Пленник дуба

— Я загляну в зеркало, раз ты так хочешь, родич. Но я не знаю Галахада, и может статься, не увижу ничего такого, что могло бы тебе помочь.

— Но все-таки — пообещай сделать все, что в твоих силах! — взмолился Ланселет.

— Я же сказала, что загляну в зеркало, — отозвалась Моргейна. — Но все будет так, как решит Богиня. Идем.

Солнце стояло уже высоко; когда они спускались к Священному источнику, сверху донеслось карканье ворона. Ланселет перекрестился, защищаясь от дурной приметы, но Моргейна подняла голову и переспросила:

— Что ты сказала, сестра?

В сознании у нее зазвучал голос Враны:» Не бойся. Мордред не убьет Галахада. Но Артур убьет Мордреда «.

— Так Артур по-прежнему остается Королем-Оленем, — вслух произнесла Моргейна.

Ланселет изумленно уставился на нее.

— Ты что-то сказала, Моргейна?

Моргейна вновь услышала Врану.» Не к Священному источнику — к чаше, и немедленно! Час пробил «.

— Куда мы идем? — спросил Ланселет. — Я что, позабыл дорогу к Священному источнику?

И Моргейна, вскинув голову, поняла, что пришла не к источнику, а к небольшой церквушке, в которой древнее христианское братство проводило свои богослужения. Они утверждали, что церковь построена на том самом месте, где старец Иосиф воткнул свой посох в склон холма, именуемого холмом Уставших. Моргейна взялась за ветку Священного терна. Терновник проколол ей палец до кости, и Моргейна, сама не понимая, что делает, протянула руку и провела на лбу у Ланселета кровавую черту.

Ланселет с испугом взглянул на нее. Моргейна услышала негромкое пение хора.» Кирие элейсон, Христе элейсон «. Она тихо вошла в церковь и, к собственному удивлению, преклонила колени. Церковь была заполнена туманом, и Моргейне казалось, что сквозь этот туман она видит другую церковь, расположенную на Инис Витрин, и слышит, как другой хор выводит:» Кирие элейсон…» — но в этот хор вплетались и женские голоса. Да, это наверняка слышится с Инис Витрин — ведь в церкви на Авалоне нет женщин; а там, должно быть, поют монахини. На миг Моргейне почудилось, будто рядом с ней опустилась на колени Игрейна, и она услышала голос матери, нежный и чистый.» Кирие элейсон…» Священник стоял у алтаря. А потом рядом с ним словно бы возникла Нимуэ; ее чудные золотистые волосы струились по спине, и была она прекрасна, словно Гвенвифар в молодости. Но Моргейна не почувствовала, как в былые дни, безумной ревности и зависти — она взирала на красоту девушки с чистейшей, непорочной любовью… Туман сгущался. Моргейна уже почти не видела стоящего рядом с ней Ланселета — но вместе с тем она ясно различала Галахада, преклонившего колени у алтаря другой церкви. Лицо юноши сияло, словно на нем отражался нездешний свет, и Моргейна поняла, что он тоже глядит сквозь туманы — в церковь на Авалоне, где стоит Грааль…

Моргейна услышала доносящийся из другой церкви звон крохотных колоколов, и еще услышала… она так и не знала, который священник это говорил — тот, который был на Авалоне, или тот, который находился на Инис Витрин, но в сознании Моргейны зазвучал мягкий голос Талиесина:» В ту ночь, когда Христос был предан, Учитель наш взял эту чашу и благословил ее, и сказал: «Все, что вы пьете из этой чаши, есть кровь моя, что пролита будет за вас. И всякий раз, как будете вы пить из этой чаши — вспоминайте обо мне».

Моргейна видела тень священника, поднявшего чашу причастия — но в то же самое время это была дева Грааля, Нимуэ… а может, это она сама, Моргейна, поднесла чашу к губам Галахада? Ланселет бросился вперед, вскрикнув: «Свет, тот самый свет!..» — и рухнул на колени, заслонив глаза рукой, а потом распростерся на полу.

От прикосновения к Граалю лицо молодого рыцаря, скрытое ранее тенью, вдруг четко обрисовалось, сделалось ясным и живым, и туманы развеялись; Галахад преклонил колени и отпил из чаши.

