Пловец
Шрифт:
Недавно Габриэлла стала испытывать приступы клаустрофобии. Ей казалось, что стены вокруг нее сужаются. Внутри она ощущала полную пустоту. Работать было все тяжелее. Все стало казаться бессмысленным.
Это пугало девушку, заставляя постоянно искать новые цели, полностью погружаться в новые дела, новых клиентов, работать на износ. Она говорила себе, что это необходимо. Что клиенты не могут без нее обойтись. Что когда она станет партнером, ей будет легче.
Красная рождественская звезда и белый электрический подсвечник на стойке рецепции за стеклом напомнили о том, что в понедельник Рождество. Боже мой. Габриэлла даже не заметила,
– Габриэлла Сейхельман?
Она замерла, обернулась, чуть не поскользнувшись на гладких плитках пола. Кто-то протянул ей руку, чтобы девушка не упала.
– Вау! Какая вы стремительная, – произнес голос.
Габриэлла повернулась и улыбнулась, невольно покраснев.
Перед ней был мужчина лет пятидесяти на вид. Серые, коротко подстриженные волосы под черной шапкой, потертые джинсы на талии, рубашка из магазина «Дрессмен», короткая заношенная кожаная куртка. Полицейский в штатском. Никаких сомнений. У Габриэллы был на них нюх.
Не успела она рот открыть, как он уже достал удостоверение:
– Меня зовут Антон Бронзелиус, – представился мужчина. – Я из тайной полиции.
– И? – спросила Габриэлла, напрягаясь.
У нее нет на это времени. Совсем нет.
– У вас есть секунда? – спросил он. – Или, точнее сказать, я знаю, что есть….
Он посмотрел на часы на запястье.
– Я знаю, что у вас двадцать минут до начала слушаний – и я взял на себя смелость зарезервировать переговорную.
Габриэлла смотрела на часы. Девятнадцать минут.
Конечно, Йозеф будет готов. И он не ждет ее появления так рано. Но все равно она нервничала. Ноги под столом тряслись. Руки вертели телефон. Что, черт возьми, происходит?
Бронзелиус не терял времени. Не успели они войти в переговорную, как он положил на белый стол три вечерние газеты. Все переговорные были белыми. Это было хорошо известно Габриэлле, потому что она проводила в них больше времени, чем в своей собственной квартире в Васастане. Где тоже, кстати, были белые стены.
Все газеты писали об одном. Разные заголовки можно было передать одной фразой: «Шведа разыскивают по подозрению в убийстве в Брюсселе». «Экспресен» между словами «шведа» и «разыскивают» вставил «террориста». «Афтонбладет» предпочел «элитный солдат». «Идиоты, – подумала Габриэлла. – Элитный солдат – это же интереснее, чем террорист».
– Вы слышали об этой истории? – спросил Бронзелиус.
– Да, я читаю прессу, – сказала Габриэлла. – Я видела и эти статьи. И в интернете тоже. Но дальше заголовка я не читала.
Бронзелиус кивнул.
Этот полицейский внушал ей доверие. В нем чувствовалось желание защищать. Габриэлла немного успокоилась.
– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Это секретная информация. Полагаю, вы как адвокат знаете, что это означает.
– Да, я знакома с профессиональной тайной, – устало улыбнулась Габриэлла.
– Террорист или элитный солдат, в зависимости от того, что вы предпочитаете, это Махмуд Шаммош, – объявил он.
20 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия
Клара откинулась на спинку стула и повернулась так, чтобы видеть фантастический вид, открывавшийся из ее офиса на шестнадцатом
этаже. Ей хотелось вырваться из плена этого кабинета, убежать прочь от компьютера, прочь от заметок после встречи с Эвой-Карин. Утро выдалось холодным, и небо было ярко-голубым, без единого облачка.Дым, поднимающийся из труб, застывал в воздухе белыми клубами. Солнце светило так ярко, что слепило глаза. Клара опустила взгляд, но солнце было повсюду, отражаясь в стеклянных зданиях Европарламента. Клара потерла слезящиеся глаза. В такие дни казалось, что все начинается сначала. Словно земля повернулась на несколько градусов или вселенная вдруг расширилась. У Клары было ощущение, что она проснулась в чужом теле, с которым ее не связывали никакие воспоминания. Когда Клара была подростком, каждый день был у нее таким. Наверное, так со всеми подростками. Клара зажмурилась и смахнула со щеки слезу.
После того как Клара перевернула снимок, она еще долго неподвижно сидела на кровати, уставившись в белоснежную стену. Она глубоко дышала и думала о словах дедушки: «Скалы и камни. Вот из чего сделаны мы в шхерах». Скалы и камни.
Она снова посмотрела на черно-белое фото. Какие красивые. Все трое.
Девочке на вид три года. Счастливая, она сидит на плечах у Кирилла. Ее длинные волосы перепутались с его короткими кудрявыми. Большие темные глаза смотрят прямо в камеру. Кирилл с голой грудью тянется вверх, чтобы поцеловать дочку в щеку. Рядом с ним, обняв его за талию тонкой гладкой рукой, стоит женщина – такая свежая и отдохнувшая, какой только можно быть во время отпуска с семьей. От ее красоты захватывало дух. Аккуратный носик, пара веснушек, выгоревшие на солнце светлые волосы, летний комбинезон и загорелые ноги. Она могла бы быть моделью. А может, она и есть модель. Они стоят на морском берегу на фоне волн. Картина типичного французского семейного счастья.
Сколько она просидела со снимком в руках, борясь с желанием швырнуть его в стену так, чтобы стеклянная рамка разлетелась на тысячи осколков. Но в конце концов Клара спокойно убрала снимок обратно в ящик, поднялась с постели, оделась, сунула телефон в карман и пошла на работу.
Скалы и камни.
Когда телефон на столе зазвонил, она сначала не хотела брать трубку. Ей не хотелось лицемерить с Эвой-Карин. У нее не было на это сил. Но после седьмого сигнала она все-таки решила, что лучше ответить.
– Да, – сказала она в трубку.
– Вас спрашивает господин Муди, мадемуазель Вальден, – сказала секретарша с рецепции по-французски.
У Клары перехватило дыхание. В воздухе словно пропал весь кислород. Сердце забилось быстрее.
– Клара? – раздался голос. – Это ты?
Его голос был выше, чем она его помнила. Тон встревоженный, нервный. Клара попыталась сделать вдох, но это было нелегко.
– Муди, – прошептала она.
Тишина. Клара нарушила ее первой.
– Давно не виделись.
Она слышала дыхание на другом конце провода. Прерывистое. Нервное. С ним явно что-то было не так.
– Мне нужно тебя увидеть, – сказал Махмуд.
Его голос. Нервный и напряженный. Кларе стало стыдно. Она так и не ответила на мейл. Не потому что не хотела, а потому что не знала, что ответить.
– Сейчас? – спросила она. – Ты в Брюсселе?
– Ты можешь выйти из кабинета?
– В чем дело, Муди? Что-то случилось?
– Я не могу рассказать по телефону. Можем увидеться?