Плеть темной богини
Шрифт:
Потом – наверное, ей было уже двенадцать или даже больше – отец разбил часы, просто по пьяни, или даже нет, просто чтобы сделать ей больно. А старуха, сидя на кровати, хохотала, скалилась беззубым ртом, пуская пузыри слюны…
Как же хорошо было сбежать от них.
Как же привычно было убегать…
Магда, сжав голову руками, поднялась. Мыло-мыло-мыло… едкое хозяйственное мыло, семьдесят два процента щелочи… от нее руки сохнут и кожа на сгибах пальцев идет мелкими трещинками. От нее распухает язык, грозя забить горло. От нее Магда почти задохнулась и…
И нужно что-то делать. Уходить, бежать, сейчас, пока
Но как же она устала бегать!
Чтобы не бегать, нужно добыть Плеть. Чтобы добыть Плеть, нужно поговорить с Юленькой. Со Стефой-то бесполезно было и пытаться, но Юленька – другое дело. А чтобы поговорить, нужно выйти из квартиры. Всего-то и дел – переступить порог. Запереть дверь. Спуститься по лестнице. Выйти на улицу и дойти до серого дома, в котором должна была жить сама Магда…
Страх парализует.
– От стигийских псов так просто не уйти, – призрачная старуха машет с кровати корявым пальцем, заходится хриплым смехом. – Они найдут! Но ты беги, беги, глупая, так им интереснее…
– Нет! – Магда закричала и, схватив разобранные часы, швырнула остов в стену. Брызнули колесики, шестеренки, болты и тонкие спицы, с шипением распрямилась пружина.
– Нет, – тихо повторила Магда, усилием воли унимая дрожь в руках. – Бегать я не стану, не дождетесь! Слышите, не дождетесь!
Если кто и слышал ее, то исключительно сизый голубь с лохматыми лапами и желтыми круглыми глазами. Он топтался на подоконнике, терся жестким оперением о стекло и громко ворковал. Пожалуй, именно этот звук, мирный и не имеющий ничего общего с прошлой жизнью Магды, позволил ей вернуть внутреннее равновесие.
Умыться. Одеться. Убраться из квартиры и навестить Юленьку. В конце концов, будет лишь разговор и ничего более… в конце концов, Юленька ее не убьет… в конце концов…
В конце концов, сомнения убил телефонный звонок. Юленька. Извиняющаяся, заикающаяся, смущающаяся Юленька просила о встрече.
Это, наверное, хорошо. Но… Магда посмотрела на себя в зеркало и недовольно поморщилась: понятно, отчего незнакомый тип догадался о проблемах Магды. Вон они, проблемы, на лице, на уставшей коже, в набрякших веках, в безумном блеске глаз, в размазанной помаде.
К Юленьке она пойдет, но для начала приведет себя в порядок.
Умирать, так с музыкой! Хотя старуха как раз музыку и ненавидела.
Не сказать, чтобы Дашкина затея пришлась Илье по вкусу, скорее наоборот даже – чересчур уж рискованное мероприятие, мало ли чего от этой неизвестной ему Магды ожидать. Но Юленька согласилась, Баньшин тоже, причем сделал это как бы и нехотя, но видно было – Дашку он поддерживает всецело, а значит, и Илье делать было нечего, кроме как соглашаться.
И был звонок, и было – как Дашка и предположила – согласие на встречу. И было скоропалительное прощание и Дашки, и Баньшина. И было ожидание, впрочем, недолго: громкая птичья трель звонка разрушила тишину.
Ну вот, сейчас он увидит Магду. Ту самую Магду, из-за которой столько разговоров, Дашкиной злости, Юленькиной задумчивой обиды и смятения Баньшина, что, надо полагать, никак не мог решить – виновна Магда или нет.
Дверь открылась легко, и Илья отступил, жестом приглашая войти.
– А ты у нас кто? Новый любовник? Ну да, бывает, у
Юленьки просто, что ни день – то новости, и не поймешь, то ли склероз, то ли еще девичья память.Женщина засмеялась, запрокинув голову, хрипло, сексуально и отвратительно. Она сама, от кокетливой шляпки-таблетки до набоек на шпильках, была отвратительна, хотя сама об этом вряд ли догадывалась. Или в Илье дело?
Наверное. Она ведь, если разобраться, не некрасива. Худое лицо с четкими скулами, большеватым, но аккуратным носом и широким жадным ртом. Изломанная линия бровей, узкие, широко расставленные глаза, чуть навыкате, цвета непонятного, не то карие, не то желтые.
– Зовут-то как, любовник? – поинтересовалась она и, протянув руку, щелкнула по носу. – Или ты у нас без имени? Под номером?
– Илья.
– А… тот самый. Убийца, – сказала небрежно и, шагнув навстречу, толкнула в грудь. – Значит, это ты меня соломенной вдовой оставил? Мститель.
Вот уже почти коснулась уха губами, словно собираясь сказать что-то тайное, предназначенное лишь ему, приобняла, вдохнула и… громко крикнула:
– Юлька! Юлька, это я, вылазь из пещеры.
– Выползай, – раздалось из глубины квартиры. – Правильно будет – выползай.
– Видишь, она у нас правильная, добрая. А ты – убийца. И я постараюсь сделать так, чтоб ты сел и никогда не вылез с зоны. Или не выполз?
Стервь обыкновенная, глянцево-журнальная, слегка хамоватая и полагающая, что мир создан исключительно для ее удовольствия. У стерви крупные ровные зубы специально для того, чтоб было чем ухватить и удержать долю благ, у стерви длинные когти – отбиваться от конкурентов, у стерви жадные глаза – искать цель.
А еще она на Алену похожа, но это – если в профиль смотреть. Но лучше не смотреть, лучше бы вообще убраться из квартиры, что, собственно говоря, Илья и собирался сделать.
– Неужели уходишь? Что ж ты, милый, бросишь свою подругу мне на растерзание? – она не отпускала, взяла за руку, провела когтем по коже и ласково промурлыкала: – Не хорошо бросать женщину в беде… или в одиночестве.
Юлька уже спешила по коридору, теряя тапочки и маску безразличия. Она была… счастлива? Нет, не совсем счастье это, скорее радость встречи с другом, предвкушение чего-то – и тут же стремительное, меняющее черты лица, отчаяние.
Вспомнила? Как вообще о таком забыть можно было?
И вправду, странная она, Юля-Юленька.
– Илья, ты… ты иди, мы поговорим. Ладно? – умоляющий взгляд, сложенные руки, пальчики упираются в подбородок, точно пытаясь поддержать мучительную, кривоватую улыбку. – Мы вдвоем поговорим.
– Вот именно, – Магда подтолкнула его к двери. – Иди, герой-любовник, тут пока без тебя обойдемся. Правда ведь обойдемся, милая моя?
Дальше Илья не слышал: дверь захлопнулась.
Впоследствии он не раз задавался вопросом, что именно заставило его проследить за Магдой, но так и не понял, была ли виной тому неприязнь к ней, вспыхнувшая с первого же взгляда, предчувствие, что женщина эта – не просто стерва, либо же нечто иное, сродни озарению. Впрочем, как бы то ни было, но, выйдя из подъезда, Илья обошел дом по периметру, остановился у крайнего подъезда, в тени раскидистого, старого куста сирени, как нельзя вовремя выбросившего поздние, но обильные темно-лиловые свечи соцветий, и принялся ждать.