Пленница сети

Ну и конечно за покупками они шли на мои деньги. Новый диван, кровать, шкаф, ковер, ремонт в прошлом году — все приобреталось на деньги, которые чудесным образом перекочевывали из моего кармана на благоустройство семейного гнезда моей родни. При этом я все равно оставался неблагодарным и черствым сыном, который не желал помогать в трудоустройстве брательника. А почему, собственно, я это должен делать? Он старше, всю жизнь был умнее, так вперед и с песней.

— Какую кухню ты предпочитаешь? — тараторила тем временем Акиншина. — Может, японскую? Девочки говорили, что открылся неплохой суши-ресторан, я по пути могу забрать у них заказ.

Щелкнув языком, я уперся лбом в фасад навесного шкафчика и представил себе очередной вечер в нашей огромной столовой за овальным столом под заунывную мелодию Шопена или Моцарта. Катерина любила классику, даже играла на каких-то инструментах. В свое время я считал это огромным плюсом к достоинствам девушки, но так как я в классике совершенно не разбираюсь, то и знания моей второй половины оказались бесполезны.

Первое время она старалась привить мне чувство прекрасного, но быстро сдалась, потому что с таким мужланом, как я, это пустая трата времени и сил. А роллы и суши я вообще не люблю, считаю это чисто женской едой. В голове всплыл образ картофельного пюре и котлет, желудок тут же отозвался положительным урчанием, рот наполнился слюной. Я оторвался от шкафчика, налил в чашку кипяток и, отключив мобильник, кинул его на столешницу. Слушать дальше болтовню Катерины не было сил. Она все равно купит свои сраные роллы, а мне какой-нибудь ростбиф по пути домой, так для чего лишнее сотрясение воздуха? Знаю, мое поведение может показаться грубым, но иногда по-другому общаться с ней я просто не мог.

Через полчаса в квартиру уже входила бригада мебельщиков, которые обязались собрать до вечера гостиную, кровать и шкаф. После рабочего дня моя помощница Люба заедет, проверит работу и заберет ключи от квартиры, чтобы мне не кататься по всей Москве в сумасшедшие пробки. И я со спокойной душой поехал в офис на машине с водителем, постаравшись выбросить из головы личные проблемы и окунуться в работу.

Когда перебирал бумаги, взятые с собой еще три дня назад на дом, мне внезапно захотелось достать телефон и зайти в сеть. Посмотреть, не написала ли чего Лера, не оставила ли где свой комментарий. Я осознал, что этот жест: достаешь телефон из кармана, заходишь в сеть, проверяешь сообщения — простой алгоритм, который я повторял каждый день, раз за разом, на протяжении нескольких недель — сродни курению. Тот же привычный набор движений — перекур, за которым ты прячешься для того, чтобы уйти от необходимости решать вопрос прямо сейчас.

Как и в случае с курением все эти простые манипуляции давали небольшую отсрочку, позволяли взять паузу и оттянуть неизбежное — необходимость встретиться лицом к лицу с реальной жизнью. Кинув бумаги на сиденье рядом, я достал из кармана мобильник, но не для того, чтобы выйти в сеть, а набрал номер Дмитрия, верой и правдой служившего мне уже более пяти лет. Он работал у меня в службе безопасности, зарекомендовал себя с лучшей стороны и нареканий никогда его работа не вызывала. За языком следил, в личную жизнь никогда не лез, в друзья не набивался и мог легко и быстро найти любовника Катерины Акиншиной.

— Добрый день, Владислав Юрьевич, — взял Дмитрий трубку после второго же гудка, словно ждал моего звонка с утра. — Чем могу помочь?

Глава 21

Black wolf

Весь день погрузился для меня в один сплошной туман. Действия были осознанные, но с годами отточенные до совершенства. Я говорил и делал одно и то же раз за разом, день за днем. Даже за окном пейзаж не менялся, только деревья росли, как и дома вдалеке. Партнеры по бизнесу от меня что-то хотели, помощники бегали вокруг с какими-то бумажками, я отдавал приказы, но голова была совершенно пуста. И лишь одна мысль назойливо не давала покоя: как там Лера? Но время зайти и проверить входящие появилось только ближе к вечеру, когда я снова уселся в машину и поехал домой.

