Пленники замкнутой бесконечности

Айгур отрицательно покачал головой.

— Может, ты испугался предстоящей схватки? Того, что её исход окажется вовсе не таким, как мы планируем? Того, что мы с тобой можем погибнуть?

— Я не боюсь смерти.

— Тогда что с тобой? О чем ты думал всё это время, которое я отвел для сна?

— Я думал о людях.

— О людях?..

— Да, Гудзор, о людях, о жителях долины. Раньше я не думал о них, я думал только о себе. Я хотел перемен, стремился к ним, рисковал жизнью. И сейчас я могу погибнуть в предстоящей схватке… Но это всего лишь моя жизнь и моя смерть…

— Но ты и теперь не рискуешь жизнями своих соплеменников, — возразил Гудзор. — Ты рискуешь только своей жизнью, а я своей.

— Я не об этом, Гудзор. Просто я не знаю, нужно ли им то, что мы с вами хотим сделать.

— То есть, ты хочешь сказать, что сомневаешься в том, что люди будут рады переменам, которые неизбежно наступят, когда мы совершим задуманное?

— Возможно, кто-то обрадуется, но таких, думаю, будет не так много, — печально ответил юноша.

— Интересно… Разве быть уродом лучше, чем нормальным человеком? Разве считать себя рабом приятней, чем быть свободным?.. Я не понимаю. К стыду своему должен признаться, Айгур, я совершенно не знаю людей. Не знаю, чем и как они живут, о чём думают. Ты жил среди них, знаком с их обычаями и привычками. Объясни мне: почему ты вдруг засомневался в своих соплеменниках?

Айгур снова надолго задумался.

Люди… Как объяснить Богу жизнь простых людей, как рассказать ему о том, в чем и сам-то он, Айгур, не уверен? Разве знает он, отверженный горбун с нечеловеческим, но божеским лицом, что-нибудь о мыслях и чаяньях своих односельчан, а, тем более — всех жителей долины? Да, он жил среди людей, и, в то же время, был далёк от них. Не по собственной воле отдалялся Айгур от людей, они сами избегали встреч с ним. С кем он был близок? Только с мамой… Потом появились Альбор и Лиэна.

У Айгура не было обиды ни на одного из тех, с кем ему приходилось когда-либо встречаться. Взрослые люди, даже те, что были старше его, казались Айгуру детьми — несмышлеными, запуганными, наивными. Люди жили той жизнью, которой до них жили их родители и вообще — многие поколения. Люди свято верили в покровительство Богов, не ведая, что рядом с ними существует другой мир — большой, мудрый и справедливый. Из года в год, и из поколения в поколение люди трудились и жили, в общем-то, безбедно. Они выращивали богатые урожаи, разводили скот, брали от природы всё, что она щедро им дарила. Боги не так уж жестоко к ним относились — живи по Законам Божьим, отдавай с каждого прибытка Божью долю, не особо обременительную, не мечтай о несбыточном, знай своё место, и будешь счастливым и сытым. До самой своей смерти… Презрение? Брезгливость? Да, этого, пожалуй, у Богов хватало с избытком. Ну, так что ж такого? От презрения никто не похудеет…

Айгур неожиданно поймал себя на мысли, что жалеет людей, но… не понимает их. За кусок мяса, за лепёшку, за крынку молока, за круг овечьего сыра люди благодарны Богам. Они читают наизусть Законы Божьи, и придумывают молитвы во славу Богов. Они с радостью отдают часть своего урожая, куют им мечи и латы, ткут холсты и шьют одежды. А если появится, вдруг, среди людей человек, недовольный таким укладом — сомневающийся или вообще неверующий — люди сами отдают такого отщепенца на расправу своим господам. Чтобы не мешал жить так, как они привыкли и так, как им нравится. А могут и сами расправиться, как расправились с мамой, как едва не разорвали на части его, пятилетнего мальца…

А, может быть, всё-таки, живёт в его сердце давняя обида на людей?

