Пленники замкнутой бесконечности

Итак, размышлял Гнюйс, у меня полно козырей, но в руках Ольма — джокер. Джокер — это Вэлз Вулли. Этого выскочку надо срочно нейтрализовать. Но как?.. Вэлз пользуется огромным авторитетом у пространственников. Случись что, именно Вэлз, а не он, Гнюйс, невзирая на все его заслуги перед наукой о многомерности пространства станет их лидером. Вэлз Займет место Ольма в лаборатории, и, возможно, в его постели. Вэлз и Альгатора — друзья с детства, и Вэлз уже давно сохнет по ней — возможно, с того самого детства. Называет сестрёнкой (они и впрямь какие-то родственники, но дальние — седьмая вода на киселе), а сам не по братски мечтает затащить Альгатору в постель… Если бы не Ольм со своей гениальностью и колдовским обаянием, они бы давно были вместе. До Ольма Альгатора была женой Гурия. Гурий… — Гнюйс презрительно хмыкнул. — Гурий — ошибка Альгаторы. Случайно оказался там, где должен был быть другой. Где были глаза красотки и умницы Альгаторы, когда она стала женой этого плебея и потенциального предателя?..

Гнюйс снова вскарабкался на табурет и вызвал Гурия.

— Мне нужно с тобой поговорить кое о чём, — заявил он, когда на экране появилось красивое и самодовольное, как у кота, налакавшегося сливок, лицо врача. — Приходи прямо сейчас.

Гурий скорчил недовольную гримасу, но спорить не стал, молча пожал плечами и отключил экран интеркома.

Гнюйс не стал спускаться с табурета, так он был выше нормального человека, сидящего в низком кресле.

Гурий явился через минуту. Гнюйс со злорадством, смешанным с некоторой завистью, наблюдал, как его приспешник размещает своё долговязое тело в неудобном, изготовленном специально для карлика, кресле.

Гурий встряхнул длинными, до плеч, русыми волосами и спросил:

— Наблюдал сегодняшнее представление?

— Ты имеешь в виду превращение нашего любимого шефа в монстра? Наблюдал. Ты, как я понимаю, тоже.

— Угу. И каковы впечатления?

— Я тебя вызвал не для того, чтобы отвечать на твои вопросы. Напротив — я хочу, чтобы ты ответил на мои . Что ты, как врач, обо всём этом думаешь?

Гурий нахмурил брови, изображая всем своим видом мудрого профессора от медицины и показывая свою значимость. Гнюйсу было смешно и противно глядеть на этого недоумка, но он молчал, ожидая ответа.

— Как врач, — важно начал Гурий, — могу с уверенностью сказать, что подобные мутации, тем более — носящие временный характер — современной медицине не известны… Простой обыватель, не мудрствуя, заявил бы, что сей феномен — нечто инфернальное, и здесь явно попахивает серой. Но я, будучи человеком здравомыслящим и далеким от всяческой мистики, считаю, что заболевание Ольма явилось следствием неизвестного облучения, возникшего при проведении опыта по пространственным изменениям.

— А откуда это облучение взялось? Из другого измерения?

— Этого я не знаю, — пожал плечами Гурий. — Я врач, а не пространственник, как ты. Тут уж тебе карты в руки. Хотя… — Гурий замялся.

— Говори, не стесняйся, — подбодрил его Гнюйс.

— Думаю, что здесь замешана внереэльская цивилизация, и в этой истории, явно, не обошлось без зелёного кристалла.

Гнюйс поскреб бороду кукольными пальчиками.

— Я тоже так считаю, — сказал он, и на лице Гурия расцвела довольная улыбка: его мнение было одобрено.

— И всё-таки, — продолжил Гнюйс, — что ты думаешь по поводу Ольма? Я не о этиологии неизвестного заболевания, я банально о его состоянии здоровья? Мой вопрос конкретен и обращен к врачу, коим ты являешься: сколько старик протянет?

— Думаю, недолго, — живо ответил Гурий. — Мутации, частота которых увеличивается с каждым днем, отнимают у Ольма много сил. А организм и без этих превращений сильно изношен. Сердце, печень, почки, сосуды, нервная система, всё — полный хлам.

