Пленники темной воды
Шрифт:
— Кто-то на «Катран» глаз положил? На это намекаете?
— А времена сейчас какие, Захар Петрович? Тащат всё, что плохо лежит. И что хорошо лежит — тоже тащат. В Западной группе войск что творилось, помните? Спекуляции, «левые» продажи… Одной техники сколько списали — страшно сказать. И попробуй, подкопайся теперь. Что ушло, кому, куда, за какие деньги… Как писали романисты прошлого: «тайна, покрытая мраком». Когда и в стране, и в войсках неразбериха — многие этим пользуются.
— А в Эстонии что происходит? Я имею в виду, что там вокруг лодки творится?
— Скорее, не вокруг лодки… Ходовой часть, Захар Петрович. Вот что интересно. Двигательная установка, системы энергоснабжения — всё
— Ну, так значит слава Богу! То есть… Лодку отбуксировали, а двигательную установку…
— Должны были вывезти по железной дороге. Часть узлов — в закрытых вагонах, цистерны — под тентом. Не вывезли, Захар Петрович. Не вывезли, ироды, потому мы с вами сейчас и ведём эту самую беседу. Потому я вас и прошу помочь нам.
— Преднамеренно задержали?
— Сейчас с этим и разбираемся.
— Почему вы, а не военная прокуратура?
— Далеко дело зашло, Захар Петрович. Политика приплелась, будь она неладна. Да и в наших конторах… не всё чисто. Если коротко, положение, похоже, складывается такое. У нас имеется информация о том, что группа, состоящая из высокопоставленных офицеров Министерства обороны России и сотрудников российских спецслужб из управления военной контрразведки, вступила в сговор с эстонскими правительственными чиновниками и бизнесменами. Цель сговора — налаживание канала поставки транзитом через территорию Эстонии новейших образцов российской военной техники. Причём, похоже, самого широкого спектра. Имена потенциальных покупателей нам известны, хотя в каждом конкретном случае оценить, на какой именно стадии находятся переговоры по поставке довольно трудно. Тем не менее, конечные точки отправок просчитать можно. Но что мы не можем просчитать совершенно — степень готовности к применению некоторых изделий. В том числе и изделий по Проекту 613Э…
— Он тоже попал… как сейчас говорят, в прайс-лист?
— Да, Захар Петрович, попал. Причём, похоже, в одну из первых отправок. Если даже не в самую первую. А теперь я вам объясню, почему мы всем этим занялись. Наши военные чиновники имеют очень мощное прикрытие. Там, вверху. Гораздо выше, чем потолок, на который вы сейчас посмотрели. Действовать по официальным каналам — как минимум поднять шум. Каждый шаг моих друзей, оставшихся сейчас на службе, под контролем. И далеко не все информаторы нам известны. Если наши коллеги начнут расследование, официально заведут дело — «засветятся» почти наверняка. И в лучшем случае — вылетят из органов. Это если сильно повезёт. А в худшем… Сами понимаете. Кроме того — спугнут «клиентов». Мы ведь даже масштабы планируемой операции пока в полной мере оценить не можем. И если сейчас резкое движение сделать необдуманно — канал поставки законсервируют месяца на два-три, наших коллег за это время очень грамотно «прикроют», потом канал расконсервируют. И чёрта с два мы в этом случае что-нибудь сможем сделать. Выход? Действовать, но под прикрытием. Да, именно под таким вот прикрытием. И именно в стенах таких вот офисов вести работу. Коммерческих офисов. Они, как это не покажется странным, сейчас обеспечивает наибольший уровень безопасности для нашей работы.
— Понятно. Но вот по поводу безопасности работы… Почему тогда вы со мной откровенничаете, Дмитрий Алексеевич? Вы сами говорите, что масштаб сговора вы пока оценить не можете. А если и я…
— А если и вы — то вряд ли бы так говорили. Удивлялись бы сейчас, возмущались и цокали языком. Не так?
