Пляска смерти

Не знаю, что бы я сделала, но вдруг в комнате появилась новая энергия. Воздух посвежел, в нем появился едва уловимый запах соли и моря. У Самсона прояснились глаза, исчез этот непонимающий, зачарованный взгляд. Карий цвет глаз отца сменился агатовой чернотой глаз матери. Он глядел на сидящее у него на коленях вампирическое дитя, и на лице его было выражение, которое я уже видела: на молодом лице десятилетия мудрости, не соответствующие внешности. И сейчас по этому взгляду, устремленному на Валентину, виден был каждый день из этих прожитых семидесяти лет. И видно, что он не больше двадцатилетний обыкновенный парнишка, чем Валентина — дитя.

Он попытался снять ее с колен, но она вцепилась в него, изо всех сил притворяясь ребенком.

— Самсон, ты меня совсем не любишь?

Он покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Не люблю.

Она надула губки, даже сумела слезы изобразить, будто он задел ее чувства. Может, и задел — Валентину черта с два поймешь.

Он оттянул ее от себя и твердо поставил на пол.

— Второй раз ты меня не обманешь, потому что я ощутил твой разум. Ты не дитя, Валентина. Ты думаешь не так, как дитя. — Он передернулся, потер руки ладонями от плеч вниз, будто очищая их от ощущения, где они ее касались. — Я видел, что ты хотела со мной сделать. Хотела меня убедить, будто я хочу, чтобы ты это делала со мной. — Его снова передернуло. — Твой ум начал хотеть вещей, которых не позволяет возраст твоего тела. Боль для тебя — замена секса.

Она уперла руки в боки, топнула ножкой.

— Не знаю, о чем ты говоришь. Наверное, это ты сам такого хочешь. — И она обернулась к Жан-Клоду: — Мастер, можешь ли ты найти среди наших гостей кого-нибудь, кто даст мне сделать ему больно? Я соскучилась.

Сказала она это так, будто никакого противоречия не было: объявить Самсона извращенцем, а потом попросить именно то, в чем он ее обвинил.

Жан-Клод вздохнул:

— Ашер, не будешь ли ты так добр отвести ее к Бартоломе?

Ашер поднялся из кресла, где сидел почти неподвижно во всех этих разборках. Но Натэниел его опередил:

— Я ее отведу.

Все обернулись к нему. Он улыбнулся:

— У вас с Сэмюэлом разговор о вампирских делах. Ашер здесь будет полезнее, чем я.

Он подошел к нам попрощаться, и Мика отодвинулся с дороги, пропуская его ко мне. Ричард все еще обнимал меня за плечи, и рука его напряглась, будто он хотел отодвинуть меня прочь от Натэниела.

Натэниел коснулся его руки, и Ричард застыл. Сила его хлестнула молнией, как плеть по коже.

— Ай, Ричард! Блин, это же больно! — вскрикнула я.

Натэниел поежился:

— И правда больно.

Но в голосе его не было жалобы.

— Назад, — сказал Ричард, и в голосе его чуть слышалось рычание. Он контролировал свою силу, чтобы она меня не обожгла, но это было как льнуть к горячей печке, когда знаешь, что очень скоро она еще сильнее начнет жарить.

Натэниел улыбнулся и протиснулся мимо нас, прижимаясь грудью к руке Ричарда. Тот отодвинулся, но попытался отодвинуть и меня, а я, честно говоря, не хотела оказаться в середине. Поэтому я остановилась, но Натэниел был так близко, что шагнуть вперед я тоже не могла. У Ричарда был выбор: поднять меня, или передвинуть, сделав мне больно, или отпустить, или отодвинуться без меня, или остаться где стоял, и чтобы Натэниел к нему прикасался.

Он пытался отступить назад, а я не хотела двигаться с места, а Натэниел просто смотрел на нас с расстояния в дюйм. Ричард не хотел отодвигаться без меня или оставлять меня одну с Натэниелом. Символично было так, что словами не передать.

