Плотоядные поневоле

В действительности, конечно, ситуация такова, что 99% тинейджерского бунтарства изживает себя на изрядно потрепанных направлениях – любви к музыке, которую старшее поколение считает «шумом», сотворении дурацких причесок и тайном курении в ванной.

Не лишен иронии и тот факт, что детки, которые, казалось бы, представляются наибольшими нонконформистами, оказываются очень похожими на самых прожженных конформистов (да-да, это относится к вам, инфантильные, поэтичные души, завернутые в черное; раскрашенные как шизофреники-индейцы, пирсингованные, татуированные «настоящие оригиналы»). Так что забудь все, что слышал про философию среднего пальца, крутость банд и развитие сленга: все перечисленное – не более чем самодовольная тупость подростков, которые верят, несмотря на любые сведения и доводы, что их идеи лучше, чем чьи бы то ни было, и что только они делают социальную эволюцию возможной.

После сражения с потоком на протяжении всего пути из глубокого океана к нерестилищу лососю нечего ожидать, кроме смерти и участи быть съеденным своим индифферентным потомком, прошедшим миллионы лет эволюции и ставшим Человеком разумным. Не менее позорными зачастую оказываются периоды жизни многих людей: дома престарелых, калоприемники, обращение как с пятилетними детьми...

И хотя все это, пожалуй, малоприятно для человека (или рыбы), с которым это происходит, по Дарвину, подобные события не лишены смысла. Посредством восприятия старших как нестерпимо скучных, глупых и более или менее гадких молодое поколение свободно, чтобы смотреть на мир свежим взглядом и заменять отжившие свое идеологии новыми.

Так, например, движение за отмену рабства было основано отнюдь не зрелыми торговцами «черным деревом», которые внезапно почуяли вину за свой образ жизни; оно возникло благодаря юным идеалистам, которые, оглядывая мир вокруг себя, видели несправедливость и стремились к ее ликвидации.

Буквально за пару минут до того, как сесть за эту главу я листал один из таблоидов в духе Village Voice ³⁵, какие есть в любом городе, и наткнулся на афишу «Концерта против дискриминации». Возможно, с расовыми проблемами в этой стране еще не покончено, но позвольте осведомиться, когда вы в последний раз попадали на анонс «Концерта ЗА дискриминацию»? Быть может, положение и далеко от идеального, но даже самый дурной и занудный либерал вынужден признать, что за последние пару столетий мы прошли большой путь.

Разумеется, далеко не все так называемые «молодежные движения» до того успешны, что становятся мейнстримом; напротив, львиная доля затухает внутри одного поколения. Взять, например, хиппи – самое неряшливое (и фигурально, и буквально выражаясь) молодежное движение в новейшей истории. В их идеалах не было ничего плохого: прекращение войн, сближение с окружающими через трансцендентальную медитацию и галлюциногены – это прекрасно, но проблема в том, что идеи тонули в банальностях – отказе от стрижки и отвратительном запахе. Эти внешние характеристики никогда не волновали обывателей и служили исключительно для того, чтобы омрачить их представление о хиппи и антивоенном движении. Вот почему слово «аболиционист» звучит благородно и рисует романтические образы, а «хиппи» вошло в лексикон как термин для определения степени деградации. Потому что люди в массе ценят абстрактные мораль и справедливость, но не очень склонны давать волю фрикам.

Сейчас дело обстоит таким образом, что к веганству обращается в основном молодежь и те, кто по какой-то причине сохранили присущее ей мировосприятие. Веганы ничего не имеют против того чтобы их считали фриками или просто другими; наоборот, подобные ярлыки нас воодушевляют и заставляют гордиться собой.

Поскольку наша идентичность во многом связана с пребыванием членом «сообщества веганов», мы испытываем противоречивый интерес к неофитам, при этом защищая свой элитный статус Вегана от выхолащивания. С этой целью мы постоянно вырабатываем стандарты и ищем новые способы изгнать друг друга, обвинив в ереси. Сыроеды, например, часто хорохорятся, что вывели веганство «на новый уровень» – смехотворная претенциозность, разве что по причинам, мне неведомым, термальная обработка превращает овощи в животных. Когда «веганская полиция» ловит очередного нарушителя за какую-то реальную или воображаемую провинность, мы сидим тихо, греясь в лучах собственного превосходства, позволившего избежать подобных проступков – или, возможно, боимся, что, ввязавшись в заваруху, станем следующей жертвой.

