мне его глаза. А может, просто свет так упал. В любом случае, если буду жалеть тут каждого грызуна, кто знает, как долго мне удастся прожить.

Я кивнула с видимым хладнокровием, хоть зверька почему-то стало жаль. Крыс брыкался изо всех сил, цеплялся лапками за края бадьи, в которую юнга упорно запихивал его, но не издавал при этом ни звука: ни писка, ни рыка, вообще ничего. Боролся в полной тишине и с выражением отчаяния на вытянутой морде.

– Погоди-ка, – наконец, не выдержав зрелища борьбы, я махнула рукой, и паренек удивленно уставился на меня. Сдул длинную рыжую волосину со лба и прищурился с ехидцей.

Пару мгновений я молчала в попытках придумать хоть какой-то вразумительный повод не сажать крысюка обратно в бадью, но путного в голову ничего не пришло. Эх, сдается мне, пожалею еще о своем альтруизме. Хотя грызун с такой вселенской тоской в глазах на меня уставился. Даже усы, которые до того бессистемно подергивались, сейчас замерли будто в предвкушении.

– А есть клетка какая-нибудь? Чтобы его, – я кивнула на крыса, – туда посадить.

– Имеется, – тут же кивнул юнга и направился к спуску на корму. – Можем и посадить. Только зачем вам?

Интересно… паренек мотивов моих не понимает, но подчиняется. Значит, кое-какое влияние на команду я имею. Или нет? В конце концов, он всего лишь юнга, на корабле он каждому слуга. С другой стороны, раз уж я могу снять с них со всех это рыбье проклятье, которое чешуей и плавниками проступает на теле, они, наверное, стараются создать мне – вернее, Эстер – хоть какое-то подобие привычного комфорта. Она ведь аристократка, как-никак.

– Говоришь, не тонет и не дохнет, – протянула я задумчиво, все еще пытаясь распробовать на вкус особенности местного португальского акцента.

Юнга закинул крыса в клетку. Грызун шлепнулся на спину, перевернулся и попытался удрать, но парень быстро захлопнул дверцу.

– Не вылезешь! – матрос тряхнул квадратной решётчатой конструкцией так, что она загремела, а крыс пискнул и подпрыгнул.

Я кивнула и задумалась. Вот что теперь? Не тащить же это чудище в каюту капитана. Вряд ли он такому соседу обрадуется. А есть ли у меня на этом корабле собственный угол, я не знаю. Может и нет – сундук с одеждой-то в его каюте стоит.

Заметив моё напряжение, юноша снова проявил чудеса сообразительности.

– Могу в вашу каюту отнести, – предложил он.

– Пойдём, – тут же кивнула я и последовала за ним через палубу к другой лестнице.

Когда паренёк толкнул дверь и пропустил меня вперёд, я поняла, что спать в одной постели с капитаном-амфибией – идея не столь уж и плохая. Моя собственная кровать ютилась в таком маленьком пространстве, что кроме неё и деревянного ведра с крышкой – очевидно, для биологических нужд – в так называемой каюте ничего больше не помещалось.

Юнга с довольным видом протянул мне клетку, я, не осознавая, что делаю, взяла её и пробормотала слова благодарности одними губами. Когда паренёк уже повернулся ко мне спиной, чтобы уйти, я в последний раз окликнула его.

– Как тебя зовут?

– Ги, – обернувшись, ответил он и поспешил скрыться, очевидно, опасаясь, как бы мне в голову не пришла ещё какая-нибудь безумная идея.

Дверь за парнем захлопнулось, и тело отреагировало привычной дрожью, потом и холодом. Я снова оглянулась, сглотнула и до боли в пальцах стиснула в руках клетку.