Пляска в степи

С двумя косами, с покрытой кикой головой, в красной женской рубахе Звениславка казалась себе чужой. Накинув на плечи подаренный накануне плащ, она остановилась посреди клети, растерянная и взволнованная, и так бы и простояла, верно, до захода солнца, коли б Ярослав не подхватил ее на руки да не вынес за порог, толкнув ногой дверь.

Снаружи первым, кого Звениславка увидела, была Чеслава. Та охраняла клеть ночь напролет, отпугивая все чужое и злое. Поклонившись, воительница одарила ее тяжелым, злым взглядом, и Звениславка поспешно отвернулась, спрятала лицо на плече князя.

Под одобрительные возгласы людей Ярослав пронес молодую княгиню через все подворье, поднялся на крыльцо княжьего терема и поставил Звениславку на ноги, токмо перешагнув через порог. Позади него тенью следовала воительница Чеслава. А потом князь ушел, и Звениславка осталась в тереме одна.

Ее сердце отчаянно стучало, вот-вот грозясь вырваться из груди, но Звениславка заставила себя не спешить. Она медленно огляделась. Оказавшиеся поблизости теремные девки и холопы смотрели на нее во все глаза, не больно-то смущаясь.

Она ведь толком и не ведала, куда идти. Накануне ее всюду за руку водила Чеслава, да и из-за страха и усталости Звениславка ходила, будто во сне. Нынче же она не знала, где в тереме стряпущаяпрост. устар. помещение либо изба, где стряпают да княжеские горницы, где женский конец да кто хранит все ключи от горниц, амбаров, клетей.

— Госпожа! — в нее едва не влетела прямо с разбегу Устя.

Остановившись, девчонка задрала голову и, разинув рот, принялась рассматривать ее кику да новую рубаху.

— Ого-о-о, — восторженно протянула девчонка, и Звениславка ее понимала.

Терем на Ладоге был много, много богаче того, в котором она выросла. Расшитых жемчугом кик у них не носила даже Доброгнева Желановна, а скупым на украшения дядьку Некраса никак уж не назвать!

— Ты тут освоилась маленько? — с надеждой спросила Звениславка и облегченно улыбнулась, когда Устя закивала.

— Да-да, княгинюшка, я давеча у тетки Млады все выспросила, и где горницы твои, и куда приданое поклали, все-все теперича я ведаю. Знатная храминараньше слова «хоромъ», «хоромина» и «храмина» (с уменьшительным «храминка»), означали «дом», «комната», «вместилище» тут!

— А не слыхала ты про знахарку нашу, Зиму Ингваровну?

Она и сама не разумела, отчего спросила это прежде всего прочего. Верно, слишком уж огорчилась, когда та исчезла, не сказав ни словечка. Напрасно, стало быть, она думала, что сошлись они в пути, сблизились как-то.

— Не-а, княгинюшка, ничегошеньки про нее не слыхала и не видала.

— Ох, — Звениславка вздохнула.

Кого бы ей еще про знахарку расспросить? Не князя же… ему-то точно нет дела до женщины, напросившейся в его обоз, хоть и спасла она от смерти его воеводу. Спросить дядьку Крута? Тот жил своим двором, и Звениславка не ведала даже, где его искать. Да и откуда бы ему знать что-то про знахарку? Он вернулся из долгого похода домой, к своей семье. Кто ему та знахарка?..

Может, и не свидятся они больше, коли ушла госпожа Зима из Ладоги. Говорила она ведь, что с Севера, из далеких мест. Может, и она отправилась, наконец, домой?

Кивнув сама себе, Звениславка твердо приказала.

— Покажи тогда сперва горницы мои, а после — стряпущую. Да, и кто такая тетка Млада?..

