Пленница Вепря

— Что-то случилось? — спрашиваю у него и по счастливому и чуть шальному взгляду все понимаю. — Какой срок?

— Пять недель, — самодовольно хвалится Павка. — Только что от врача…

— Поздравляю, — обнимаю я нового родственника. — Самая лучшая новость за последнее время!

— Майю не упусти, придурок, — глухо рычит Щетинин, радостно стуча ладонью мне по хребту. — Она сегодня улетает в Штаты. Может, сможешь уговорить остаться…

— Не-а, — отмахиваюсь. — Майка гордая, — морщусь, заметив оторопелую Пашкину физиономию, и продолжаю: — Да и мне сейчас уговаривать некогда. Не согласится она, даже если в ногах поваляюсь. Знатно я накосячил. Пусть остынет немного. Да не боись, Тин, все под контролем! — хлопаю по плечу старого друга. — Пойдем в дом. Пусть Алиска мне новости расскажет.

— Родя, — предупреждает Павка. — Ты же сам говорил…

— Прорвемся, Тин, — улыбаюсь я. — Майке ничего не грозит. Съездит, развеется и обратно вернется, — заверяю я Щетинина и, внимательно всмотревшись в изумленное лицо, спрашиваю: — Ты что-нибудь слышал о переделе власти в городе? Кто-то стравливает меня с Днищем. Никто из залетных не появлялся?

— Нет, — озадаченно бурчит Павка и, что-то сообразив, добавляет поспешно: — Я пробью эту тачку, не беспокойся. И справки наведу. Но, кроме вас двоих, у нас давно никто ничего не делит, — добавляет озабоченно.

— Так половина активов — мои, половина — Феднищева.

— Активисты хреновы, — раздраженно бросает Тин и, обогнув меня, первым заходит в калитку.

Я замираю на секунду. Снова пялюсь на солнышко, растопившее лужи.

«Если бы у нас с Майкой родился ребенок! — неожиданно осеняет меня. Я чувствую, как расплываюсь в дурацкой улыбке. — Наверное, день сегодня такой, — осаживаю сам себя. Снова гляжу на Улисс Нардин, сверяя время и внутренние ощущения. — Обратный отсчет пошел», — хмыкаю мысленно. И, отдав лопату охраннику, захожу в дом.

А в столовой уже хлопочут женщины: готовясь к обеду, весело переговариваясь, мама, сестра и племянница выставляют тарелки и блюда. Алиса резвой газелью тут же устремляется ко мне.

— Молодец, — не выдерживаю я. — Скоро благодаря тебе я стану дедом!

— Майя уезжает. Рейс в семнадцать десять. Вы бы поговорили, Родичка, — шепчет она, всхлипывая.

Я перевожу взгляд на мать и сестру — они застыли на месте и ждут, когда я со всех ног кинусь за Майей. «Еще не вечер, девочки», — говорю сам себе, а вслух сообщаю:

— Я по делам улетаю в Москву. Вернусь через три дня. Паш, ты тут присматривай, — прошу зашедшего в комнату Щетинина и направляюсь к дверям, точно зная, что мой уютный мирок начал меняться.

— А как же Майя? — лепечет вслед Алиса, наивно полагая, что я, как рыцарь на белом коне, сверкну доспехами и брошусь вдогонку. Буду умолять, стоять на коленях… Сейчас!

— Майя все для себя решила, — обрываю я дальнейшие нотации — совершенно не желаю их слушать, — а у меня есть дела и обязанности, — спокойно и холодно объясняю. — От меня люди зависят, понимаешь? Много людей. Я не могу вот так все бросить и бегать за Маечкой. Ты, кажется, сама ее увезла. Время пройдет — поговорим, — сурово бросаю на ходу.

И, поднявшись к себе, быстро кидаю в спортивную сумку самое необходимое. Захожу попрощаться к сыну. А по дороге в аэропорт смотрю на появившуюся двойную радугу, невесть откуда взявшуюся на горизонте. И, как глупый мальчишка, загадываю желание. «Добрый знак! Все обязательно получится, — уверенно заявляю самому себе и на парковке аэропорта забираю из рук замаявшегося ждать Приора пухлый конверт.

— Только ты в курсе, — предупреждаю я, устремляясь в зал вылетов, — молчи, кто бы ни спрашивал, — приказываю и тут же замечаю тихо: — Наведи справки, что за новый игрок появился на нашем поле. И кому выгодно стравить меня с Фигней.