— Да как сказать… По всякому люди себя ведут…
— Мы знаем нескольких абсолютно надёжных людей, которые в эту историю никоим образом не вовлечены. И один из них — вы, Захар Петрович. Вы информированы, компетентны, но не вовлечены. Таких мы смогли выявить
всего пятерых. Но с вашим уровнем компетентности — ни одного.— Вы во мне уверены?
— Абсолютно.
— Проверяли?
— Проверяли. Долго проверяли. Тщательно.
Захар Петрович протянул Михайлову пачку фотографий.
— Тогда складывайте обратно… И две минуты дайте мне подумать.
Михайлов, аккуратно подправив стопку плотных листков, положил фотографии в пакет. Закрыл его. Щёлкнув ключом, открыл ящик стола и положил туда пакет. Снова закрыл ящик на ключ.
Краем глаза посмотрел на часы, слегка показавшиеся из-под края рукава.
И ещё с минуту сидел неподвижно, внимательно разглядывая лишь ему одному видимую точку на стене комнаты. Внимательно, не отводя глаз.
— Вот что, — сказал Шатров, — моё решение. Решение таково… В общем…
Михайлов улыбнулся. Едва заметно, только углами рта. Улыбка задержалась на лице его ни полминуты и была она при этом такой мягкой и открытой. Словно он пытался хоть каким-то, пусть даже едва заметным знаком подбодрить своего собеседника, без малейшего давления и принуждения, разве только такой вот дружеской улыбкой.
«Ну что же вы… Время ли сейчас колебаться? Можно ли так поступать сейчас, в такой тяжёлой обстановке? С нами?»
— Хорошо. Решение я принял…
— Рад за вас, Захар Петрович. И какое?
— Валяйте. Задавайте вопросы. Список, небось, уже подготовили?
— Список… А зачем он? И так с вопросами всё ясно. Безо всяких списков. Кстати, я ведь об оплате вашей консультации пока ничего вам не сказал…
— Это потом.
— Почему не сейчас? Или хотите мои вопросы сначала послушать?
— Именно так. Я, знаете, своей информации цену знаю. И свою продукцию тоже оценить смогу. И направленность ваших интересов тоже. Так что — сначала вопросы.
— Хорошо, будем действовать по вашему плану. А первый мой вопрос следующий: степень готовности изделия. И ваша оценка результатов испытаний. Вот это мы, пожалуй, обсудим подробно…
— 10 —
03 сентября, 1994, суббота, 13.20, Таллинн
Странное чувство… Предчувствие зимы.
Странно, когда возникает оно в самом начале сентября.
И кажется даже, что пахнет снегом.
На каждом вдохе — лёгкий, белый, чуть слышный, в воздухе растворённый запах едва рождённого, декабрьского снега. Откуда появился он на этих тихих улицах, одетых ещё по осеннему сезону в жёлто-зелёную листву? Откуда залетел он в середину сентябрьского дня? Свежий ли ветер принёс его с просторов знобяще-синего, в изломанных, тревожных линиях взлетающих к небу волн, ледяного полдневного моря? С дальних ли снегов Лапландии, через просторы Суоми летел он гонцом грядущей следом зимы?
Или, может, то ещё память о зиме прошлой?
Незримый след, оставленный в воздухе. Пролёт снежинок над древней, недвижной, дремлющей в сумраке короткого зимнего дня площадью. Давно прошедший декабрь. Прошлогодний снег.
Или всё таки…
Вильяр стоял на смотровой площадке — и смотрел (в который раз уже за свою жизнь) на Старый город.
Красно-черепичный в скатах крыш; светло-зелёный во взлёте Олевисте; серый в изрезах известняка; тёмный в строгом монашеском платье; весёлый и беспечный в лазурно-синих, солнечно-жёлтых, розовых, сиреневых фасадах зданий; сластёна, вымазавшийся в кремовом торте «Майасмокк»; запах кофе; имбирь и мята; но ветер с верхушек волн — хриплый кашель с солёной мокротой — матрос, что сидит в гроте бара с кружкой стынущего грога в руке; чёрные своды подвалов; отблеск стекла — приоткрыли окно; море — старым другом едва ли не в улицы, в самое сердце, каменное, столетнее сердце Города.