— И как давят множество виноградин, чтоб создать единое вино, так и мы объединяемся в этом бескровном и безупречном жертвоприношении, и станем мы все едины в Великом свете, кои есть бог…

Лицо Галахада просияло восторгом; казалось, будто юноша исполнен света. Он вздохнул, не в силах вынести переполняющей его безграничной радости, протянул руки и взял чашу… осел на пол и остался лежать, недвижен.

«Прикосновение к Священным реликвиям — смерть для непосвященного…»

Моргейна увидела, как Нимуэ — или это была она сама? — накрыла лицо Галахада белым покрывалом. А затем Нимуэ исчезла, и оказалось, что чаша стоит на алтаре — всего лишь золотая чаша таинств, уже не сияющая нездешним светом… хотя

Моргейна не была уверена, действительно ли чаша там стоит … ее окутывал туман. А мертвый Галахад лежал на полу церкви на Авалоне, холодный и застывший, бок о бок с Ланселетом.

Прошло немало времени, прежде чем Ланселет пошевелился. Когда он поднял голову, Моргейна увидела на его лице печать трагедии.

— Я оказался недостоин последовать за ним, — прошептал Ланселет.

— Ты должен отвезти его назад, в Камелот, — мягко произнесла Моргейна. — Он победил — он отыскал Грааль. Но это была его последняя победа. Он не смог вынести этого света.

— И я не смог, — все так же шепотом произнес Ланселет. — Взгляни — этот свет по-прежнему отражается на его лице. Что он видит?

Моргейна медленно покачала головой, чувствуя, как стынут ее руки.

— Нам никогда этого не узнать, Ланселет. Я знаю лишь одно — он умер, коснувшись Грааля.

Ланселет взглянул на алтарь. Христиане тихонько разошлись, оставив Моргейну наедине с мертвым и живым. А чаша, окутанная туманом, по-прежнему стояла на своем месте, неярко поблескивая.

Ланселет поднялся на ноги.

— Да. И чаша тоже вернется со мной в Камелот, чтоб все знали: поиски Грааля завершены… и чтоб рыцари не стремились в поисках неведомого навстречу смерти или безумию…

Он шагнул к алтарю, на котором посверкивал Грааль, но Моргейна повисла у него на плечах и оттащила его.

— Нет! Нет! Ты же рухнул при одном лишь взгляде на него! Прикосновение к Священным реликвиям — смерть для непосвященного!..

— Значит, я умру, пытаясь это сделать, — отозвался Ланселет, но Моргейна не отпускала его, и вскоре он сдался. — Но зачем, Моргейна? Зачем позволять этому самоубийственному безрассудству продолжаться?

— Нет, — возразила Моргейна. — Поиски Грааля завершились. Судьба пощадила тебя, чтоб ты мог вернуться в Камелот и рассказать об этом. Но ты не можешь унести Грааль обратно в Камелот. Ни один человек не может взять его и оставить у себя. Тот, кто будет искать Грааль, преисполнившись веры, непременно его найдет, — Моргейна слышала собственный голос, но не знала, что скажет секунду спустя — не знала до того момента, пока слова словно бы сами собою не срывались с ее губ, — найдет здесь, за пределами смертных земель. Но если вернуть Грааль в Камелот, он попадет в руки твердолобых, фанатичных священников и станет их орудием…

В голосе Моргейны зазвенели слезы.

— Умоляю тебя, Ланселет! Оставь Грааль здесь, на Авалоне! Пусть в нынешнем, новом мире, лишенном магии, останется хоть одна великая тайна, которую жрецы не смогут раз и навсегда разложить по полочкам, не смогут втиснуть в свои догмы…

Голос ее пресекся.

— Надвигаются времена, когда священники будут указывать роду людскому, что есть добро и что есть зло, как людям думать, как молиться и во что верить. Я не знаю, чем все это закончится. Быть может, людям необходимо пройти сквозь период тьмы, чтоб в конце концов вновь познать благословение света. Но, Ланселет, пусть в этой тьме сохраняется хоть один-единственный проблеск надежды! Однажды Грааль побывал в Камелоте. Но если священная чаша будет стоять на каком-нибудь алтаре, память о ее явлении неизбежно будет осквернена. Давай же сохраним хоть одну Тайну, хоть одно видение, что сможет манить людей за собой.