Плохая девочка. 2 в 1

– А ты ревнуешь?

– Что-о-о? – Меня передергивает. – Я просто пытаюсь защитить тебя! Он…. Он – монстр! Невоспитанный, озабоченный, грубый. Да он воспользуется тобой и забудет, как только снимет долбанный презерватив! Тебе это нужно?

– Вау… – Подруга поднимает руки. – Тише, тише.

– Я не думала, что ты такая легкомысленная.

– Спокойно. – Алина кладет руку на мое колено. – Во-первых, я просто подыгрывала ему. Во-вторых, после отношений с Витей у меня достаточно опыта, чтобы отличать сироп, который парни льют в уши, от нечистот.

– Подыгрывала, значит? – Успокаиваюсь я.

– Естественно. – Она поднимает руки. – Клянусь! Видишь? – Кладет ладонь на свое сердце. – Мне просто было интересно, как он это делает. В смысле, как это делают такие, как они.

– И как же?

– Он очень уверен в себе. Понимаешь? – Алина расправляет плечи, изображая Кая. – Секунду назад он казался тебе грубым, а тут на полную мощность включаются обаяние, наглость и красноречие. Пам! – На ее лице загорается самодовольная ухмылочка, явно срисованная с лица моего сводного брата. – И он подходит к тебе, точно зная, что ты его не оттолкнешь. Говорит так, что уверен – ты услышишь именно то, что нужно. И когда такой парень целует тебя – он просто берет то, что уже и так принадлежит ему.

– Разве?

– Да. Потому что ты ослеплена его наглостью, точно божьим светом. И почитаешь за счастье его внимание. И готова на все, чтобы он сейчас остался с тобой.

– Но…

– Пам! – Подруга хлопает перед моим лицом ладонями. – Ты – муха под мухобойкой. Ясно? Жалкое насекомое, которое польстилось на сладкий миг самообмана в обмен на собственную жизнь. Вот как они это делают.

– И все же…

– Отключают мозги, а девчонки и рады! То короткое мгновение, пока мы находимся рядом с этими козлами, мы чувствуем себя самыми счастливыми и не думаем о том, что будет потом.

– Так как они делают это?

–Говорят нам то, что мы хотим услышать. – Улыбается Алина. – Что мы уникальны. Что больше таких, как мы, нет нигде – красивых, умных, идеальных. Забавно, правда? Будто никто, кроме них, этого не заметил. Хотя, это всегда было так. Каждая из нас – уникальна. И если бы каждая девушка знала это, было бы меньше разбитых сердец.

– Но ты тоже купилась. – Напоминаю я. – Я про Виктора.

Подруга кивает, потупив взгляд.

– Первый раз всегда покупаешься – это аксиома. – Она вздыхает. – Неважно, сколько тебе лет: пятнадцать или вдвое больше. Мы просто не ждем подвоха. Растем на сказках о спящей красавице, которую поцелует принц, и девушке в башне, за которой явится рыцарь на белом коне. Кто-то обязательно должен прийти и спасти. Сечешь? И все мы ждем этого момента, словно манны небесной, и каждый, кто обратит на нас внимание, становится этим спасением. Мы ждем любви и забываем про жизнь, которую нужно проживать в удовольствие уже здесь и сейчас – потому что никаких рыцарей и принцев нет!

– Так ты жалеешь, что встречалась с ним? – Спрашиваю я тихо.

– С Витькой? – Алина ложится на подушку и обнимает ее руками.

– Да.

– Нельзя ни о чем жалеть. Это был ценный опыт, и теперь я знаю, как бывает: ты любишь, ты веришь, ты смотришь на него широко открытыми глазами и не ждешь ножа в спину. Он раздевает тебя так трепетно и так робко, что ты понимаешь – для него это тоже самый важный в жизни момент. Расстегивая пуговицы на твоей одежде, он говорит тебе слова любви, и каждое новое слово – как ключик к твоему телу: ломает новые и новые преграды. Ты отдаешь себя всю, и он берет. А потом оказывается, что для него это не значило ровным счетом ни-че-го. И ты такая сидишь, смотришь, как твой мир разламывается на части, и не понимаешь, как же так вышло, что ты поверила?

