Пленник

– Но ты не сделал ни одной попытки, - констатирую я. Во всех абсолютно легендах о вампирах они не могут сопротивляться искушению выпить кровь. Они монстры, хоть и в человеческом обличии. – Как ты объяснишь, что не набросился ни на меня, ни на кого-либо из людей ни разу за полторы недели?

– Несдержанность – не есть добродетель, - отвечает Мейсен мягко.

Я перехожу к следующему факту:

– На твоем теле нет следов укуса. Невозможно доказать, что ты стал таким, как сейчас, именно тем способом, каким предполагаешь.

Эдвард Мейсен садится обратно на стул и закатывает глаза. На его губах недоверчивая ухмылка. Наш разговор становится похож на нелепую борьбу - перебрасывание фактами.

– Я бессмертен.

– Невозможно проверить. Для этого ты должен прожить под постоянным наблюдением не один десяток лет.

– Есть другие способы, у вас была тысяча возможностей, - тихо говорит он, и я вспыхиваю от возмущения, когда до меня доходит, что он имеет в виду.

– Никто не станет проверять. Никто не будет в тебя стрелять ради этого!

– Я не был против, - бормочет он, и когда я, расширив глаза, смотрю на него, продолжает более громко: - Я здесь уже полторы недели, и все ради того, чтобы вы научились убивать таких, как я. Что вам мешало проверить на мне все свое вооружение? Уверен, что-то обязательно бы подошло!

– Ты хочешь умереть?! – восклицаю я потрясенно.

– Пожила бы с мое, смогла бы понять меня… - внезапно голос Мейсена понижается и снова становится смертельно усталым.

– Конституция Соединенных штатов не позволит применять к человеку насилие без оснований, - возражаю я удивленно.

Мейсен поднимает руки и показывает мне кандалы как доказательство обратного. Я вздыхаю и оправдываюсь:

– Это другое. Простая мера предосторожности.

– Мне сто семьдесят один! – Он продолжает наш спор.

– Недоказуемо. Нет свидетельств, что ты родился в тысяча восемьсот тридцать девятом. Твоего имени нигде не значится. Все люди с твоей фамилией, которых мы нашли, не подходят под твое описание. Фактически тебя не существует на Земле.

– Ты смеешься? – восклицает он.

Разве похоже, что мне смешно?

– Нет.

– Я мертв, мое сердце не бьется, - говорит он, но уже не так уверенно.

– Невозможно проверить. Твоя кожа – неприступная крепость. Мы не видим того, что внутри. Мы не знаем, бьется ли твое сердце, или оно просто хорошо защищено? Ты слышишь его стук? Слышишь внутри себя какое-то движение?

Он задумчиво прислушивается к себе, его грудная клетка замирает.

– Нет, - наконец, отвечает он. – И я вампир.

Я не могу удержаться от улыбки. Он выглядит забавно в попытке доказать. Он похож на наивного ребенка, в выдумку которого никто не верит.

– Ну а как же с другими доказательствами? – спрашивает он. – Холодная твердая кожа?

Я с сочувствием качаю головой.

– Нет нигде точных, подтвержденных документально данных, какой именно температуры и твердости должна быть кожа вампира. Если предположить, что он мертвец, его тело должно сохранять температуру окружающей среды, твое же не нагревается в теплом помещении, поддерживая свою собственную температуру. Это показатель того, что ты не мертвец, просто твои жизненные показатели другие. Скорее, мы бы назвали тебя «альтернативно живым». Твердость кожи и вовсе не совпадает ни с одной из многочисленных легенд. Ты помнишь, осиновый кол способен поразить сердце. А твою кожу не берет даже металл!

Он молчит, на его лице полнейшая растерянность.

– Глаза вампира красные, - продолжаю я.

– О боже… - стонет он, сползая на стуле и закрывая лицо ругами. Цепи звенят.

– Они цвета выпитой крови, - настаиваю я.

– Это потому, что я предпочитаю кровь животных, - оправдывается он, избегая смотреть на меня.

– Чем кровь животных отличается от крови людей? Разве она не того же красного цвета?

Эдвард Мейсен отнимает руки, его глаза больше не пустые, на губах удивленная улыбка. Теперь ему смешно.

– Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. Я не вампир, по твоему мнению?

Я не уверена, и смотрю на него проницательно.

– Думаю, это нуждается в дополнительной проверке, - говорю я, сожалея, что у меня не будет на это времени. – Но химические элементы твоей слюны, которых не существует в природе, а также твои повышенные способности и многочисленные отличия от человека о многом говорят. Есть исторические свидетельства о пришельцах, обладающих силой, во много раз превышающей человеческую. Есть также многочисленные упоминания в древнегреческой, египетской, китайской и индийской мифологии о непобедимых бессмертных существах, не принадлежащих этому миру. Их возводили в ранг Богов и поклонялись им.

Эдвард Мейсен смотрит на меня с саркастической ухмылкой на губах.

– Все может оказаться и более прозаично. Часто люди, возвращающиеся после похищения инопланетянами, обретают способности, позволяющие им заглядывать в будущее, определять болезни. Зафиксированы случаи, когда люди могли летать по воздуху или подолгу оставаться под водой без дыхания, двигать на расстоянии предметы, видеть сквозь стены… Это, конечно, не совсем то, что у тебя, но, думаю, я нашла единственное рациональное объяснение.

– И какое же? – На лице Мейсена вежливый интерес, он силится не рассмеяться.

Меня обижает его недоверие, но я все же озвучиваю свое предположение вслух, как бы нелепо оно не звучало:

– Я склонна думать, что ты не с нашей планеты, просто не помнишь этого.

– Я инопланетянин? – смеется он. Теперь действительно смеется, искренним и неподдельным смехом. В его глазах нет пустоты.

– Потомок Богов или инопланетянин, или подвергшийся экспериментам инопланетян человек… но не вампир, - пожимаю я плечами.

– Вы, люди, потрясающе изворотливы в самообмане, - говорит он. – Вам проще придумать свое нелепое объяснение, чем признать, что ваш идеальный мир, построенный на лжи и самоуверенности, совсем не тот, каким вы привыкли его представлять. Напрасно я сюда явился, только время зря потратил. Вы не поможете ни мне, ни себе. Вы еще не готовы к переменам. Предпочитаете жить в огромных розовых очках. Вам удобно верить, что этот мир принадлежит вам, и что вы контролируете ситуацию. И пока вы думаете так, ничего не изменится…