Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов

Иринна больше не улыбалась. Она ждала другого ответа. Надеялась, что Джессин скажет «да», позовет с собой, чтобы можно было и дальше работать вместе. А Джессин ответила «нет».

– Ньол, Синния и ты, – не без горечи проговорила Иринна. – Рикару будет на кого опереться.

– Если Ньол с Синнией останутся.

Обе понимали, что это слабое возражение.

– Их отсюда ничем не выковыряешь. Оба так и умрут в Ирвиане, – сквозь смех выговорила Иринна. Она еще смеялась! Что ж, прекрасно.

– Пожалуй, так.

– Я просто подумала… есть у нас время? Не знаю. Казалось бы, попасть в начало каждого списка – это хорошо? А получается, что все пошло прахом.

– Даже если нас переведут, – сказала Джессин, – даже если разбросают по всему свету, нам все равно придется работать в одной области. Согласовывать исследования. Делиться результатами.

– Но это уже другое, верно? Мне хочется, приходя в лабораторию, видеть там… нас. Ты понимаешь, да?

– Да.

– Но все меняется, правда? Бывают хорошие времена, а за ними приходят другие. И какие-нибудь еще. Ничто не остается, как было.

– Пусть так, – сказала Джессин. – Ты всегда можешь связаться со мной, даже если мы будем работать в разных лабораториях. С Кампаром. С Илси. Даже Тоннер, наверное, ответит на сообщения.

– Только не Рикар.

Джессин хихикнула.

– Да, Рикар – вряд ли.

Джессин не знала, что еще сказать, поэтому придвинулась к ней и взяла за руки. Они долго сидели молча, переживая, каждая по-своему, предстоявшую им потерю. Иринна пожала ей руки и выпустила их. Ее глаза блестели от непролитых слез.

– Мне надо…

Иринна указала куда-то за пределы двора.

– И у меня есть дела, – солгала Джессин, вставая. – Но я рада была повидаться с тобой.

– Может, Тоннер перенесет свою программу в Аббасат, так что я на каждых выходных смогу видеться с родителями. Они будут рады.

– Остается надеяться на лучшее, каким бы оно ни было.

– Будем надеяться, – согласилась Иринна и ушла.

Джессин засунула кулаки в карманы, выждала несколько долгих мгновений, чтобы Иринна отошла подальше и они избежали неловкого положения, когда двое идут вместе и в то же время врозь.

Вернувшись к себе, она отперла дверь и бросила кофту на стол в передней. С балкона в противоположной части квартиры доносился голос Джеллита, и она, подгоняемая тоской, двинулась туда. Брат говорил живо, взволнованно, воодушевленно: хорошие новости с работы, или выход новой книги любимого поэта, или просто солнечное настроение с раннего утра. Он это умел.

– Долго еще до конца этой серии? – говорил он, когда она подошла. На экране виднелось лицо одного из членов их группы астрономической визуализации. Имя она запамятовала. Она села на деревянный стульчик у дальнего конца перил, постаралась стать маленькой и незаметной. Собеседник Джеллита отвечал так же восторженно. Она посмотрела вниз, на улицу, и попробовала представить жизнь, в которой она ведет свой проект, а Иринна – старая подруга, которую она забрала к себе, – ждет ее в лаборатории. Если бы голова у нее работала чуть лучше. Если бы здоровье было крепче.

– Ладно, – сказал Джеллит. – Я буду. Но сейчас мне надо идти.

Он прервал связь. На балконе стало очень тихо.

– Неудачный день? – спросил ее брат.

Джессин покачала головой. Не «нет», а «не будем об этом».

– О чем речь? Данные сулят прорыв? Я думала, только у меня вместо каникул сплошные драмы.

– Мы принимаем серию данных, – согласился Джеллит. – Может, пустышка. А может, это важнее всего, что было за тысячу лет. Либо-либо. Среднего не дано.

Она захихикала, и он успокоился. Так они и общались, без слов. Если она еще может смеяться в ответ на сказанное им, дела не так уж плохи. Если дела не так уж плохи, он может чуточку расслабиться. Если он чуточку расслабится, она сделает то же самое.