Натэниел заговорил тихо, не отводя лавандовых глаз от лица вервольфа. Его грудь почти прижимала ко мне руку Ричарда.

— Ты как пес, метящий территорию. Может, тебе на Аниту поссать — пусть все знают, что она твоя?

Ричард зарычал низко и глубоко — звук завибрировал у меня по коже, по телу Натэниела. Мы оба вздрогнули — пожалуй, по разным причинам.

— Прекратите оба! — велела я.

— Она не кость, которая может достаться только одному, — сказал Натэниел.

Ричард снова зарычал, и на этот раз его сила хлопнула по мне плоским электрическим ударом. Мы с Натэниелом сказали одновременно: я — «больно!», он — «м-м-м!».

— Ну ты, извращенец! — почти выкрикнул Ричард.

— Может быть. Но этот извращенец готов сделать для любимой женщины и своего ребенка то, чего не сделаешь ты.

Ричард отдернулся так резко, что я пошатнулась — Натэниел меня подхватил.

Ричард отступил. Натэниел заставил его отступить — не силой, а правдой.

Натэниел подхватил меня, и я не мешала, потому что, если бы я сейчас отстранилась, все представление пропало бы зря. Слишком давно я ошиваюсь среди ликантропов, чтобы не понять, что происходит. Натэниел, мой покорный Натэниел, вышел отбивать подачу. Самой доминантной личности из всех, что есть в моей постели, он давал понять, что он — сила, с которой следует считаться. Почему сегодня? Почему именно сегодня решил Натэниел провести черту на песке? Ребенок. Конечно же, дело в ребенке. Что-то во всей этой истории заставило Натэниела ощутить, что он должен стать более доминантным. А может быть, ему, как и мне, надоело слушать и смотреть, как Ричард показывает, будто он — самый главный из моих возлюбленных, а ведет себя как приятель, с которым мы иногда трахаемся. Ничего плохого в этом нет, но не может один и тот же мужчина быть и любовью вашей жизни, и случайным дружеским трахом. Это роли взаимоисключающие.

Натэниел поддержал меня, и я обняла его, спрятала лицо у него на груди — потому что не знала точно, что на этом лице выражается. Натэниел выступил против Ричарда — и победил. Что еще может измениться просто из-за возможности, что будет ребенок?

— Я уведу Валентину, а вы поговорите про бизнес.

— Этот бизнес тебя касается, — напомнил Мика за моей спиной.

— Но мне потом можно будет рассказать, а по вампирским вопросам у меня все равно мнения не будет. — Он осклабился. — Также меньше всех я буду возражать против кого бы то ни было, кого Анита выберет себе как pomme de sangили любовника. — Он поцеловал меня в лоб и шепнул: — А еще дело в том, что Валентина меня не пугает.

Я посмотрела на него:

— А меня, знаешь, пугает то, что тебя она не пугает.

Он улыбнулся уже не так широко, только мне:

— Знаю.

И он поцеловал меня в губы — ласково и нежно. Потом отодвинулся, и я его отпустила, все еще не до конца понимая, что за перемена случилась в нем.

Валентина подошла к нему, он взял ее за ручку и повел к дальнему коридору. Она оглянулась на всех нас и показала язык.

Клодия послала за ними Лизандро, сказав вслух:

— Пригляди там, чтобы Бартоломе не сделал ничего такого, чего не должен.

Но я не сомневалась, что после представления Валентины и Самсона она просто не хотела оставлять с ней наедине никого из не-вампиров. Честно говоря, я тоже.

Глава семнадцатая

— Как ты можешь его любить? — спросил Ричард.

Я обернулась к нему. Он сгорбился, потирая ладонями руки от плеч, как от холода. Но холодно ему не было — по крайней мере не тот это был холод, от которого можно защититься одеялом. Холод сердца это был, или души, или разума. Такой холод проедает дыру в самой твоей сути и оставляет за собой что-то темное и страшное.