Плохой
Шрифт:
Его глаза блестят.
— Вполне возможно, что ты самая забавная заложница, которая у меня когда-либо была. Поздравляю!
Я нацепляю на лицо милую улыбку.
— Ты мудак, ты знаешь это? — он, конечно, игнорирует меня.
Город проплывает за окном, и мне интересно, как долго он продержит меня у себя. Сколько ещё мне нужно времени, чтобы придумать способ уничтожить его? Мы едем через весь город, и машина замедляет ход, останавливаясь перед рестораном, снаружи которого слоняются группы бизнесменов.
Водитель открывает дверь, и мы оба выходим, направляясь в ресторан. Молодой администратор встречает
Администратор раскладывает меню на столике у окна. Ронан отодвигает мой стул, и она ошеломлённо смотрит на меня. Думаю, он не часто приглашает женщин на ланч… Он что-то ей говорит, и она поспешно уходит. Нахмурившись, я сажусь на своё место, и он пододвигает стул, прежде чем сесть напротив меня. Кладёт салфетку на колени и одаривает меня ослепительной улыбкой. В ответ мой желудок слегка сжимается. К чёрту его и его лицо, достойное модели.
— Почему мы здесь? Ты с кем-то встречаешься? — спрашиваю я, но тут всего два стула.
Он бросает взгляд на часы.
— Уже полдень.
— И? Ты не нападаешь с пассивно-агрессивными угрозами до пяти?
— Сейчас время обеда. — Он замолкает. — Мы обедаем.
Я морщу нос.
— Мы обедаем… в ресторане… типа свидание?
Широкая улыбка появляется на его губах.
— Именно так.
Я откидываюсь на спинку стула и барабаню ногтями по накрахмаленной белой скатерти.
— Дай угадаю, президент и его супруга должны прибыть с минуты на минуту?
— Нет.
Что, чёрт возьми, он задумал на этот раз?
Он всегда что-то замышляет. Я не возражаю быть частью его планов, если я знаю, в чём они заключаются, или, по крайней мере, смутно представляю, в чём их смысл, но мне не нравится не знать чьих-то мотивов. Напевая себе под нос, он берёт меню, и я переключаю своё внимание на то, что лежит передо мной. Всё написано ёбанными иероглифами.
Подходит официантка с бутылкой вина и наливает два бокала. Ронан закрывает меню и складывает руки на столе перед собой, разговаривая с ней, я думаю, делая заказ. Я тычу пальцем в случайный пункт меню и показываю официантке. Она меня не замечает.
— Я заказал за тебя, — говорит он, когда официантка берёт меню и исчезает.
Я закатываю глаза.
— Ну конечно же.
Он тянется через стол и берёт мою руку.
— Итак, дорогая Камилла, что самое худшее, что когда-либо случалось с тобой? — я свирепо смотрю на него и пытаюсь выдернуть руку, но его хватка становится болезненной. — Оставь руку, — приказывает он.
— Не твоё дело, — я прищуриваюсь, глядя на него, — Русский.
Он убирает свою руку от моей.
— Предполагаю, для тебя это больная тема, что даже твой собственный отец не спас тебя. Человечность тьмы может быть ужасно трудной для восприятия.
Откуда он всё знает?
— Мой отец был деловым человеком. — Я вздёргиваю подбородок. — Я не какая-то светская девица, Русский. Я не нуждаюсь
в спасении. В конце концов, темнота — это то, что делает людей такими как ты и я, не так ли?— Так и есть. — Он достаёт из кармана пиджака сигару и закуривает её. — Я нахожу темноту, — он делает длинную затяжку, — довольно возбуждающей.
— А что насчёт твоего отца, Ронан? Как он умер? — если он хочет ткнуть меня в больное место, то я ткну его.
В его глазах появляется лёгкий огонёк, как будто чиркают спичкой, и едва заметная улыбка изгибает его губы.
— Он был зверски убит. — Его палец проводит по шее, имитируя порез ножом. — Ему перерезали горло от уха до уха.
Я делаю глоток вина, внимательно наблюдая за ним.
— Очень надеюсь, что ты нашёл человека, который это сделал.
— Ох… Нашёл. — Он берёт нож со стола, проводит пальцами по его лезвию. — Дело в том, что властью, Камилла, могут управлять только очень плохие люди, а мой отец только думал, что он плохой человек. У него было слишком много… — он вонзает нож в стол, и я подпрыгиваю, — сердца.
— Ты убил его? — я выдыхаю, удивлённая волной жалости, которая захлёстывает меня. Мой отец был плохим во всех смыслах этого слова, но я любила его, уважала. Мир Ронана сводится к противостоянию силы и слабости. Сильные против бессильных. Я в восторге от этого, но в каком-то смысле это трагично.
— Это был просто бизнес. — Садистская ухмылка расползается по его губам, и я вижу, что для него это именно так. Он изучает меня, эти холодные голубые глаза сверлят меня насквозь, как будто хотят разорвать на части кусочек за кусочком. — Такие люди, как мы с тобой, восстают из пепла, — произносит он. — Именно когда человек находится в самом низу, он находит в себе стремление стать великим, не так ли?
— Мой отец часто говорил, что человек должен упасть лицом в грязь, прежде чем по-настоящему найти себя. Он либо будет лежать там, либо найдёт волю, подобно которой он никогда не знал. — Я знаю по собственному опыту, насколько верно это утверждение. — Но я не могу себе представить, что ты когда-либо был в грязи, Русский.
Он вновь затягивается сигарой.
— Я действительно пришёл с очень скромных начал. Но не ты.
Я бросаю взгляд на его дорогой костюм. Я знаю, что он делает — он хочет что-то узнать обо мне, потому что знание — это сила. Я хочу закрыть эту тему, но мне также нужно узнать о нём побольше, поэтому я предлагаю предварительную сделку. Вдыхая, пока его глаза держат меня в плену, я приподнимаю губы.
— Не-а. Наркота и кровь хорошо оплачиваются. Мой отец управлял всем этим, он начал ещё в те времена, когда кокаин даже не касался американской земли. — Я пожимаю плечами и провожу пальцем по донышку своего бокала с вином.
— Как бы он гордился, узнав, что его дочь руководит картелем Хуареса, а не его единственный оставшийся в живых сын.
— У Габриэля не хватило духу сделать то, что нужно было сделать в те дни, — осторожно говорю я.
— Похоже, у него всё ещё не хватает духу.
— Возможно. — Я бросаю взгляд на Ронана. — Или, возможно, ты его недооцениваешь.
— Ну же, Камилла. — Понимающая улыбка появляется на его губах, когда он поднимает сигару.
— Габриэль такой и есть… временами он эксцентричен.