Пловец (сборник)
Шрифт:
Солнце спустилось к горизонту, но духота, монотонные всплески волн, бессмысленное стояние на палубе утомили всех. В воображении рисовался прохладный бобокветский двор, под тенистым деревом стоял стол, полный яств. «Изабелла» охлаждалась в ручье.
– Какого черта мы мучаемся! Надо прервать заплыв – и все! В конце концов, кто тут приказывает?! – взорвался Теофил.
И из рупора полилась ругань. «Звезда» настигла лодку. Казалось, что она хочет растоптать ее. Я плыл и чувствовал, как железная громада вот-вот наскочит на меня. Но я не оглядывался, старался не сбиваться с ритма, я перестал интересоваться всем, что происходит за моей спиной.
Вперед!
Вскоре все утихло. Я почувствовал – «Звезда» исчезла. Лодка поравнялась со мной, и я увидел Давида Франгуляна. Он перегнулся через борт и сказал:
– Они уплыли. Велели следить за тобой… Вернутся к ночи.
Я посмотрел в сторону берега и увидел удаляющийся кораблик.
– К нам плывут двое. Они прыгнули со «Звезды».
Франгулян стал всматриваться в море.
Это Додо и Илиопуло!
Вскоре они подплыли и забрались в лодку.
– Мы с вами. Будем сменять на веслах… К черту Бобоквети, – проговорил Додо.
Грек Илиопуло взял у Франгуляна весла, налег на них, и лодка двинулась вслед за мной. Моя надежда и опора – интернациональная бригада: грек, армянин, русский и грузин напрягали мускулы и подбадривали меня, пели и в пении создавали общий ритм пловца и лодки.
Зашло солнце! Стемнело. Меня напоили горячим кофе.
К ночи заныли плечи, я почувствовал вялость, озноб. Савелий прыгнул в воду и в воде сделал мне массаж; мышцы ожили, я вновь приобрел уверенность и силы.
Я плыл под светом фонарика. Привлеченный светом, к лодке подошел ночной косяк ставриды. Рыба выпрыгивала из воды, делала в воздухе сальто рядом со мной.
Под утро море заволновалось. С берега сошел туман. В тумане мы услышали гудок «Звезды». На палубе стояла компания сонных кутил. Они молча смотрели на нас, ежась от утренней сырости. «Браво! Браво!» – услышал я голос Нестора.
Огромный красный диск солнца поднялся над далекими горами.
Вода стала прозрачной, окрасилась в изумрудные цвета. Был штиль. (Я вспомнил страшное утро отцовского заплыва: гигантские волны едва не утопили его.)
– Им надо поесть! – сказад Теофил.
Со «Звезды» спустили корзину с привезенными остатками бобокветского застолья. Но сидящие в лодке не приняли корзину.
– Дурачье, ешьте, вы же истощились.
– Спасибо, мы сыты, чтобы грести, надо быть налегке.
– Выпейте вина.
– От вина не откажемся.
Две бутылки красного распили из горлышка.
Грек запел. Со «Звезды» смотрели на поющую лодку. А я терял последние силы. Онемели ноги. Каждый взмах руки давался мне адскими усилиями. Как будто из тумана глядели лица гребцов: «Как ты себя чувствуешь?» Я не мог ответить им. Закрыл глаза и увидел Тамуну и себя – больного, в горячке, с высокой температурой. Тамуна снимала с меня мокрую от пота рубашку, я прислонился к ее большому телу, и мне было хорошо. О, как мне нужны сейчас сильные руки Тамуны. Они подхватили бы меня и вынесли на потийский берег.
– Виден Поти, – закричал кто-то.
Я открыл глаза. Я ничего не видел: соль разъела мне веки, будто тысячу кусочков битого стекла всыпали мне под зрачки. Но я почувствовал, как в мышцах появляется утраченная сила. Я преодолел «мертвую точку», о которой предупреждал меня Франгулян. Она посетила меня у самого конца заплыва.
Долой все «мертвые точки»! Да здравствует движение вперед! Мне хотелось кричать. Если бы я мог, как дельфин, подпрыгивать в воздухе и плюхаться в воду, подпрыгивать и плюхаться и так вплыть в Поти.
И в этот момент ликования судорога охватила обе мои ноги. Они окаменели, и я с каменными ногами шел медленно
под воду. По правилам я не мог прикоснуться даже к борту лодки – это значило, что я прекращаю заплыв и схожу с дистанции. Но массаж в воде допускался правилами, и Савелий, прыгнув в воду, стал растирать мои ноги, но, увы, мышцы были безжизненны.– Надо пустить кровь – это лучшее средство от судороги. Дайте иглу.
Савелий объяснил, где искать иглу, но ее не могли найти. Я греб, пытаясь удержаться на поверхности, но ноги, как пудовые гири, тянули меня вниз.
– Дайте нож!
Ножа ни у кого не было.
– Я укушу тебя!
– Кусай, Савелий!
Два глубоких укуса на икрах ног, струйки крови, окрасившие воду, – и судорога исчезла.
Поти, именуемый в древности Фазисом, к которому когда-то плыл легендарный корабль «Арго», теперь ждал меня.
И назло всем судорогам, всем «мертвым точкам», всем судьям-регистраторам, всем неверующим Несторам и Теофилам, всем хозяевам подпольных птицеферм, назло всем, кто пытался кастрировать мой дух ожирением, накоплением денег, ложью, мещанством (вспомнил записанные отцом чьи-то слова: «В болоте погибнуть так же легко, как и в море, но если море привлекательно-опасно, то болото опасно-отвратительно. Лучше потерпеть кораблекрушение, чем увязнуть в тине»), я плыл в водах потийской бухты.
За долгие тридцать часов я успел продумать всю свою прошлую жизнь. Она проходит перед вами.
Я вышел на берег. У меня подкашивались колени. Упав в объятия Давида, Додо, поддерживаемый Савелием и Илиопуло, я терял сознание.
Где-то на периферии своего зрения я увидел огромную женщину с ребенком. Моя Тамуна!
В потийской гостинице «Фасис», в номере с картиной Айвазовского на стене, с фикусом в кадке, с вентилятором, не способным развеять духоту, на кровати лежит голый мужчина. Тело его обмазано густым слоем китового жира. Он свалился спать, не успев его смыть. Он спит вторые сутки. У него красные, выеденные морской солью веки, растрескавшиеся губы. Он улыбается во сне. Рядом на стуле сидит красивая крупнотелая женщина. На соседней кровати спит младенец. Он тоже улыбается во сне. Женщина машет полотенцем над головами спящих, сгоняя с их лиц жужжащих комаров. За окном виднеется Черное море.
Мед для всех
Родился Ноэ Лобжанидзе в 1881 году в крестьянской семье. Рос, пас свиней, овец. Был отдан в ученики священнику Сандро Метревели.
В двадцать лет Ноэ был красив, высок, мускулист, смекалист, не знал женщин, молился Богу.
Самая большая проблема для крестьян горного края в селе Верхняя Рача – это земля, пригодная для возделывания. Ее очень мало, и стоит она невероятно дорого.
Священник Сандро Метревели в своей проповеди говорил: «Люди готовы передрать друг другу глотки, из-за клочка земли деревня воюет с деревней, льется кровь. Из-за одной десятины земли точатся десять кинжалов, зернами смерти засеивается земля…»
Сандро Метревели посылает громы и молнии на сильных мира сего и предупреждает о скором пришествии нового потопа. Он строит во дворе церкви огромную лодку. Во время потопа в этой лодке он спасет всех несчастных, отвергнутых, обездоленных.