Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Вот негодник.
Знаете, у меня и до беременности характер был так себе. А теперь тормоза точно отказали напрочь. Радовался и умилялся моему поведению исключительно фон Вейганд. Садист. Психопат. В общем, милейшей души человек. Простые смертные разбегались.
— Алекс, — вытираю рот тыльной стороной ладони. — Признайся честно. Без утайки. Как есть. Почему отказываешься от минета? Кого ты себе нашел на стороне? Где эта чертова стерва? Хватит прятаться по углам.
Фон Вейганд молчит. Выглядит абсолютно спокойно и невозмутимо. Даже застыв на пороге туалета, умудряется сохранять брутальный вид.
Что
И да, теперь мы постоянно посещаем туалет вместе. Я вдохновенно блюю, обхватив унитаз дрожащими ладонями. Он держит мои волосы, нежно перебирает спутанные пряди. Сплошная любовь и романтика. Идиллия.
Правду говорят. Как встретишь семейную жизнь, так ее и проведешь. Или эту фразу только для Нового года используют? Ну, праздник не удался. Хотя как знать?
Плевать. Не важно. Главное — этот проклятый гад мне самым наглым образом изменяет, наставляет рога, предает направо и налево.
— Как? — заливаюсь горькими слезами. — Ну как ты мог?
Приближается ко мне. Поглаживает по макушке. Осторожно, бережно.
Я ему кто? Зверушка?
— Нет! — восклицаю яростно. — Не смей меня трогать. Не прикасайся. Нет!
Хватаюсь за пояс его брюк. Скрюченными пальцами цепляюсь за ремень. Лихорадочно тяну, пробую расстегнуть.
— Это подождет, — ровно произносит фон Вейганд, перехватывает мои запястья, мягко, однако уверенно отстраняет.
— Алекс, — даже не пытаюсь скрыть угрозу в голосе. — Давай по-хорошему. Не доводи до греха, не заставляй совершать непоправимое. Я же все равно до тебя доберусь.
Спазм вновь скручивает желудок.
Сгибаюсь пополам.
Прилипаю к унитазу. Опять. Новый забег. Да вроде уже и блевать нечем. Перед глазами все плывет.
Откуда во мне столько…
Непередаваемых ощущений.
— Так, — сплевываю. — Что конкретно тебя смущает? Моя рвота? Ничего. Зубы почищу, рот прополощу. Ну, с кем не бывает? Я и не подозревала о твоей брезгливости. Знаешь, а ведь анальный секс тоже весьма грязное занятие. Там явно не фиалки цветут. Тогда почему…
Договорить не удается.
Болезненная судорога выкручивает внутренности, заставляет вернуться в привычное положение, согнуться и облегчить душу.
Ох. Стоп. Может, хватит?
Нет. По ходу не хватит.
Вновь пачкаю безупречный фаянс.
— Кого ты трахаешь? — вопрошаю надрывно. — Кого?! Ту блондинистую стерву?
— Какую именно? — уточняет вкрадчиво.
— А сколько их? — чуть не шиплю. — Сколько?!
— Никого я не трахаю, — говорит фон Вейганд, для верности прибавляет практически по слогам: — Никого.
— Думаешь, реально куплюсь? — сокрушенно качаю головой. — Поведусь на очевидный бред?
Вот что за…
Только настроюсь на скандал и…
Новый приступ рвоты скручивает меня над унитазом.
— Неужели совсем не хочешь секса? — спрашиваю, откашлявшись и отдышавшись, гипнотизирую противника тяжелым взглядом.
— А ты хочешь? — враз возвращает вопрос.
Да. Конечно. Прямо тут и сейчас. Проблююсь — и порядок. Дай минуту.
Я готова. К бою. Ну почти.
— Хочу арбузик, — признаюсь честно.
— Будет тебе арбузик, — обещает с улыбкой.
— И фисташки, — добавляю поспешно.
— Тоже доставят, — легко принимает заказ.
— Взбитые сливки хочу! — зажигаюсь.
—
Лично принесу, — охотно соглашается.— Напомни, почему я орала на тебя секунду назад?
— Что? — брови вразлет, глаза горят искренним удивлением. — Не припоминаю ничего подобного.
Идеальный мужчина.
Другого я бы и не выбрала.
— Алекс, — роняю тихо. — Но ты же любишь секс. Много секса. И так, и эдак. По-всякому. С огоньком. С извращениями. До обморока. Жестко. Грубо. Часто. Чтоб пробирало. А теперь вдруг такой долгий перерыв. Скажи. Я не обижусь. Наверное. Ну, очень постараюсь не обижаться. Просто будь честным. Тебе противно? Наблюдать меня в этом ужасном виде. Толстую. Опухшую. Отекшую. Еще и рвота эта дурацкая.
Фон Вейганд усмехается. Криво. Скалится.
Издевается?
Замираю.
Дышу. Едва ли.
А он вдруг склоняется надо мной и впивается губами в губы. Дико. По-звериному. Весь воздух из легких крадет. И вмиг кислородом наполняет.
— Дура, — выдыхает прямо в рот. — Я люблю не секс. Тебя.
— Но…
— Мой сын как я, — хмыкает. — Не готов ни с кем свое делить. Разрешил нам немного отношения наладить, а потом четкую черту провел. Мое. Только мое. Никому не дозволяется трогать.
— Т-ты, — запинаюсь. — Серьезно? Веришь в это?
Выразительно чмокает в щеку и отстраняется.
— Звучит круто, — выдаю медленно, выдерживаю паузу. — Но мы же оба знаем, ты просто нашел красивое оправдание.
— Как скажешь.
— Даже спорить не станешь?
— Я подожду.
— Чего?
Шлепает по заднице так жестко, что даже тошнота отступает, откатывается назад, трусливо жмется в укромном углу.
— Ты же не хочешь…
Осекаюсь.
Горящий взгляд как приговор. Полные губы уже не скрывают клыки. Мрак клубится в каждом движении хищника.
— Ты хочешь, — сглатываю.
Пламя в черных глазах. Огонь. Живой. Неукротимый. Неудержимый. Сжигающий дотла, обращающий в пепел. Громче любого ответа.
Господи. Бог мой.
Он умеет ждать.
Одержимый. Бешеный. Голодный.
Никуда не торопится. Не сливает свою похоть с другими. Терпит. Дни считает. Ждет и жаждет, хранит внутри это острое, опасное, смертоносное желание.
— Ну, ладно, — нервно веду плечами. — Отложим минет до лучших времен. На завтра, например. Или когда я там уже рожу? Еще успеем пуститься во все тяжкие.
Впереди целая вечность.
И счастье. Настоящее. Праздник продолжается. Без конца. А оплачивать счет за шикарный банкет будет моя задница.
***
Я готовилась к родам так, как не готовилась даже к самому важному экзамену. Прочла все книги про беременность, которые только сумела найти и приобрести, отметила ключевые моменты цветными маркерами, зарегистрировалась на различных тематических форумах, подписалась на доступные обновления, активировала уведомления, изучала личные блоги счастливых матерей, жадно впивалась взглядом в каждую новую статью. О практической части тоже не забывала. В перерывах между приступами рвоты активно тренировалась: выполняла особые упражнения, училась правильно дышать, расслабляться. Я не имела права облажаться. Не могла совершить вторую попытку. Попробовать потом, провести другой эксперимент. Судьба не баловала, не дарила иной шанс на успех.