Если мы хотим, чтобы веганство когда-нибудь стало повсеместно признанным явлением, нормальные люди не должны видеть в движении кучку чокнутых фриков, следующих деспотичным правилам, направленным на победу в идиотском, инфантильном состязании, в котором даже никто из родственников/коллег/друзей никогда не захочет участвовать.

Однажды я был в баре с друзьями-веганами, и пара крепко выпивающих ребят за соседним столиком услышала, о чем мы говорим – а говорили мы, конечно, о веганстве, потому что это единственное, о чем веганы беседуют друг с другом. И один из наших соседей сказал другому: «Знаешь, чтобы я сейчас слопал? Большой, сочный гамбургер».

Обычно я не вижу смысла в серьезных дебатах с пьяными людьми. Не только потому, что их мозг недостаточно хорошо работает для подобных дискуссий, но и потому, что я редко нахожусь среди пьяных, если сам трезв. А это уже совсем другая история. Так или иначе, девушка из нашей компании решила ответить этим парням, дабы развеять для них миф о том, что веганы – ненормальные экстремисты, на которых могут отыгрываться забулдыги в барах.

«Я очень духовная и тонко чувствующая натура, - объяснила она с неприличной надменностью, - и я твердо верю в то, что все в мире обладает своей резонансной энергией. Включая этот стол».

Это было худшей защитой веганства за всю историю. Выстраивая теорию о том, что стол все чувствует, дама объяснила, что обижать животных, обладающих большей резонансной энергией, еще хуже, чем эксплуатировать мебель.

Представить активистов за отмену смертной казни. Что было бы, если бы они утверждали, что электрический стул аморален, потому что это издевательство даже над самим стулом, не говоря уже о человеке? Вообразить борца за права сексуальных меньшинств. Как будет воспринят его аргумент о том, что неэтично отказывать барной стойке в праве на брак с другой барной стойкой?

К моменту, когда выступление дамы было закончено, ребята вытирали слезы с глаз от смеха, и даже я вынужден признать, что фраза о сочном гамбургере была убедительней. Я уважаю религиозные чувства окружающих и не имею ничего против, если кто-то хочет выстроить систему личной ответственности вокруг веры в то, что у столов есть души. С другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы этическое веганство производило столь абсурдное впечатление.

«Забудьте обо всем, что сейчас услышали», - сказал я гамбургероям. После чего живенько привел свои причины быть веганом: а) животные чувствуют боль; б) нам предоставлен богатый выбор еды; в) я лучше себя чувствую, зная, что мое питание не включает продукты, производство которых причиняет вред животным.

В этом объяснении не было ничего глубокого. При этом нельзя забывать, что я вещал все это в пьяном угаре в нескольких сантиметрах от лиц моих слушателей. Вместе с тем я могу охарактеризовать их реакцию на мои слова как изумление. Независимо от того, что знали и думали о веганах эти ребята, они куда больше удивились тому, что сказал я, нежели нонсенсу про чувства столов.

Не думаю, что они помчались из бара домой и засели в интернете в поисках рецептов блюд из тофу, но оба пожали мне руку и выглядели неподдельно впечатленными новым взглядом на вопрос. Кто знает, какой эффект это возымеет в дальнейшем. Быть может, однажды дочь-подросток скажет кому-нибудь из этих парней за ужином, что хочет стать вегетарианкой. Я думаю, все согласятся, что родительская реакция «О, девочка хочет помочь животным» куда лучше, чем «О, боже – она считает, что у столов есть души!»

Иисус

Я прошел обряд Святого Причастия всего единожды, да и то в англиканской, а не в католической церкви. Это во многом объясняет тот факт, что священная просфора на вкус была совсем как обычная печенька и никак не тянула на кусочек трупа 2000-летней давности.

Не обращая ни малейшего внимания на многих христиан, принявших решение воспринимать просфору как символ тела Христова (или абстрагироваться от подоплеки ритуала в принципе), Римская католическая церковь официально отстаивает доктрину превращения, утверждающую, что, вступив в контакт с человеческой слюной, эти крекеры натурально преобразуются в ломтик плоти Иисуса. Подумать страшно: в мире живет около миллиарда католиков, каждый из которых убежден, что бог принимает одну из четырех форм – отца, сына, святого духа и специального снека, который подают в церкви по воскресным утрам, чтобы прихожанин продержался до позднего завтрака.