Пленники судьбы
Шрифт:
Я растерянно посмотрела на Варин. Ну, а та, в свою очередь, глянув на книгу в моих руках, не менее растерянно уставилась на меня.
— Нет… Не может быть…
— Да, Варин, да, это они и есть… Две толстенные книги и пять свитков…
Длинная фраза, которую затем Варин произнесла в пространство, удивила меня ничуть не меньше, чем та невероятная находка, что сейчас лежала перед нами в потрепанных дорожных сумках. Надо же, а мне еще недавно и в голову не могло придти, что Варин знает такие слова, да к тому же умеет так разнообразно и затейливо их применять…
Глава 10
Да, вдобавок ко всем нашим радостям и для наступления полного счастья единственное, что нам не хватало — так только этой находки. И без
Если коротко: мы совершенно случайно набрели именно на то, или, вернее, на те самые колдовские книги, за которыми нас, по придуманной Вояром легенде, и послали в Нерг. Древние книги и свитки из главного хранилища тайных знаний Нерга, точнее, некоторые из тех самых похищенных оттуда манускриптов, которые уже не одну сотню лет разыскивают колдуны.
Сразу стало все понятным, в правильный рисунок сложились все кусочки головоломки. Кое- что из того, о чем мы не знали, порассказал и Койен, который дал знать о себе через какое-то время. Правда, объявился он ненадолго, но и краткого общения с ним мне хватило, чтоб понять многое…
Так вот, тот человек, чей скелет находится на лежанке в пещере, при жизни являлся одним из главных членов конклава колдунов. Сколько колдунов входило в конклав — точно неизвестно, их число постоянно менялось, но, тем не менее, численность тех избранных никогда не превышала сотни: слишком высокие требования предъявлялись тем, кто хотел войти в число особых, возвышающихся над всеми и достигших подлинных высот в своем деле. Но всегда, еще с древних времен, было одно незыблемое правило: во главе конклава стоял не один человек, а трое, примерно равных по знаниям, силе, уровню мастерства. Считалось, что подобный триумвират в правлении страной куда более эффектен, чем безраздельная власть одного человека. Этих троих избирали общим голосованием все те, кто состоял в конклаве. Так вот, тот, чьи останки сейчас лежат перед нами на грубо сколоченной лежанке — он как раз и был одним из той троицы, что в свое время вершила судьбы не только Нерга, но и многих подвластных ему стран.
Рин-Дор Д'Хорр был одним из тех, кого боялись, и до высокого колдовского мастерства которых только мечтали дорасти. Человек маленького роста и большого ума, которому молодежь меж собой дала немного язвительную кличку — Москит. Пусть он не задался ростом, но зато власть приобрел большую, обидчиков «кусал» больно, и надо признать, этот человек был одним из тех, кого много позже назовут «великим, но недальновидным». Умный, жесткий, волевой, и притом весьма злопамятный. Довольно опасное сочетание…
Вместе со своими давними товарищами Москит крепко держал конклав твердой рукой, с неприязнью относился к непонятным фантазиям и ненужным, на его взгляд, экспериментам честолюбивой молодежи — незачем, мол, портить невесть какими выдумками то, что уже и без того проверено веками. Нерг, мол, стоял на крепких древних традициях, и на них же будет стоять дальше, так что не стоит расшатывать крепкие устои новомодными веяниями для ублажения горячей молодежи — мало ли что им в голову может придти!.. На то она и безголовая юность, чтоб жить невесть какими фантазиями… Дескать, вырастут, с годами наберутся ума, и только тогда поймут, что можно делать, а о чем и думать не стоит. В колдовском искусстве Москит придерживался старинных патриархальных устоев, и, разумеется, требовал того же от других. Постепенно его приверженность старине стала притчей во языцех, а позже многие чуть ли не в открытую стали упрекать Рин-Дор Д'Хорра в том, что он стал выживать из ума. Что ж, справедливости ради следует признать, что к тому времени Москит, и верно, был уже очень стар.
