Плоть и кровь

— Дейви?

— Дейви Саутар, — сказал Ребус. — Вы ведь знакомы?

— Я знаю Дейви. — Он моргнул. — Вы говорите, что вы в «Щите». Постойте, я видел вас на параде?

— Очень на это надеюсь.

Теперь Джеймси неторопливо кивнул:

— Да, мне помнится, что я вас видел.

— Ты наблюдательный парень, Джеймси. Видать, в отца пошел.

Джеймси вздрогнул, услышав это:

— Он будет здесь через пять минут. Он не должен видеть нас вместе…

— Ты прав. Он ведь не знает о «Щите»?

— Конечно не знает, — обиженно проговорил Джеймси.

— Правда, иногда дети говорят кое-что своим отцам.

— Но не я.

Ребус кивнул:

— Ты понятливый парень, Джеймси. Мы за тобой присматриваем.

— Правда?

— Можешь не сомневаться.

Ребус отхлебнул из своей пинты.

— Жаль, что с Билли вышла накладка.

Джеймси замер со стаканом в дюйме от губ. С усилием заставил себя произнести:

— Что-что?

— Правильно, парень. Лучше молчать.

Ребус отхлебнул еще пива.

— Хороший был парад, правда?

— О да, супер.

— Бывал когда-нибудь в Белфасте?

Вид у Джеймси был такой, словно он кол проглотил. Ребус надеялся, что так оно и есть.

— Не-а, — сказал он наконец.

— Я там был на днях, Джеймси. Это гордый город. Там много нормальных людей, наших людей.

«Сколько еще мне удастся разводить эту бодягу?» — подумал Ребус. Два подростка, у которых нос не дорос покупать спиртное, спустились вниз в поисках Джеймси.

— Точно, — сказал Джеймси.

— Мы не можем их подвести.

— Ни в коем случае.

— Помни Билли Каннингема.

Джеймси поставил свой стакан.

— Это что… — Голос его потерял уверенность. — Это что — типа предупреждение?

Ребус похлопал парня по руке:

— Нет-нет, с тобой-то все в порядке, Джеймси. Просто фараоны тут ходят — разнюхивают.

Ребус сам удивлялся тому, какой результат может дать самоуверенное вранье.

— Я не какой-нибудь стукач, — проговорил Джеймси.

По тому, как он это сказал, Ребус все понял.

— Не такой, как Билли?

— Нет, честное слово.

Ребус задумчиво кивал сам себе, когда дверь распахнулась и в паб с важным видом вошел Гэвин Макмарри, следом за ним в дверь протиснулись два его генерала. Ребус превратился в обычного клиента бара, когда Макмарри положил тяжелую руку на шею сына.

— Все в порядке, Джеймси, сынок?

— В полном, па. Я заплачу.

— Тогда давай три экспорта. Принеси наверх.

— Нет проблем, па.

Джеймси смотрел, как трое новоприбывших поднялись по лестнице. Он повернулся к своему собеседнику. Но Джон Ребус уже покинул бар.

17

В каждой цепи, какой бы прочной она ни была, найдется слабое звено. Удаляясь от «Мерчантса», Ребус возлагал надежды на Джеймси Макмарри. Он прошел полпути до своей машины, когда увидел идущую ему навстречу Каро Рэттрей.

— Вы собирались мне позвонить, — сказала она.

— Работы было невпроворот.

Она посмотрела в сторону паба, из которого он вышел:

— Это у вас работой называется?

Он улыбнулся:

— Вы здесь живете?

— На Кэнонгейт. Я выгуливала свою собачку.

— Собачку?

Ни поводка, ни уж тем более животного при ней не было. Она пожала плечами:

— Я, вообще-то, не люблю собак. Мне просто нравится сама мысль — выгуливать собаку. Поэтому у меня воображаемая собачка.

— И как ее зовут?

— Сэнди.

Ребус посмотрел ей под ноги:

— Хороший мальчик, Сэнди.

— Вообще-то, Сэнди — девочка.

— Ну, с такого расстояния трудно определить.

— И я с ней не разговариваю. — Она улыбнулась. — Я ведь не сумасшедшая.

— Да, вы просто выгуливаете несуществующую собачку. Так чем вы с Сэнди в настоящий момент заняты?

— Возвращаемся домой, чтобы выпить. Не хотите к нам присоединиться?

Ребус задумался на секунду.

— Хочу, — сказал он. — Пешком или на машине?

— Давайте пешком, — сказала Каролина Рэттрей. — Ни к чему, чтобы Сэнди наследила у вас на сиденье.

Жила она в хорошо обставленной квартире, аккуратной, но как-то уж слишком. В холле стояли напольные часы — фамильная ценность. На медном циферблате было выгравировано ее имя.

Перегородка была снята, и теперь окна гостиной выходили на две противоположные стороны. На диване лежала открытая книга, рядом с ней — полупустая коробочка с печеньем. «Радости одинокой жизни», — подумал Ребус.

— Вы не замужем? — спросил он.

— Боже мой, нет.

— Бойфренд?

Она снова улыбнулась:

— Смешное словечко, правда? В особенности для женщины моего возраста. Я хочу сказать, что бойфренду должно быть восемнадцать. Ну, двадцать два.

— Тогда солидный друг?

— Но у этого словосочетания совсем другой смысл, разве нет?

Ребус тяжко вздохнул.

— Я знаю, знаю, — сказала она. — Никогда не спорь с юристом.

Ребус выглянул в окно на засохшую лужайку. Наверху несколько облачков грелись в небольшом пространстве между домов.

— Сэнди раскапывает вашу клумбу.

— Что будете пить?

— Чай.

— Вы уверены? У меня есть только декофеинизированный.

— Это то, что нужно.

Он не лукавил. Пока она возилась на кухне, он обошел гостиную. Обеденный стол и стулья, мебельная стенка у задней стены, диван, кресла, книжные стеллажи спереди. Миленькая комнатка. Из небольшого окна, выходящего на улицу, он посмотрел на неспешно бредущих туристов. Виден был и магазин, продающий игрушечных медвежат в тартанах.

— Премилая часть города, — сказал он, хотя и не думал так.

— Вы шутите? Не пробовали когда-нибудь тут припарковаться летом?

— Я нигде не пытаюсь припарковаться летом.

Он отошел от окна. На хлипком пюпитре в углу комнаты лежали ноты и флейта. На стене были маленькие фотографии в рамочках — все как обычно: щербатые дети и добродушного вида старики.

— Семья, — сообщила она, вернувшись в комнату.

Она закурила, глубоко затянулась два раза, потом загасила сигарету в пепельнице, выдохнула, отогнала дым рукой.