Пленники

Воспользовавшись этим, Гарник резко рванул на себя, и дубинка оказалась в его руках. Он швырнул ее в дальний угол кухни.

Обезоруженный повар решил действовать кулаками. В ярости он, словно скала, двинулся на своего противника. Гарник попятился к столу и на мгновение оглянулся.

На столе, под его локтем, лежал большой хлебный нож. Взгляд Гарника упал на этот нож. В глазах его сверкнула дикая решимость.

И повар, видимо, понял, что дело зашло слишком далеко. Он круто повернулся, отпер дверь и, отступив на несколько шагов, крикнул:

— Пошел вон!

За дверью Гарника окружили люди:

— Что случилось? Что он хотел от тебя?

Гарник отмолчался.

3

Шахта не работала. Голодные люди с сожалением вспоминали те дни, когда они ходили на работу и когда их хоть и плохо, но все же кормили. Оник задумывался: правильно ли он сделал? Да, это верно, что в результате аварии враг лишился большого количества угля. Он не знал, сколько угля давала шахта, но видел, что немало. Возможно, где-нибудь из-за этого остановился завод, делающий оружие.

Все это так… но на его глазах по лагерю бродили голодные люди. Многие уже заболели, а один даже сошел с ума. Все это угнетало Оника, хотя он сам мучился не меньше других — от голода и от боли в глазах.

Однажды, проснувшись, он сел и, по обыкновению, обернулся в сторону нар, где спал Гарник. Было совсем темно, но странно: в стороне ходили и разговаривали люди… Почему же он никого не видит?

— Гарник, ты тут? — спросил он. — Что случилось, почему нет света?

— Как нет света? Уже утро.

— Утро? А я ничего не вижу…

— Ничего?

Гарник спрыгнул со своих нар, сел возле друга.

Великанов сел по другую сторону. Он был встревожен.

— Шутишь, что ли?

— Нет, Иван, не шучу: я ничего не вижу.

— И меня?

— Никого, — повторил Оник, чуть не плача.

— Ну-ка, вставай! — решительно сказал Великанов. — Выйдем на свежий воздух — там тебе будет лучше.

Друзья помогли Онику одеться и под руки вывели на двор.

Погода была холодной и сырой. Обитатели лагеря были плохо одеты, — они бежали кто к умывальнику, кто в столовую. Оник слышал близко шаги и голоса, силился рассмотреть хоть что-нибудь — напрасно. В глазах стояла темень.

Когда его снова привели в барак, он остановился, поднял отчаянный взгляд к потолку и безнадежно выдохнул:

— Я ослеп…

Растрепанные пряди упали ему на лоб, губы дрожали.

Гарника охватил ужас. Великанов пытался как-то успокоить товарища:

— Перестань, Оник, болтать глупости. Вылечишься!

Для чего-то сняв шапку, он взглянул на Гарника, — не подскажет ли тот, как быть в таком случае?.. Оба горько переживали трагедию своего друга.

Великанов предложил немедленно идти к врачу:

— Тогда ты еще видел, а сегодня — другое дело.

Друзья повели Оника в больницу.

Великанов остался подождать на улице, а Гарник с Оником прошли в комнату, где принимал врач. Это был франтоватый, с жидкими волосами и длинным лицом немец. В серых его губах дымилась сигара.

— Господин доктор, — начал Гарник, — я привел моего товарища, он ослеп.

— А, это тот симулянт!..

— Я ничего не вижу, доктор!

— Не ври, скотина! Опять табачная вода? Я вас насквозь вижу! Не хочешь работать на шахте? Для чего вас привезли в Германию, а? Что, Германия обязана вас даром кормить? Привыкли работать под плеткой, свиньи негодные!..

— Я под плеткой никогда не работал, — сказал Оник. — Я люблю работать…

Врач встал с места, сунул руки в карманы брюк, передвинул языком сигару в другой угол рта. Распахнув половинку окна, он крикнул человеку в военной форме, проходившему через двор:

— Эй, Альберт! Зайди-ка на минутку сюда!

Альберт был атлетически сложен, с лицом грубым и неподвижным, как камень.

— Здравствуй, — кивнул ему врач. — Взгляни-ка на этого типа — он «ослеп». Вы таких лечите лучше, чем я. Пусть немножко посидит у вас в подвале и соберется с мыслями. В другой раз не будет притворяться!

— Я не притворяюсь.

— Иди, иди! Там выяснят, притворяешься или нет…

— Он ничего не видит, доктор! — сказал Гарник, еле сдерживаясь.

— Хватит! — заорал доктор. — Альберт, я кончил прием, понимаешь?

Альберт поднялся:

— Ну, вставай! — угрюмо приказал он.

— Куда вы его? — решил выяснить Гарник.

— Вот что, — лениво оглядел его Альберт, — иди-ка ты по своим делам! Будет лучше.

— Он слепой, вы понимаете?

— Пошел, говорю! Ну?

Оник встал, повернулся туда, где, по его расчетам, была дверь и пошел, вытянув вперед руки, пока не натолкнулся на стену.

Альберт, схватив Оника за ворот, потащил к двери.

— Иди, в подвале у меня прозреешь!..

Великанов и Гарник стояли на улице. Когда Оник показался в дверях с беспомощно протянутыми вперед руками, Великанов подошел к нему, чтобы помочь.

— Прочь! — гаркнул Альберт. — Убирайся, а то пойдешь вместе с ним. А ты пошевеливайся, не шаркай ногами!..

Великанов и Гарник молча смотрели им вслед.

Оник с протянутыми навстречу окружающему ему мраку руками неуверенно шел по двору. Это был первый день его слепоты и у него еще не было сноровки человека, давно ослепшего, чтобы ступать более смело и как-то ориентироваться в хаосе звуков окружающего мира.

Альберт, — начальник лагерной охраны, — подозвал к себе одного из надзирателей и распорядился отвести Оника в подвал соседнего лагеря.

Новый сопровождающий был нетерпелив. Ему казалось, что Оник идет слишком медленно и он начал подбадривать его тычками.

— Веселей, веселей! Одиночная камера — хорошее средство от слепоты!..

— В таком случае буду очень благодарен ей, господин начальник, — найдя в себе силы, сказал Оник. — Не толкайте, я же не вижу ничего!..

Ему казалось, что он шагает по краю бездонной пропасти, что все это происходит в кошмарном сне. От знакомого мира остались только звуки. Вот он слышит автомобильный гудок, близкое фырканье мотора. Он отшатывается — в лицо ему летят комья грязи. Кажется, он попал в лужу: вода доходит уже до колен… Откуда тут лужа?

Часовой орет сзади:

— Скотина, куда ты лезешь?

— Ничего не вижу!..

— Шагай, шагай, грязный болван!

— Не толкайте меня! Я… иду…

Речь его оборвалась на полуслове. Споткнувшись о камень, Оник распластался на земле. Он слышал издевательский хохот немца.

— Хо-хо-хо!.. Хитер! Нарочно с дороги свернул…

При падении Оник больно ударился лицом обо что-то твердое. Поднявшись, он ощупал подбородок, и ладонь стала мокрой.

Через некоторое время сопровождавший его надзиратель повел с кем-то переговоры. Потом Оника втолкнули в подвал, пропахший плесенью и тухлой рыбой.