Конечно, жизнь идет своим чередом, в нее всегда приходит что-то новое, которое, нравится это некоторым или нет, но надо принимать. Спорить с этим очевидным понятием просто глупо. Наиболее прозорливые старики в конклаве это понимали, и не возражали против введения некоторых изменений как в науке и исследованиях,
так и в политике и жизни Нерга, тем более, что в то время это действительно было необходимо. Думается, что со временем, скрепя сердце, и Москит должен был бы признать, что определенные изменения, и верно, нужны, только вот ему для этого не хватило времени. А, может, причиной всего было упрямство старого колдуна и его нежелание перемен, к тому времени достигшее своего предела…Дело в том, что подрастающие молодые колдуны, словно волчата, хлебнувшие крови, рвались к главной добыче, то есть к самым вершинам власти в конклаве. Однако Рин-Дор Д'Хорр посчитал (и это была его основная ошибка), что галдящая и требующая для себя немыслимых привилегий (по его понятиям) молодежь еще недостаточно опытна, и, при том, обладает далеко не всеми необходимыми знаниями, чтоб претендовать на высокие места в конклаве, решать судьбу страны, или же диктовать кому-то свою волю. Молоды, мол, да вдобавок ко всему наглы и невоспитанны. Вот годков через десять, если они к тому времени хорошо подучатся…
К сожалению, старый колдун совсем забыл о том, что волчата быстро превращаются в хищных волков, которые не боятся ничего, кроме грубой силы. И еще молодые волки жаждут крови, которую каждый из них уже успел не раз вкусить, добираясь до заветного членства в конклаве… Вдобавок волчата сумели сбиться в большую стаю, а с этой опасностью следует считаться даже заматеревшим в сражениях старым бойцам. Так что если от вожделенной цели жаждущих боя молодых волков отделяет недовольство каких-то замшелых пеньков, у которых от старости мозги давно покрылись плесенью, то пусть те пни во всем последующем винят только себя — в конце концов на этом свете трухой становится все, и первым в прах превращается именно то, что мешает идти вперед и беспрестанно путается под ногами… У стаи могут быть лишь сильные вожаки, из числа тех, что могут не только завоевать, но и удержать свое место под солнцем. Ну, а те из старых волков, что вздумают воспротивиться силе молодых, быстро ощутят на своей шее тот самый мощный захват железных клыков, после которого обычно не выживают…
Однако оскорбленные и преданные учениками старики вовсе не собирались сдаваться без боя. Оно и верно: среди тех, кто в свое время пробил себе дорогу в конклав, слабаки не встречались. Были, пусть и старые, но бойцы, не привыкшие просить милости у победителя. Матерые, пусть и постаревшие волки, даже лишенные многого — с такими всегда надо считаться…
Теперь уже доподлинно неизвестно, кто именно из тех стариков, которых с треском выставили из конклава, подал идею насчет похищения наиболее ценных рукописей из главного хранилища, но все остальные полностью поддержали это безумное предложение. Старики были глубоко оскорблены, а от обиженных людей трудно ожидать полностью логичных поступков. Возможно, изгнанные из конклава этими своими действиями на что-то рассчитывали…
Сейчас на этот вопрос уже не ответить, однако каждому ясно, что внезапная потеря власти больно бьет по человеку. А если учесть, какая власть у них была еще совсем недавно, и что они потеряли!.. Падать вниз всегда больно и нестерпимо обидно, и вдвойне, а то и втройне тяжко рухнуть с той вершины, на которую они в свое время сумели взобраться с таким трудом. Подобные обиды просто так не забываются, а чувство мести часто затмевает голос рассудка, так что последствия могут быть весьма непредсказуемы.
Так случилось и здесь. Старики прекрасно понимали, что те, кто в открытую восстанут против молодых захватчиков, долго не протянут — не те сейчас времена, и не те обстоятельства, чтоб новая власть в конклаве проявляла милость к поверженным, тем более что эти поверженные были все еще очень опасны. Как было сказано: большинству из тех старых членов конклава, которые все еще противятся переменам, нечего делать в столице. Однако в память об их прошлых заслугах старикам дозволили удалиться живыми в ссылку. Но каждому было поставлено одно условие — изгнанным следовало навсегда забыть о возвращении назад!