– Я трепещу, – сухо сообщила она. – Что за открытие, какого не было тысячу лет?

– Знаешь, что такое эффект линзы?

– О нем рассказывал тот, как его, из Даяна. Приятель Рикара.

– Лларен Морс.

– Он самый.

– Я поговорил со своими людьми, а он – со своими, и мы совместными усилиями получили разрешение перенести фокус нескольких астероидных датчиков и подключить широковолновое радио. Ответный сигнал – точно между инфракрасным и микроволновым. В этом есть структура.

На Джессин накатила жалость к себе. Не убегая от нее – это было бы слишком просто, – она постаралась слегка отвлечься.

– Структура?

– Масса, само собой, но упорядоченная масса. И, насколько мы можем судить, не экзотическая.

– Не голая сингулярность и не макроскопический квантовый пузырь?

– Возможно, титан с углеродом. Сейчас мы добиваемся более четкого изображения, – сказал Джеллит. Голос его звучал ровно: так бывало, когда он задействовал лучшую часть своего мозга. Другие – не она – считали Джеллита незаметным. Он выглядел легкомысленным, но был умен и знал свою область науки не хуже, чем Тоннер – свою. Если не лучше. Приятно было смотреть, как брат отдается потоку рассуждений. Взгляд его смягчился, на губах заиграла улыбка.

– О чем думаешь?

– О том, что такая, вероятно не экзотическая, материя могла случайно создать эффект линзы. Надо еще проверить, но, если сигналы подтвердятся, я поручусь, что они не случайные.

– Искусственные?

– Искусственные, – подтвердил Джеллит. – Возможно, зонд.

– Откуда?

Джеллит только пожал плечами и ухмыльнулся.

– Мы и сами – пришельцы в этом мире. Может, нас нашли братья, потерянные в давние времена?

По улице, громко смеясь, шли трое в ряд. Порхнула белая птичка размером не больше кулака и тут же метнулась прочь. Мысли о руководстве исследованиями, о научной карьере, о разбитых надеждах на любовь и дружбу померкли. Джессин прижала пальцы к губам.

– Ого!

– Серия заканчивается через полчаса. Не знаю, что она даст, но кое-что мы узнаем.

Джеллит говорил тихо. Она услышала и несказанное: «Но если я тебе нужен, побуду здесь». Джессин шевельнулась, через плечо указала на дверь.

– Валяй, выясняй. Возвращайся, как только узнаешь. Это потрясающе!

В улыбке Джеллита были облегчение, и радость, и головокружение, налетающее, может, раз или два за всю жизнь, когда случается чудо. Он чмокнул ее в макушку, подхватил рюкзачок и скрылся. Через минуту она увидела, как он пробегает под балконом. Длинные, тощие ноги казались непослушными, будто он встал на них в первый раз. Откинувшись от перил, она улыбнулась. И только минуту спустя поняла почему.

Джессин росла в семье прихожан Серрантистской церкви. Старого седого священника звали Нансуи. Когда Джессин, став подростком, узнала, что такое навязчивые мысли и тревога, она обратилась к нему за помощью. Нансуи был терпеливым, внимательным, добрым. Очень скоро они отошли от богословских вопросов. Он большей частью слушал, говорил обычно о том, как трудно жить, будучи крохотной частицей очень большой вселенной.

Однажды он рассказал, как пришел к вере. Тогда он был таким же, как она теперь: молодым, объятым смятением и тревогой. «Слишком глубоко ушел в себя», – так он сказал. Он занялся медитациями и получил задание: ходить пешком, пока он не почувствует, как каждая ниточка носков на каждом шагу вдавливается в подошвы. Ей все еще вспоминалась мягкая улыбка, с которой он описывал, как молодой Нансуи пытался сосредоточиться, скучал, отвлекался, злился, снова обращался к своим носкам. А на третий день пережил то, что изменило всю его жизнь. В промежутке между двумя шагами он получил откровение – о том, как огромна и удивительна вселенная, и о том, какое место он занимает в ней. О том, как ничтожен мальчик на чужой планете посреди огромной галактики. На миг он дотянулся мыслями до дальних краев вселенной и ощутил вес своей жизни, своего эго, своей борьбы – легче пушинки.