Пленница судьбы (Испытание чувств)

Он замер, точно вслушиваясь в звук ее голоса, потом нерешительно промолвил:

— Ты искушаешь меня, Мари. Полагаю, это не самый правильный выбор.

— Но я хочу этого, — сказала она, в который раз радуясь, что он не видит ее лица. — Зачем ждать? Или ты… не хочешь?

— Нет, хочу, — прошептал Кристиан. — Дело не в этом. Просто я думаю, ты не отдаешь себе отчета в том, что предлагаешь. В ваших краях девушкам запрещено вступать в добрачные отношения, и я вовсе не желаю, чтобы ты нарушала установленные правила. Не беспокойся, для меня это не самое главное, Куда более важным я считаю взаимопонимание, доверие, нежность, то, что, на мой взгляд, так редко встречается между мужчиной и женщиной.

— Кристиан, — нерешительно произнесла Мари, — давай уедем? Ты же знаешь, что я мечтаю уехать!

— Нет, — твердо отвечал он, — я не уеду — ни с тобой, ни без тебя. Остров — моя единственная и последняя пристань. Я «уеду» отсюда только… когда… умру.

Мари почувствовала, что он думает о смерти гораздо чаще, чем хочет показать, и ей стало страшно. И тогда она попросила:

— Обними меня и поцелуй. Иди за мной. И больше не говори глупостей.

…Хотя в тот раз дождя не было, они укрылись в том же сарае. Его руки тянулись к застежкам на ее платье, касались ее тела со страстной дрожью. У Мари бешено колотилось сердце одновременно от сладкого предчувствия и от страха. А потом она лежала не шевелясь, словно в забытьи закрыв глаза, возможно, подсознательно стремясь быть с ним на равных, и его прикосновения, на сей раз куда более откровенные и смелые, обволакивали ее невидимыми огненными волнами. А он сходил с ума, ощущая красоту этого живого, трепещущего тела…

Кристиан долго целовал и гладил ее шею, грудь и живот — кожа там была шелковистая и прохладная, как морская вода, — и нежно перебирал ее волосы.

— Ты очень чувственная девушка, Мари, — прошептал Кристиан. — Теперь мы попадем в рай. И… пожалуйста, подумай над моим предложением.

Мари кивнула.

…Кристиан оказался прав: они угодили в рай, рай телесных ласк, пламенный океан разделенной любви. Еще совсем недавно Мари не имела понятия о чувственных удовольствиях, а теперь упивалась ими. Обычно она прибегала в сарай утром, когда отец уходил в море, а мать еще не занялась дневной работой. Ей Мари говорила, что ходит купаться, благо дни стояли теплые. Она и в самом деле нередко плавала в море, после того как расставалась с Кристианом.

Когда он прикасался к ней, она смотрела на него затуманенным взглядом, и в ее крови пылал огонь. Иногда Мари чудилось, что от этого огня в груди вот-вот расплавится сердце. Прежде ее влекла душа Кристиана, как ей казалось, непохожая на души других людей, теперь их соединяли и телесные узы. Часто молодой человек просил девушку прийти еще и вечером, и она охотно соглашалась. Они были готовы без конца наслаждаться друг другом, потому прощания были мучительными и долгими.

Однажды, когда Кристиан вернулся домой после такого свидания, он застал Шанталь возле камина. Она шила, и танцующее пламя бросало отсвет на ее длинные блестящие ногти. На всем облике женщины, пусть немного поблекшем, подпорченном временем и разрушительными условиями жизни, лежала печать хрупкости и изящества. Она напоминала дорогой напиток, аромат которого слегка выдохся, или рожденную в клетке птицу, которая не в силах покинуть свое узилище.

Шанталь внимательно наблюдала за сыном, а он быстро прошел на середину комнаты и сказал:

— Ты не нальешь мне кофе, мама?

Женщина встала выполнить просьбу сына — и комната наполнилась мелодичным звоном серебра и фарфора.

Они сели друг против друга. Шанталь продолжала задумчиво смотреть на сына. Она ясно видела отражение недавней страсти в его лице и, не сдержавшись, спросила:

— Ты спишь с Мари?

Кристиан дернулся так, что расплескал кофе, и произнес угрожающе резко, пожалуй, даже грубо, чего прежде никогда себе не позволял:

— Это не твое дело! Моя жизнь никого не касается.