За маму! За их отношение к нему. За их презрение и брезгливость, которая, практически, не отличается от презрения и брезгливости Богов к ним самим.

Что ж выходит? Люди ничем не отличаются от Богов? Было бы кого презирать и кем брезговать!

Айгур совершенно запутался. Выходило — он совершенно не знает людей. И тем, кого он не знает, но кто ненавидит его, он вознамерился подарить Большой Мир?! А зачем он им?.. Может быть, и вовсе ни к чему…

Да, Айгур не был уверен, что свержение власти Богов станет благом для людей. Но и остановиться на полпути к свободе он тоже не мог.

А Бог ждал ответа человека. Понимая, что молчание затянулось, горбун медленно поднял голову и сказал:

— Люди не замечают, что они уроды. Они рождаются уродливыми, такими живут и умирают. Они привыкли к своему уродству, как к одежде, которую носят. Они не знают, что их уродство искусственное. А если бы даже и узнали… Думаю, их бы это не сильно огорчило, во всяком случае, не сразу и не всех… А по поводу свободы?.. Люди не страдают от своего рабства, не осознают его. Они сыты и этого им вполне достаточно…

— Ты хочешь вернуться? — Гудзор хмуро взглянул на парня из-под седых кустистых бровей.

— Нет! — резко встряхнул головой кузнец. — Я вернусь к людям только тогда, когда доведу до конца задуманное.

— Значит, ты берёшь на себя ответственность за судьбы людей, несмотря на то, что такими полномочиями тебя никто не наделял, — удовлетворенно сказал старик.

— Да, я беру на себя эту ответственность, потому что считаю свержение Богов делом справедливым.

В словах, произнесённых юношей, звучала уверенность. Гудзор удовлетворенно кивнул и едва слышно пробормотал:

— Не массы творят историю, а личности.

Глава II. Маски сорваны

Гай неслышно подкрался к тому месту, где они с хозяином и с тем, другим, который его первого откопал из-под снега, и на своих плечах принёс в свой дом, сидели накануне в кустах и наблюдали за входом в скалу. Он занял своё вчерашнее место и стал ждать. Пёс не знал пока, что и как будет делать, его привело сюда звериное чутье и стремление выполнить своё жизненное предназначение — прийти на помощь хозяину в трудную минуту. А то, что эта минута скоро наступит, Гай не сомневался, он чувствовал её приближение.

…Гай сразу принял Айгура. Не раздумывая.

Во-первых, Лиэна назвала этого парня своим другом, а раз он её друг, то с этим надо считаться.

Во-вторых, Гай обнюхал Айгура, и этот запах ему понравился — от Айгура пахло уверенностью, надёжностью и силой. Слабаков Гай не любил, это касалось, естественно, мужчин.

И, в-третьих, Гай видел доброту, которая лучилась в глазах горбатого гиганта даже тогда, когда они не улыбались. Та же доброта исходила из его рук. Пес почувствовал её, когда Айгур без позволения потрепал его по загривку. Гай почему-то даже не рыкнул для порядка. Почему? Да, просто понял, что ему нравятся прикосновения этого нового человека. Гаю даже стало немного стыдно: Лиэна и Альбор стояли рядом и удивлённо смотрели, как он позволяет Айгуру трепать себя по загривку. Это могло быть воспринято ими как измена…

Он сам и старик Альбор были рядовыми членами стаи. Лидером являлась Лиэна. Гай по собственной воле стал её слугой и телохранителем. Альбора, как тот не хорохорился, пёс считал почти равным себе по значимости в собачьей Табели о рангах. Почти… Себя он ставил чуть-чуть выше — ведь на нём, на Гае, лежит основная ответственность за жизнь и безопасность хозяйки, а дедушка Альбор… что с него взять, со старика!

И вдруг в их небольшой стае появился ещё один участник. Гай долго не мог определиться. Принимать или не принимать этого человека в стаю — вопрос не стоял, это было решено хозяйкой. А вот на какую ступеньку поставить вновь прибывшего? Быть ли Айгуру рядовым членом? Или?..