Пленники вечности

— Демоны шастают по Реке Времени, как домовые по конюшне, — говаривал он. — Что им время? Способ до Последней Битвы уклоняться от гнева Небес, не более.

За одним таким «кромешником», существом с «кромки мира» и охотился калика Рагдай. Скоморох увидел в своем новом ученике способ настичь демона.

В другом месте нашего повествования излагалось, как в любительских опусах несостоявшегося йога он увидел ключ к тайне Реки Времени. Увидел, и сам ступил в нее.

Так островитянин остался один.

* * *

…Сейчас он шел между древними деревянными идолами в сопровождении двух здоровенных собак, по привычке разговаривая сам с собой:

— И откуда Рагдай взял, что какой-то там демон, прыгнув в наше время, утянул на свое место всю питерскую ролевую тусовку с реконструкторами в придачу? Вроде бы вырос в пасторальных местах, дурацкую фантастику в детстве вместо «курочки рябы» не читал, фильмов голливудских не смотрел. Однако же, поди ты…

Одна из собак повернула к нему морду и вяло вильнула хвостом.

— Вот и я говорю, — обращаясь к псу, заметил добровольный затворник, — типичная притянутая за уши теория. А что в ней не так?

Собака встала на задние лапы, расцарапала передними рубаху на груди островитянина и лизнула того в нос.

— Именно, Гармоша, — закончил парень, уворачиваясь от слюнявой собачьей морды. — Такая липовая теория не может иметь продолжения в практике. Однако — Рагдая здесь нет. Вернее — нет в этом времени. Он — там!

Человек, одетый в домотканую рубаху, крашенную ягодным соком, и в обтрепанные джинсы, воздел к небу палец:

— Он сейчас в городе Ленинграде, то бишь — в Санкт-Петербурге. И это — весьма странно и парадоксально, ты не находишь?

Вторая собака с сомнением глянула на него, подошла и потерлась лобастой головой о колено, словно желая утешить.

— Почему, например, я так не могу? Рагдай может, а я — нет?

— Потому, что Рагдай зело мудер и хитер, а ты зелен ышшо, — послышался скрипучий голос.

Парень аж подпрыгнул на месте от неожиданности. К слову сказать, собаки оказались удивлены не меньше.

Поначалу они с лаем кинулись на пришельца, но, опознав его, принялись радостно прыгать вокруг и ластиться.

Спутник Рагдая по известному визиту к Зализе скинул с плеча дорожный мешок, распустил схватывавший горловину ремень, порылся в недрах и кинул псам сухую баранку.

Те принялись с энтузиазмом грызться, забыв о людях.

— Поди, обленился, — тем же ворчливым голосом поинтересовался калика. — Заветы рагдаевы позакинул, бока полеживаешь, пуп почесываешь?

— Никак нет, — обиженно надул губы островитянин. — Тренируюсь.

— Чаво? Я из простых, аглицкой речи, али там фрязинской, не разумею.

— Словом — делаю, что велено.

— Эт правильно, эт здорово, — похвалил его бельмастый мужчина, любовно оглаживая ближайшего идола. — Отец Дружин — он все видит, за дурь и лень тяжко наказывает.

Парень, готовый выслушать целый ушат подобных откровений, уселся на гнилое бревно.

— А чего уселся-то? Давай, волоки посохи.

— Как же, с дороги не отдохнешь? — с надеждой спросил островитянин. — Поди — шагал без остановки весь день…

— И ночь, и ночь шагал, милок. Ты посохи тащи, а не языком чеши.

Парень ушел и вернулся с двумя резными палками в рост человека, толщиной в руку, обожженными на костре.

— Ну что, начнем помолясь, — сказал калика. Молиться он не стал, а резко кинулся вперед, разя посохом по ногам.

Затворник едва успел подпрыгнуть и тут же сам взмахнул палкой, целясь без особых церемоний в седую голову. От ненужного почтения к старости его давно отучили.

Удар, конечно, прошел мимо, посох бессильно грянул в песок, с солидным гудением взрезав воздух. А калика был уже сбоку, подсекая своим неказистым оружием коленки.

Парень с размаху приземлился на загривок, больно ударившись плечом о трухлявое бревно. Когда восстановилось дыхание и перестали плясать перед глазами разноцветные круги, он услышал:

— Подраспустил тебя Рагдай, движешься, словно утица брюхатая. Ну что, встать сможешь?

Пристыженный поединщик поднялся.

— Зато я все знаки запомнил, и травы… да и про каменья тоже.

— Так уж и все, — прищурился скоморох. — Все только Отец Дружин знает.

— Те, что Рагдай показывал, — поправился парень, с опаской отодвигая ногой свой посох.

— Накормишь, выйдем на бережок с прутком, покарябаешь, что уразумел, — величественно сказал калика. — А я пока сосну маленько.

Совершенно не чинясь он уселся на мешок, размотал обмотки, скинул свои грубые сапоги, распустил веревку, которой была подпоясана рубака, и разлегся. Его незадачливый ученик только покачал головой — буквально через пару мгновений скоморох уже спал со счастливым выражением на лице.

— Нет, человек все же венец природы, — сказал он, направляясь к месту хранения нехитрых припасов. — А наглость — второе счастье.

Не успела вскипеть похлебка, как скоморох оказался тут как тут, посвежевший и улыбчивый.

— Кушать подано, — вяло сказал затворник.

— Чаво? Опять как-то по-поганому говоришь.

— Жрать садись, говорю.

— Жрут только свиньи, да немчура всякая, — наставительно заметил скоморох, орудуя в котле невесть откуда взявшейся костяной ложкой. — А мы трапезничать станем.

Еда, по давно заведенному обыкновению, прошла в молчании, только поскуливали вечно голодные псы, принюхиваясь к соблазнительным запахам.

— А когда Рагдай вернется? — наконец спросил парень, наблюдая с толикой отвращения, как скоморох дает вылизать свою ложку ближайшей собаке.

— То мне неведомо. Зато ведомо, что его затея не удалась.

— Откуда знаешь?

Скоморох степенно и неторопливо поднялся, подошел к воде.

— Видишь?

Волны, тяжелые от зеленоватой тины, бились о подножье крайнего из резных истуканов.

— Водица наступает. Каждым днем пребывает, подтачивает остров, обнимает, душит, подмывает корни…