Пленники
Шрифт:
И другие пленные отговаривали:
— Разве не видел, что они делают с отставшими? — сказал солдат с коричневой от засохшей крови повязкой на лбу.
В хлеву уже было темно. Люди укладывались спать, кто как мог.
Оник и Великанов перебрались к Гарнику.
Ваан сдавленно-тяжело дышал, он уже не бредил. Гарник ощупал покрытый холодной испариной лоб брата.
— Ну как, Ваан? — спросил он. — Полегче?
Ваан не отвечал. Опытные люди догадались бы, что больной доживает свои последние часы. Но Гарник не подозревал этого. Он решил, что
— Спишь, Ваан?.. Болит живот?..
— Не трожь его! Пусть парень отдохнет! — останавливал Гарника Великанов.
В хлеву уже была полная темень, когда к ним подполз кто-то из пленных.
— Спит? — шепотом спросил он по-армянски.
Оник узнал его по голосу, — это был комиссар. Он снова взял руку Ваана, прощупал пульс и вздохнул:
— Да, заснул… Передохни-ка малость, — сказал он Гарнику. — Завтра нам опять шагать с утра, — устанешь, можешь отстать…
— Я не могу думать о себе! — глухо ответил тот, подавляя слезы.
— Зря! Подумай и о себе…
Ваан умирал, пульс едва прощупывался. Но комиссар не хотел говорить об этом.
Не спавший Оник чутьем понял это: у комиссара было доброе сердце.
Вспомнив историю с Бакенбардом, он заговорил шепотом с Варданяном:
— Дорогой брат, тот парень неправильно сделал. Бешеную собаку уничтожают на месте. — Обеими руками крепко стиснул локоть комиссара. — Сейчас темно, никто не увидит. Только бы кто-нибудь подсобил, чтобы не трепыхался, как курица. Я бы его…
Варданян понял все с полуслова.
— Ни в коем случае! — также шепотом, но твердо сказал он. — Размику придется отвечать. Ведь многие видели драку.
— Это верно, — поразмыслив немного, согласился Оник. — Многие видели… Этот пес и ко мне подходил, кое-что выболтал о себе. Там, там надо было покончить с ним!..
Они притихли. Варданян снова проверил пульс больного. Сердце уже не билось.
— Он больше не проснется… — сказал Варданян.
— Ваан! — выкрикнул Гарник, — он начал трясти брата.
— Тише, парень, тише!
Жалобный вопль разнесся по всему хлеву. Многие из пленных вскочили.
— Кто там сошел с ума?
— Убили?..
— Кого убили?
Тревожные голоса заглушила короткая автоматная очередь. Часовой стрелял сквозь дверь. Пули, просвистев над головами людей, врезались в стену.
В хлеву поднялась глухая суматоха. Те, кто сидел, прилегли к земле.
Кругом раздавались шепотки:
— Кто это орал? Из-за него стреляли.
— Они нас всех тут перебьют…
Во мраке трудно было разобрать, что происходит в хлеву. Нащупав рукой колено Гарника, Оник прошептал:
— Молчи! Ни звука!..
Гарник молчал.
— Ты слышишь? — спросил Оник.
Никакого ответа.
— Уж не попала ли в него пуля?
Моментально обшарили Гарника. Раны не оказалось.
— Парень в обмороке, — догадался Варданян.
Он расстегнул ему ворот.
Вскоре
Гарник пришел в себя. Варданян обнял его за плечи. Гарник зарыдал снова.— Тише! — предостерег Великанов. — Опять стрелять начнут.
— Ничего, пусть поплачет, — заговорил Оник. — Плачь, пусть сердце остынет. Только несчастен не ты один… Смерть всех нас тут стережет, не надо ей покоряться.
Никогда еще не приходилось Онику утешать человека, сраженного потерей близкого человека. Теперь он пытался облегчить, как мог, горе друга. Слушая его увещевания, Гарник на время затихал, потом плечи опять начинали вздрагивать от беззвучных рыданий. Друзья ему предлагали лечь, отдохнуть. Рядом с трупом брата! Вот он может нащупать его одежду, лицо, руки… Все это казалось Гарнику каким-то кошмарным сном.
Оник и Великанов, сраженные усталостью, задремали. Чутким сном забылся и Варданян. Когда посветлело в сарае, он протер глаза, посмотрел на лежавшего рядом мертвеца. Лицо Ваана было удивительно безмятежным.
Подходили пленные, оглядывали мертвого товарища и с поникшей головой удалялись.
Варданян сказал Гарнику:
— Держись тверже, парень!.. Не навлекай на себя внимание немцев. Тяжело… но что делать? Ведь его могли убить на фронте, и ты даже не узнал бы об этом.
— Я попрошу разрешения похоронить его.
— Не позволят. Выбрось это из головы.
Настала тяжелая минута. Распахнув двери хлева, немцы начали выгонять пленных на двор.
— Никуда не пойду! — заявил Гарник. — Я не могу его оставить, это невозможно…
— Добьешься того, — убеждали товарищи, — что тебя оставят тут вместе с братом. Пошевели немного мозгами, приятель!..
Но слова не действовали на Гарника. Тогда Оник и Великанов, схватив его за руки, подняли и потащили к двери.
— Приди в себя, дружок! Долго ли мы сможем тебя вот так тащить?
Конвоиры уже строили пленных в ряды. Провозившись с Гарником, Варданян, Оник, Великанов и Размик вышли из хлева последними.
Когда они подходили к колонне, их остановил один из фашистов. Он вытолкнул в сторону Варданяна и Размика и приказал им идти обратно в опустевший хлев.
Варданян сразу все понял. Заговорившая в нем жажда жизни заставила его остановиться, он попытался что-то сказать. Но обоих грубо втолкнули в хлев.
Уже в дверях, повернув к убийцам суровое лицо, Варданян поискал кого-то глазами в толпе пленных, не нашел и только успел крикнуть:
— Я не вижу этого предателя, но он где-то среди вас. Берегитесь его!.. И не падайте духом, товарищи! Как бы далеко вас не угнали, Красная Армия придет. Они сторицей ответят за все ваши муки…
Ему не дали закончить. Несколько вразнобой посыпавшихся выстрелов оборвали жизнь комиссара Варданяна. Рядом упал Размик.
— За что, звери? — крикнул он перед смертью.
Губы Оника задрожали.
Гарник смотрел на трупы расстрелянных с каким-то детским недоумением. За что убили этого доброго человека, ставшего близким ему в эту кошмарную ночь?