Тетка Млада оказалась суровой женщиной, повидавшей уже достаточно зим. Она носила на голове вдовий повойник из темно-багряного полотна и больше молчала, чем говорила. Она приглядывала за княжьими горницами и накануне обустраивала их с князем свадебное ложе, проследила, чтоб привезённое приданое отнесли в терем да разложили в горнице. Она же нынче и провела Звениславку по княжьему терему, когда Устя отыскала ее где-то на подворье. Говоря коротко и токмо по делу, тетка Млада рассказала молоденькой княгине, как что в тереме обустроено, кто заведует всем подворьем, кто заправляет в стряпущей, кто ухаживает за княжьими лошадьми, кто прислуживает дружине да где живут ближайшие люди князя.

Велик оказался ладожский терем, без счета в нем было всего! Пока из одного конца в другой дойдешь — уж солнце сядет! Множество горниц, гридниц и клетей, долгие переходы между ними, словно построили изначально несколько теремов, да после соединили их длинными сенями. Крыльцо — одно другого выше да затейливей!

Какой тут токмо не было резьбы, какие токмо вырезанные птицы не украшали деревянные балки и стены. Звениславка то и дело задирала голову, чтобы полюбоваться очередным узором, идущим от пола до потолка, и даже выше! Длинные были лавки устланы меховыми шкурами али расписными покрывалами из крашеного полотна. Вдоль стен стояло множество сундуков со всякой утварью и скарбом; там и кубки с драгоценными каменьями, и чарки из золота али серебра, и блестящие, гладко натертые подносы, и расшитые шелковой нитью ручники, и кувшины, и меха, и все, что токмо могла Звениславка вообразить.

В одной из горниц в женском конце терема Звениславка наткнулась на невиданный доселе ткацкий стан: высоченный, в несколько локтей шириной. Это ж сколько можно поспеть на такой громадине соткать за долгую-то зиму да осень! У нее дома ткали обычно на вполовину меньших станах, и приходилось постоянно сгибаться, опускаться на коленки, чтобы наматывать нить в самом низу. А то и вовсе пряли на простеньких пряслицахПряслицем называли прялку с веретенами. За ними приходилось просиживать дни напролет, чтобы наткать вдоволь полотна на большую княжескую семью да себе на приданое. На этом же стане получится соткать широкое и длинное полотнище, которого хватит на многое.

Со вчерашней ночи у Звениславки во рту не было ни крошки, и к моменту, как они закончили обходить княжьи горницы в тереме, она отчаянно проголодалась. Дома она уже знала, как все заведено, когда трапезничали утром и вечером, на сколько человек собирали на стол. Здесь же… Еще и тяжелая кика с непривычки нещадно давила на голову, хотелось сгорбиться и снять ее, чтобы шея хоть малость отдохнула. Она все боялась, что не крепко сплела косы, пропустила какой-нибудь волосок, и он вот-вот выбьется из-под ободка кики. Лучше уж на месте сразу умереть.

Князь сказал накануне, что нынче вечером будет большой пир — вдвое больше вчерашнего. Может, это и хорошо. Звениславка хоть посмотрит да послушает, потому что на пиру перед свадьбой сидела, как не в себе, испуганная и смущенная. Ничегошеньки особо не запомнила.

Они спустились по всходу вниз, чтобы осмотреть клети, а после — хозяйственные постройки на подворье, когда Звениславка, приложив руку к урчавшему животу, все же не выдержала и обернулась к Усте.

— Принеси мне киселя с караваем.

Та понятливо кивнула и убежала, а Звениславка вошла в ближайшую горницу. В ней на лавках за столом в окружении нескольких женщин почтенных зим сидели две девчушки, еще в детских рубашонках до пят. Каждая носила на лбу простенькую матерчатую тесемку, перетягивавшую светлые русые волосы, собранную в косу. Было славницам на вид не больше семи-шести зим.

Когда Звениславка вошла, женщины поклонились ей, а девчушки повскакивали с лавок. Их длинные рубашки перехватывали тонкие пояски, увешанные маленькими фигурками оберегов — можно было разглядеть солнце Даждьбога и птиц, и даже крошечные стрелы. К пояскам же были прилажены маленькие подвески-бубенчики, сделанные из серебра.