— И всё же — сколько конкретно?

— Думаю, срок определён неделями. Максимум — месяц. Если только…

— Что, если?

— Ольм может мутировать окончательно, без возврата к первоначальному виду. Он останется в обличии монстра, и какой тогда станет структура его организма — неизвестно.

— Этого допустить нельзя! — карлик не смотрел на Гурия. Он поднял голову и, уставившись в потолок, стал тихо рассуждать сам с собой: — А почему, собственно, нельзя? Если старик не умрёт в человеческом облике, его можно будет ликвидировать… прикончить, как оборотня… Так, Ольма можно в расчет не принимать. Остается джокер. Джокер — потенциальный лидер, а лидеры мне не нужны. Джокера нужно выбросить из колоды, если он не желает становиться шестёркой.

Гнюйс оторвал взгляд от созерцания потолка и в упор посмотрел на Гурия. Врач напустил на лицо скучающее выражение, даже зевнул для убедительности, тем самым показывая, что устал ждать, когда Гнюйс закончит размышлять и что его жутких коварных мыслей, высказанных вслух, он не слышал.

— Кто станет здесь главным, когда старик уйдёт в мир иной? — вдруг спросил Гнюйс.

— Ты, естественно, — удивлённо ответил Гурий.

— А кто будет валяться на опустевшем супружеском ложе старого маразматика? — гаденько ухмыльнулся Гнюйс.

Гурий насупился.

— Вэлз Вулли, — ответил за доктора Гнюйс. — Он уже давно дожидается своей очереди. На этот раз он добьётся взаимности со стороны будущей вдовушки. Вернее… скажем так: вполне может добиться, — Гнюйс помолчал, испытующе глядя на Гурия. — мне кажется, что он мешает не только мне. Сейчас мы с тобой, док, должны решить, что будем делать…

Вэлз, зажав под мышкой пластиковую папку с отпиской Гнюйса, легко взбежал по ступенькам, ведущим в апартаменты Ольма, и, пройдя через анфиладу комнат, вошёл в круглую гостиную. Альгатора, облаченная в длинное серебристое платье, обтягивающее ее точёную фигуру, стояла, прислонившись спиной к двери кабинета мужа.

— Привет, сестрёнка! — весело сказал Вэлз. — Как здоровье гения?

Альгатора подняла глаза, и Вэлз увидел в них боль. Он согнал с лица беспечную улыбку и озабоченно спросил:

— Что, совсем плохо?

Альгатора кивнула.

— Плохо… Он хочет умереть. — И заплакала, уткнувшись носом в плечо Вэлза.

Вэлз гладил её пепельные волосы и молчал. Говорить что-то обнадёживающее, утешать, было бессмысленно. Все знали, что Ольм умирал. Гурий не скрывал информацию о состоянии здоровья руководителя, напротив — показывал всем желающим результаты тестов и анализов. Ольма могла бы спасти только прямая пересадка практически всех внутренних органов, но донорские органы взять было негде, да и условий для проведения подобной операции изначально не предусматривалось.

Альгатора отстранилась.

— Иди к нему, — сказала она, глотая слезы. — Он тебя ждёт…

И, не оглядываясь, вышла из гостиной.

Ольм сидел, сгорбившись, за рабочим столом, и что-то писал обыкновенной ручкой в обыкновенной тетради.

— Проходи, собиратель кореньев, — сказал он, не поднимая головы и не прекращая писать. — Я сейчас закончу.

Вэлз смотрел на согбенного старца и с трудом узнавал в нём энергичного, жизнерадостного и остроумного человека, каким он был всего каких-то пару месяцев назад. Тогда ничто не предвещало такого молниеносного угасания. Учёный был полон сил и, несмотря на свои семьдесят два года, ежедневно ходил в спортзал, где полчаса занимался на тренажерах, а потом становился в стойку — Ольм был постоянным спарринг-партнёром Вэлза по древнериэльской борьбе харай-такки.