— Обязательно, Родя, — недовольно бурчит мой первый зам и недовольно отводит глаза. — Что ты затеял, твою мать…

— Да все нормально, — усмехаюсь я и, зайдя в зал отлетов, сразу замечаю Майю, стоящую около стойки регистрации.

— Счастливого полета, чижик, — улыбаюсь печально. — До скорого свидания, моя хорошая, — шепчу, спрятавшись за колонну, и тут же поправляю себя: — Моя любимая.

17.

Майя

Мне до сих пор не верится, что Вепрь оказался таким внушаемым. Повелся на странные наветы и даже не удосужился ничего проверить. Кто такой старец Тимофей, я в душе не ведаю. Но и объясняться со сбрендившим мужиком не собираюсь, потому и ушла. Честно говоря, я почему-то ждала, что хотя бы утром Родион примчится за мной. И до сих пор втайне надеюсь застать его под подъездом. Но во дворе пусто. Да и в двери не маячит записка.

«А ты думала, что он проползет на коленях по лестнице и станет молить о прощении? Вот наивная! — усмехаюсь, прекрасно понимая, что мой так называемый муж и пальцем не ударит, чтобы вернуть меня. Я всхлипываю, но тут же обрываю глухой и никчемный плач. — Тебе заняться нечем? — сержусь я на себя. — Лучше соберись с мыслями и найди брошку!»

Я снова оглядываю чудесное бабушкино жилище. Маленькая однокомнатная квартирка, сплошь увешанная картинами и фотографиями. Невысокая горка на гнутых ножках, тахта и книжные полки, тянущиеся по одной из стен от пола до потолка. Тайников тут не слишком много. Подарочный томик Гете, где вместо страниц в переплет вставлена коробка — так себе схрон, но найти в обилии книг именно эту почти невозможно. Только если знать, где бабушка хранила драгоценности. Я отчетливо помню, куда клала брошку. Но сейчас ее здесь нет. Равно как и бабушкиных сережек с рубинчиками, вправленными в золотые лепестки. Зато поломанные золотые часы и кольца на месте.

«Если бы кто украл, забрали бы все», — натужно вздыхаю я и лезу в железный ящичек, вмонтированный под ванной. Но там только деньги, пара сберегательных сертификатов на предъявителя и документы на квартиру. Никакой ювелирки…

— Странное дело, — шепчу, выгребая наличность. — Ну куда ты могла подеваться? — обращаюсь я к любимой побрякушке. Но так и не могу вспомнить, куда ее положила. Интуиция подсказывает мне, что брошки в квартире нет. — Этого не может быть! — вступают мозги в спор с чуйкой. — В дом никто не заходил. Замки целые.

«Перестань паниковать, Майя, — просит меня здравый смысл. — Нужно собраться и лететь за Мелиссой. Времени мало. План Веприцкого, конечно, хороший, но не мешало бы продумать детали. Найти бы напарника».

Вот только где его взять?

Поднимаюсь с кафельного пола и внимательно смотрю на свое отражение в зеркале.

— Эх, Веприцкий, — усмехаюсь горько, — такую красоту проворонил!

Я еще с минуту сумрачно таращусь на себя, жалея, что оказалась Родиону совершенно ненужной.

«Спрошу я стул, спрошу кровать:

“За что, за что терплю и бедствую?”

“Отцеловал — колесовать:

Другую целовать”, — ответствуют», — проносится в башке с надрывом.

— Ладно, Родичка, целуй портреты, слушай своих очумелых родственников, — фыркаю, перебирая непослушные прядки, — а я уезжаю, мой дорогой! Счастливо оставаться.

«Нужно найти адвоката, дать аванс, и пусть начинает бракоразводный процесс, — думаю я и тут же замираю на месте, вспомнив о штрафных санкциях. — Идиот, самый настоящий идиот», — даю волю слезам и, усевшись на бортик ванны, реву белугой. Я только кажусь сильной и независимой. А на самом деле — влюбленная дурочка. Какого фига я вообще связалась с Веприцким? Зачем обратилась к нему? «Зато теперь у тебя есть план, — подсказывает внутренний голос. — Осталось собрать команду и, получив Мелиссу, вернуться в Россию».