Плоды вдохновения (Литературные пародии)

О святая невинность,

Храните ее!

...Тут она засмеялась

Светло и земно

И на крыльях любви

Упорхнула в окно.

Я к окну подошел

Хорошо на душе!

Я не зря

На десятом живу этаже.

Баллада о левом полузащитнике

(Евгений Евтушенко)

Устав от болтовни

и безыдейности,

заняться я хочу

полезной деятельностью,

в работу окунувшийся

по щиколотку,

я в левые иду

полузащитники.

Что б ни болтали

шкурники и лодыри,

в команде нашей

стал я первым номером!

Я получаю мяч. Бегу.

Мне некогда,

тем более что пасовать мне некому,

а если бы и было

на-кась, выкуси!

я сам хочу

финты красиво выполнить.

И вот уже

защита проворонила,

и я уже возник перед воротами,

вопят трибуны

мальчики и девочки,

и мне вратарь

глазами знаки делает...

Я бью с размаху

в правый верхний угол,

бросок! Вратарь

летит на землю пугалом,

но где уж там...

Удар неотразимый,

как материт меня

вратарь-разиня!

Я оглушен

команды нашей криками,

и тренер

как-то очень странно кривится,

и голос информатора

противный:

"Счет 0:1".

Ликует... наш противник.

И по трибунам

ходят волны ропота,

ах, черт возьми,

я бил в свои ворота!

И сам себе

я повторяю шепотом:

"А что потом,

а что потом,

а что потом?.."

Баллада об убиенном козле

(Фазиль Искандер)

Когда-то давно по горам я шел,

я шел по горам пешком.

И встретился мне на пути козел,

с которым я не был знаком.

Я до сих пор не могу понять,

как он туда залез...

Стояли друг против друга мы.

Козел с рогами, я - без.

Узка тропинка, внизу обрыв,

дна пропасти не видать.

Стояли мы часа полтора,

мы долго могли стоять.

Но я торопился, в Москву спешил,

как полуабрек, был зол.

– Уйди, - сказал я, - с дороги прочь!

Уйди с дороги, козел!

Пока не поздно, уйди, пока

не вижу в тебе врага...

Но он (шайтан!) промолчал в ответ

и лишь наклонил рога.

– Ах так!
– сказал я.
– Козлиный хвост!

Стало быть, не уйдешь?!

Тогда уничтожу тебя я так,

как уничтожают вошь!

Пускай поможет тебе аллах

(не знаю козьих богов!).

И я с разбегу ударил лбом

промеж козлиных рогов.

Вот так я закончил дело, вот так

я смог наконец пройти.

А бренного тела его до сих пор

нигде не могут найти.

Я и теперь помянуть готов

(мир праху его!) козла,

Если виновен, пусть Козлотур

рассудит наши дела.

Да здравствует дружба! Сегодня мы

за это сидим и пьем.

Но если тропа как кинжал узка,

так что ж не ударить лбом?

Случай в Коп-Чик-Орде

Жирный лама Жамьян-жамцо,

Погрязший в смертном грехе,

Всем говорил, что видел в лицо

Богиню Дара-ехэ.

И в Эликманаре и в Узнези,

В ущельях горных - везде

Я слышал хвалы тебе, Ээзи,

Живущему в бурной воде.

Сергей Марков

Пахла ночь, как голландский сыр,

Когда, прожевав урюк,

Ушел искать красавец Тыр-Пыр

Красавицу Тюк-Матюк.

Сто лет искал он ее везде,

На небе и под водой.

Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,

Что рядом с Кишмиш-ордой.

Она вскричала: "Бэбэ, мэмэ!

Полундра! Мизер! Буза!"

Хотя он не понял ни бе ни ме,

Сверкнули его глаза.

Призвал к себе их абориген,

Владыка Туды-Сюды.

И жирный лама Глотай-Пурген

Сказал им: "Аллаверды!"

Еще сказал он: "Пардон, батыр,

Битте-дритте Утюг!"

И пала в объятья красавцу Тыр-Пыр

Красавица Тюк-Матюк.

Хлеб, любовь и Азия

(Гарольд Регистан)

По мотивам поэмы "Звезды в снегу"

На полевом далеком стане

(Не уточняю, что за стан)

Однажды в труженицу Маню

Влюбился труженик Степан.

Она сама к нему тянулась,

Шептал он что-то, к ней припав...

И это дело затянулось

На много полновесных глав.

И вдруг он встал.

– Послушай, Манька!

Послушай, звездочка моя,

Прости, любимая, но встань-ка,

Гляди, о чем подумал я.

Я за тебя отдам хоть царство,

С тобою быть всегда готов,

Но знаешь, сколько государству

Мы можем недосдать пудов?!

Она вскочила.

– Невозможно!

Пошли! Того гляди, гроза...

И разом вспыхнули тревожно

Их изумрудные глаза.

О как они в труде горели!

На них залюбовался стан.

Они умаялись, вспотели,

Но перевыполнили план!

Не сорвались хлебопоставки...

Над степью плыл густой туман.

И снова на широкой лавке

Марусю обнимал Степан.

И вновь она к нему тянулась,

Шептал он что-то, к ней припав.

И это снова затянулось

На много полновесных глав.

Больше не хочу!

(Екатерина Шевелева)

Я была в Женеве, Бонне, Ницце,

До чего же скучно за границей!

Целый год томилась я в Париже,

Мне Перхушково духовно ближе.

На Монмартр ходила, не робела,

Но, придя, о Зюзине скорбела.

Я мартель и арманьяк пивала,

Но о "Трех семерках" тосковала.