— Жаль, что ты ее не видишь, — помолчав, медленно произнесла Шанталь. — Да, она юна и свежа, у нее своеобразное личико, хотя на нем часто появляется вызывающее выражение, и весьма развитая фигура, но эти обломанные ногти и спутанные волосы! Признаться, у нее всегда такой вид, словно она только что лазила по скалам. И это платье… Она его когда-нибудь стирает? А произношение, манеры…

— Ее язык и манеры вполне соотносятся с местом, где она живет, и положением, в котором находится. Что касается остального… — Кристиан усмехнулся: — Смею заметить, обитательницы «Полуночной звезды» тоже прятали под постелями грязное белье.

— Но только не я! — Шанталь гордо вскинула голову, и ее глаза сузились.

— Да, мама, зато, если я иной раз видел тебя лежащей в этой кровати с позолоченными ножками и черным балдахином, мне казалось, что ты покоишься в роскошном гробу. Что скрывалось под внешним лоском? Ты пользовалась своей красотой и молодостью как капиталом. Твое сердце не сделало бесплатно ни единого удара. В Мари нет корысти, потому я ее и выбрал.

— А она… она тебя выбрала?

— Неужели ты думаешь, что девушка, воспитанная в строгих правилах, способна просто развлекаться со мной?

— Ты хочешь жениться на ней?

— Конечно. Я желаю, чтобы она поселилась в нашем доме и спала в моей постели.

— Кристиан… — Шанталь тяжело вздохнула. — Прости за прямоту, но такая жизнь тебя убьет. Ты страдаешь от бессонницы, и даже самые сильные лекарства не всегда помогают тебе избавиться от боли. А она совершенно здорова…

Он рассмеялся:

— Неужели ты ничего не понимаешь, мама? Пусть я счастливо проживу с Мари день, два, неделю, даже если потом мне станет совсем плохо! Поверь, будет еще хуже, если я останусь одиноким!

— Ты уверен, что она захочет ухаживать за тобой?

— Я сам никогда этого не допущу! Тогда я дам ей свободу, вот и все.

— А любовь? Если Мари действительно любит тебя, любовь не позволит ей уйти.

— Я не хочу думать о плохом, мама, — несколько нервно произнес он, — я желаю быть счастливым прямо сейчас, понимаешь!

— Хорошо. Почему тогда ты не женишься на ней?

— Она думает.

— Думает, выходить ли за тебя?

— Да.

Шанталь тихо ахнула и прикрыла рот рукой. А потом из мрака до Кристиана долетел ее звенящий от затаенной боли и страшного предчувствия голос:

— Я не хочу разуверять тебя, сынок, но мне кажется, она никогда за тебя не выйдет!

— Ты думаешь, у нее есть другой? — в тревоге произнес Кристиан.

— Не обязательно. Но в ней может жить желание, которое сильнее любви.

— Разве такое бывает?

И Шанталь тихо обронила:

— Не знаю.

В любовном упоении незаметно прошел месяц. Ветер стал холоднее и резче, листья понемногу опадали с деревьев, чтобы затем обратиться в земной прах. Иногда шли дожди. Мари знала: скоро все станет тусклым, серым, неясным, словно тени воспоминаний или отголоски чьих-то слов. И все-таки солнечные, погожие, яркие дни были нередки, и вода не остыла, потому Мари продолжала плавать. Она почти рассталась с мыслью уехать с острова. Скоро начнутся шторма, да и как можно бежать без денег, без помощи, без благословения родителей? К тому же ей было хорошо с Кристианом, то был настоящий медовый месяц: ничего сладостней она никогда прежде не испытывала. Когда станет холодно, они не смогут встречаться в старом сарае, так, может, ей и вправду обвенчаться с ним и переселиться к нему в дом? Зачем искать счастья на стороне, когда оно здесь, рядом, и так и просится в руки?

…Хотя самые страстные объятия и поцелуи были позади и оба уже оделись, Кристиан все еще не мог оторваться от Мари. Она лежала у него на руках, а он гладил ее так нежно, что девушке чудилось, будто он осторожно ласкает ее тело лепестками цветов. Оба так погрузились в чувственную негу, что не сразу заметили, а скорее почувствовали, как в дверном проеме возникла человеческая фигура.

Мари встрепенулась первой, быстро оправила одежду и вскочила, но Клод Мелен все увидел: и ее обнаженную грудь, и задранную юбку. Он прожил с женой, матерью Мари и Коры, больше тридцати лет — и то вел себя куда более целомудренно, чем эта пара!