Пленники

Перед ними открывалась большая поляна с бревенчатой избушкой посередине, которую осеняли два вековых дуба. Вокруг росли яблони и груши, отяжеленные плодами. Позади шли ряды высоких вишен, тянувшиеся через всю поляну.

Великанов хмурил брови, соображая.

— Что это за дом? — недоумевал Гарник.

— По-моему, дом лесника. Или деревушка начинается, — было видно, что Великанов и обрадован, и обеспокоен.

— Никого, кажется, нет, — проговорил Гарник.

Вокруг царило спокойствие. Отягощенные плодами деревья свидетельствовали о хозяйской заботливой руке. Возможно, брошена избушка, — кому теперь нужен лесник? Сейчас война, люди остерегаются ходить далеко. И немцы вряд ли могли забраться сюда.

Гарник изложил это свое мнение Великанову.

— Ну, нет! — возразил тот. — Надо сначала посмотреть, потом будем говорить. Я бы подошел к окну, но собаки боюсь. Собака сразу всех поставит на ноги. А вдруг, все-таки немцы? Давай-ка подождем, понаблюдаем отсюда. Если кто-то в доме есть, не будет же он все время там сидеть.

Легли за стволом ближнего дуба. Откуда-то прилетела сорока — села на ветку у самого окна, покачалась, пострекотала, и словно не сумев найти равновесия, вспорхнула и исчезла в вишеннике. Издали подала голос иволга. В ее крике беглецам чудилось тревожное предупреждение. Что-то белое шевельнулось в траве около дома. Острый глаз Гарника тотчас обратил на это внимание.

— Посмотри-ка, Ваня. Вон там, у стенки… — Гарник указал пальцем. — Наверное, коза, а может, собака?

Великанов приподнялся, прищурился:

— Все тебе мерещатся собаки. Это кролик!.. Значит, в избушке живут.

— Наверное, дома нет.

Подождали еще немного.

Гарника разбирало нетерпение. Он ерзал на месте, вздыхал, недовольно бормотал.

— Надо посмотреть, есть кто в доме или нет? С такого расстояния только луну изучают! Давай я с тыла подойду, ладно?

И Гарник, сгорбившись, пробежал к избушке, спрятался за яблонями. Как раз в этот момент с противоположной стороны к дому подошел пожилой мужчина. Уже поднявшись на крыльцо, он неожиданно выпрямился, снял с плеча охотничье ружье и стал осматриваться.

Тут Гарник решил покинуть свое укрытие.

— Здравствуй, отец! — сказал он. — Мы заблудились. Куда ведет эта тропинка?

Перед ним стоял старый, но еще крепкий человек. Он был невысок, коренаст, с широким лбом и глубоко сидящими глазами. Лицо его обрамляли густые седые волосы. Волосы торчали даже из ушей и ноздрей.

Казалось, появление Гарника нисколько не удивило старика. Окинув парня беглым проницательным взглядом, он пробурчал:

— Куда ведет? Хм!.. Каждая тропинка куда-нибудь да ведет. Тебе куда надо?

— Я не один, отец. С товарищем.

И Гарник помахал рукой Великанову.

Тот подошел и почтительно поздоровался со стариком. В ответ послышалось невнятное бормотанье.

— Ждать вас не ждал и звать не звал… Но коли уж пришли, так будьте гостями! — старик открыл скрипучую дверь.

Через небольшие сени он провел гостей в комнату. Посередине ее стоял стол, у стены — большая деревянная кровать. Из угла, с потемневшей от времени иконы, сурово смотрел Христос. Рядом висели фотографии, среди них выделялся увеличенный портрет пожилого человека с длинными усами. В углу стояла запыленная швейная машина. На кирпичной печке собрана немытая посуда.

Старик повесил ружье над кроватью и кивнул головой на скамью:

— Садитесь! Вижу — устали…

Он говорил по-украински, они отвечали по-русски. Над этим не задумывались, — и той, и другой стороне скорей хотелось понять, с кем они имеют дело.

— Издалека? — спросил после короткого молчания хозяин.

— Издалека, — ответил Великанов. — В Тернополь пробираемся. Дорогу потеряли…

— Дорогу найти не трудно, она на своем месте, — философским тоном промолвил старик. — Откуда идете?

— Из Львова, — сказал Гарник, видя, что старик упорно смотрит на него и как бы от него ждет ответа.

— Ты — какой же нации, ежели не секрет?

Гарник решил солгать:

— Не разбери-поймешь, я и сам толком не знаю!.. Дед был из львовских армян, бабушка — болгарка, отец женился на русской. В паспорте я русским писался.

— Так!..

— А женат на украинке, — продолжал Гарник, одушевленный удачно складывающейся ложью. — Сын родится — кем его назовешь? Армянином?..

— Бывает, бывает! — согласился старик. — Вот и во мне, к примеру, тоже разная кровь течет. Прадед был из молдаван, — убил человека, убежал в эти края, а здесь на украинке женился. От них наш род и начинается…

Пока старик рассказывал об этом, облик его странно менялся — исчезли морщины на лице, глаза смотрели ласково, даже голос звучал мягче. Но, умолкнув, хозяин снова насупил густые брови и снова посуровел. Казалось, жили в нем два разных человека. Заметивший это, Великанов напряженно прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери. Ему показалось, что старик занимает их разговорами, покуда не придут люди.

— Ты один тут живешь? — как бы невзначай спросил он.

— Почему один? — усмехнулся старик. — С деревьями живу. Тридцать шесть лет уже ухаживаю за ними… Была у меня старуха, да пошла в деревню поглядеть убитого брата, а вернулась, не прожила и десяти дней.

— Кто же убил ее брата? — поинтересовался Гарник.

— Ну, кто! Он был старшим в селе… как это? — председателем сельсовета. С приходом немцев не убежал. А человек в должности всегда врагов имеет, донесли на него, вот и… Война! Виноватых-невиноватых — всех уничтожают… Тут, километрах в трех, у меня целую семью елок скосили. А в чем они провинились? Перед кем?..

— Как это скосили? — удивился Великанов.

— Снарядами! Как еще? Сейчас иду в ту сторону, как на кладбище — сердце разрывается.

О старухе, о ее брате и о своих елках старик говорил, казалось, с одинаковой болью. Но в его голосе прорывались уже и гневные нотки.

Вдруг он встал и круто оборвал себя:

— Болтаю тут, а у вас, небось, животы подвело с голодухи?..

— Ах, мы и не спросили, как вас звать? — благодарно отозвался Великанов.

— Данилой меня зовут, Данилой Молдаванином. А батьку Владимиром величали.

Он нацедил в кружки молока.

— Пейте, пока есть. Было у меня две коровы — одну немцы увели, а второй на ухо клеймо наложили с номером и записали. Не спрячешь!..

— А немцы к вам сюда приходят? — спросил Гарник.

— Приходили. Пейте! Сейчас я меду принесу.

Он вышел в сени и вернулся с большой миской меда. Сказал, что раньше ульев было много, а сейчас осталось всего десятка два. В окно виднелись ульи, стоявшие под яблонями. Крыши их были покрыты оцинкованным железом, и казалось, что под окнами лежит большая шахматная доска.

— Урожай меда в этом году неплохой, да горький, — хмуро сказал Данило Владимирович, нарезая хлеб. — Дурной выпал год!.. А ведь я вас, ребята, издали заметил. Вижу, — прячутся какие-то…