Пленники зимы

– Вот не думала, что это больное место, – насмешливо сказала Маша. – Командир, ты обещал, что запретных тем не будет?

– Кто назовёт цену неосторожно сказанному слову? – я смотрю на малышку с уважением. И в самом деле: "в тихом омуте…" – Слова живут своей жизнью. Они коварны и мстительны. Не так давно я посмеялся над тем, что мужики соседней деревни потеряли головы от молоденькой учительницы. И теперь, вот, сам без головы хожу. Я же мог развернуться. Или сдать назад. Но я поехал прямо. И в этом решении сохранили жизнь трое: мой злейший враг, мой бывший друг, моя женщина…

– Я смотрю на них, притихших, слушающих и чувствую мир, покой, единство. – В этом решении мы все сейчас здесь. И наши жизни переплелись, связаны. – Я качаю головой. – Окружающая нас реальность – исключительно хрупкий мир, равновесие в котором может нарушить нечаянный взмах крыла бабочки. Дай чуду имя, и оно исчезнет, раздавленное словом. Где будешь искать защиту?

– Я абсолютно уверена в своих силах, – она кивает в сторону скалы. – И не по таким стенкам без страховки лазила. Сгоняем наверх, посмотрим что там, и можно будет возвращаться…

Зря старался – она не решилась прислушаться. Но я не в обиде – в своё время, в молодости, поступал точно также.

– К реке в любом случае возвращаться пока не будем.

– Так ведь разобрались – кепки спасают.

– Нет. Никто ни в чём не разбирался. Просто один из выживших часовых – Игорь, был в кепке.

– Здорово! – Герман хлопает в ладоши.

– Что "здорово"?

– Как хорошо, что Дзю отличался от погибших только кепкой, – невинно пояснил Герман. – Будь он одноглазым, думаю, нам всем от Максима крепко бы досталось…

Я не выдержал и усмехнулся. Если к грубоватому юмору Германа привыкнуть, то и в самом деле без телевизора можно обойтись.

– Или беззубым! – рассмеялся Сергей.

Тут уже все развеселились, заулыбались.

– Эй, – крикнул сверху Игорь. – Что вы там обо мне говорите?

– Что твой дозор никуда не годится, – бурчит Калима.

– Ладно, – я останавливаю их смех. – Герман, займись всё-таки костром, девушки уже почти закончили, – он немедленно подхватывается на ноги. – Только отойди подальше, нам тут ещё часа три собираться…

Герман подхватывает свою трёхлитровую канистру, полиэтиленовый мешок с мусором и исчезает за камнями.

– Дзю, – окликает часового Калима. – Присматривай за ним.

Игорь с готовностью вскидывает автомат и пристально вглядывается в сторону, куда направился Герман.

Мне делается не по себе.

– Калима, – стараюсь говорить негромко, чтобы не смущать часового. – Тебе не кажется, что самая страшная опасность в этих краях может исходить только от человека с автоматом?

Она перехватывает мой взгляд, какое-то время колеблется, потом твёрдо отвечает:

– Нет, не кажется. Самая страшная опасность в этих краях может исходить только от неуверенности. И если оружие…

– Командир, – немного нервно окликает меня сверху Игорь. – Герман что-то нашёл.

Руками машет…

Калима поднимается на ноги одновременно со мной. Её рефлексы меня давно не удивляют. Мы вместе несёмся между камнями к дыму костра и несколько секунд спустя оказываемся рядом с Германом. Он молча указывает рукой на дальний край поляны, где посреди блестящей лужицы стоит низкая конструкция, напоминающая остов вертолёта.

Мы с Калимой расходимся на десяток шагов в стороны, оставляя Германа позади, и, неспешно, приближаемся к сооружению. Только сейчас за нашими спинами на поляну с шумом вываливают остальные. Мы не оборачиваемся: уже и так понятно, что опасаться нечего. Если здесь что-то и происходило, то очень, очень давно.

Я делаю ещё несколько шагов и вижу, что эта штука стоит не в лужице, а в куче сверкающих камешков. Теперь сомнений нет: механизм перед нами – неизвестное транспортное средство, прибывшее сюда в незапамятные времена. Я вижу в верхней части аппарата открытый люк и подхожу ближе. Теперь Калима меня опережает: разбежавшись по осыпи поблёскивающего гравия, она легко запрыгивает на крышу аппарата и исчезает внутри.

Я наклоняюсь и вижу, что никакой это не гравий. Это жвалы – точные копии "сувенира", прикрученного в кабине моего вездехода над лобовым стеклом.

Показывается Калима. Она неловко выбирается из люка, ей что-то мешает в руках.

Спрыгивает и, хрустя разъезжающимися под ногами костями, подходит ко мне.

У неё в руках череп. Человеческий череп.

Не остаётся никаких сомнений в судьбе наших предшественников.

– Кто-то из них выжил, – говорит Калима. – Там три черепа. Все насажены на прутья арматуры – остатки каких-то внутренних конструкций.

Её сухой бесцветный голос почему-то действует мне на нервы. Появляется стойкое предчувствие неминуемой беды. Идея искать проход уже не кажется единственно возможной; не кажется правильной.

Я поворачиваюсь к аппарату спиной и ухожу. Вижу заинтересованные лица наших товарищей. Они вытягивают шеи, пытаясь разобрать, что там, за моей спиной. Я обхожу их, возвращаюсь к вездеходам и усаживаюсь на своё место. Вижу насупленного Игоря на крыше машины. Вижу, как он держится за свой автомат, но облегчения от его старательности не испытываю: вряд-ли против нашествия этих тварей добрый старый калашников сможет чем нибудь помочь. Разве что застрелиться?

Так ведь неудобно. Да и не по-людски.

Все возвращаются хмурые, подавленные; начинают собирать вещи. Их голоса звучат резко, отрывисто. Сергей быстро сматывает кабели, по всему видно, как он нервничает.

– Ребята, расслабьтесь, – пытаюсь хоть как-то вернуть былое настроение. – Некуда спешить. Всё это в давнем прошлом…

Я пытаюсь продемонстрировать беззаботность: приваливаюсь к валуну за спиной, срываю какую-то травинку, зачем-то нюхаю её.

– И как давно они погибли? – откликается Герман и подходит ближе.

Я неопределённо пожимаю плечами. Сок раздавленной зелени напоминает о доме.

– Ты полагаешь, что эти твари нам не угрожают? – настаивает Герман.

Утвердительный ответ означал бы наглую ложь. Нет, я так не полагал. Но сказать об этом вслух – значило ещё больше поднять напряжение, а здесь, в нашей компании и без этого вот-вот заискрит. Я опять уклончиво приподнимаю плечи, в надежде выиграть время для обтекаемой правды. Мне помогает Маша.

– То, как выжившие поступили с черепами, похоже на предупреждение, – говорит она.