Пусто. Ни одного сообщения от нее. Почему-то стало больно в груди. Странно. Я занес палец над экраном, но остановился, совершенно не зная, что писать. Правду о том, что скучаю? О том, что думаю о ней весь день и волнуюсь? А ей это надо? Выключил гаджет и кинул рядом на сиденье. Накатила странная злость на водителя, который ехал шестьдесят километров в час, хотя мог бы притопить и до сотни; на незатонированные стекла, через которые нещадно жарило солнце, а главное, на себя за то, что я впервые струсил.

Оказавшись дома в привычной стерильной обстановке, мне и вовсе захотелось завыть волком: стол сервирован на двоих, играет какая-то классическая музыка, в прихожей встречает Катя, облаченная в легкое синее платье и открытые босоножки. Она улыбнулась мне и привычным жестом забрала пиджак, дежурно спросила о прошедшем дне и пригласила пройти в столовую.

Как я и предполагал, у меня на тарелке оказалось мясо с гарниром из овощей, а у нее — любимые роллы. О том, что я утром бросил трубку, Акиншина никогда бы не заговорила, не потребовала объяснений, но если раньше я бы, по крайней мере, извинился сам, то сегодня просто смотрел в тарелку, которую хотелось расколотить на мелкие осколки.

Катерина тараторила о своем походе в салон с моей мамой, видимо стараясь заполнить неловкое молчание, аккуратно ела свое блюдо палочками и пила мелкими глотками вино из большого бокала. Рассказывала о давно ставшей мне чужой женщине словно о своей матери, об отце, который не имел на последнюю влияния, но ни словом не обмолвилась о брате, будто его и вовсе не существовало. Это было давно заведенное негласное правило. Одно его имя раздражало меня и моментально портило настроение, а в состоянии сродни извергающемуся вулкану о нем даже вскользь упоминать не следовало, и Катя это прекрасно знала. Безупречная, словно вылепленная из фарфора на заказ. Ни одного изъяна ни в форме, ни в содержании.

— Поиграем сегодня? — невпопад прервал я ее клекот. — В домике для гостей?

В этот момент она была похожа на восковую фигуру из всем хорошо известного музея. Лишь накрашенные ресницы недоуменно хлопали несколько секунд. Мне показалось, она даже перестала дышать, а на лице проскользнула гримаса отвращения. Я нахмурился, так как пауза затягивалась, в голове забродили странные мысли, но до конца не успели сформироваться, потому что Катя взяла себя в руки, отложила приборы и натянула на лицо виноватую улыбку:

— Прости, дорогой, я сегодня так устала…

Я фыркнул, не дождавшись окончания фразы, и вернулся к еде. Катерина продолжала сидеть памятником самой себе и таращить на меня накрашенные глаза.

— Ты меня все равно выпорешь? — каким-то мертвым голосом спросила она, и я снова оторвал взгляд от тарелки.

Раньше я не принимал отказы и всегда делал то, что собирался. И Катерина прекрасно это помнила. Она так и не научилась скрывать эмоции, поэтому выглядела испуганно, скованно и заметно побледнела. Рука у меня тяжелая, а пороть я любил. Ее округлая задница перенесла многое, но в качестве наказания девушка принимать спанкинг не любила. Да и можно ли ее за это судить? Я тоже отложил вилку, подпер подбородок рукой и устало на нее посмотрел. К чему приведет это наказание? Раньше оно могло быть лишь в дисциплинарных целях, а сейчас к чему? Заставлять ее делать то, что она не хочет, — уже насилие.

— Нет, — наконец ответил я и вернулся к еде.

Остаток вечера мы провели в полном молчании, и если бы девушка попыталась со мной заговорить, то велика вероятность, что я бы действительно огрел ее чем-нибудь тяжелым. После ужина прямиком пошел в душ, а потом завалился на нашу общую кровать, большую, с резной спинкой, которую я купил только потому, что она от какого-то там дизайнера. Следом в душ прошмыгнула Катерина, я же включил телевизор и машинально переключал каналы, прислушиваясь к шуму воды в душевой кабинке.