– Значит, ты его любила.

– Я и сейчас постоянно ищу его взглядом в университете. – Она печально улыбается. – Сама не знаю, зачем. Наверное, отголоски прежней боли.

– Ты бы хотела все вернуть?

Алина ненадолго задумывается.

– Нет. Но я бы хотела отомстить однажды. – Алина уставляется в потолок. – Было бы справедливо, если бы однажды он узнал, каково это – чувствовать себя использованным.

Кай

Вернувшись с тренировки, бросаю одежду в коридоре и прохожу сразу на кухню. Открываю холодильник, достаю апельсиновый сок, небрежно срываю крышку и жадно припадаю губами к горлышку бутылки. Холодная жидкость больно обжигает горло и оставляет во рту кисло-сладкий привкус.

В последние дни хоккей выжимает меня буквально досуха и отбирает все последние силы, но у меня так и не получается показать все, на что я способен. Не хватает концентрации, собранности. В игре, действо которой происходит на сверх-скоростях, важно принимать решения за доли секунды. А это значит, что нужно прокрутить в голове все возможные варианты пасов еще до того, как получишь шайбу.

Необходимость думать о чем-то, кроме навязчивого влечения к сводной сестре, приводит меня в ступор, и я лажаю – раз за разом, снова и снова. Чертова Мариана засела точно заноза в моем мозгу, и свербит, мешая думать и соображать. Эти мысли и переживания заставляют терять сноровку и даже массу – из-за этого я налетел сегодня на мощного защитника, точно на противотанковый надолб, сделал крутой оборот в воздухе и мешком рухнул на лед.

Все тело до сих пор так ноет, хоть на стену не лезь.

Я убираю сок в холодильник и вдруг слышу голоса из гостиной. Медленно направляюсь туда.

– Замечательное фото. – Это голос мамы. – Ты тут такая хорошенькая.

– Это выпускной в детском саду. – Журчит голосок Марианы. – Мама почему-то решила, что зеленые банты будут шикарно смотреть с белым платьем.

– Но тебе идет.

– Вы просто очень добры ко мне!

– Я серьезно. Разве может хоть что-то испортить такую красоту?

Я приближаюсь к дверному проему, ведущему в гостиную. Они сидят вдвоем на диване спинами ко мне и листают большой старый альбом. Я замираю в пяти шагах от них и почти не дышу.

– А это первый класс. – Сводная сестра спешит скорее перевернуть страницу. – У меня было плохое зрение, поэтому приходилось носить эти страшные очки.

– Они не страшные, вполне себе милые. – Заверяет мать.

– Они ужасны, Рита.

– Нет же!

– А это уже второй класс, здесь у меня появились брекеты. А до этого почти год я носила расширитель для верхней челюсти и шепелявила. Представляете?

– Я не поняла, ты что, стесняешься?

– Вовсе нет. Или… Короче, это не лучшие мои фотографии.

– Брось!

Они смеются.

– А здесь ты такая кнопка… – Мама склоняет голову набок. – И почему же Бог не дал мне дочь? Умираю от нежности, глядя на твои косы!

– Мать с детства ни разу мне не постригала мне волосы. – Мариана проводит пальцами по снимку. – Говорит, я не разрешала. Боялась, что будет больно. Забавно: раз мне никогда не стригли волосы, я не знала, что это безболезненная процедура.

– Наверное, в школе приходилось туго? Мальчишки одолевали?

– Ох, да, – она слегка краснеет, – дергали за косы так, что в затылке трещало.

– Бедная.

– А тут мы в зоопарке. Я очень хорошо запомнила этот день потому, что мама впервые привела Харри. Он был таким заботливым и милым. – Девушка прикусывает губу, спохватившись. – Ой, вам, наверное, неприятно такое слышать…

– Что ты. – Мать перелистывает страницу и замирает, увидев снимок, на котором возле ограды зоопарка запечатлены все трое: Мариана, ее мать и мой отец. – Все уже давно прошло. – Она вздыхает, и я чувствую, как мама улыбается. – У меня было много лет для того, чтобы все обдумать и понять.