Пляска в степи

— Брат, государыня.

Ярослав в два шага взлетел на крыльцо, и Звениславка испытала прилив острой благодарности.

— Братец! — Святополк улыбнулся ему еще шире, чем улыбался до того Звениславке. — Уже трудишь себя, я гляжу, не жалея?

Простая холщовая рубаха на князе промокла на вороте от пота да выбились из-под кожаного ремешка наспех перевязанные волосы.

— Ты тоже, говорят, не скучаешь. К боярам моим в гости захаживаешь, — Ярослав дернул уголком губ.

— Правду тебе говорят. Не мог не зайти да не поклониться старому, доброму другу нашего отца, — тот притворно развел руками и вновь поглядел на Звениславку.

— Поздравляю тебя со свадьбой, брат! Вчера я выпил лишку, уж не серчай. А нынче вот с княгиней твоей, наконец, встретился, хоть парой слов обмолвился.

Что-то было не так, подумала Звениславка. Она толком и не знала ничего ни про князя, ни про семью его, но даже она почувствовала, как накалился вокруг них воздух, как запахло тревогой.

— Худо мне, — сказала княгиня Мальфрида и железной хваткой сомкнула на запястье Святополка пальцы в перстнях. — Отведи меня в горницу, сынок.

— Как скажешь, матушка, — елейным голосом отозвался княжич, обнял мать за плечи и медленно повел за собой в сени.

Князь и Звениславка остались на крыльце вдвоем. Ощущалось, словно погрозилась да минула буря, не меньше. Ярослав хмурился, смотря вслед брату, и по привычке искал ладонью рукоять меча, чтобы стиснуть. Но в спешке, завидев издалека Святополка подле жены, он оставил меч там, где упражнялся с кметями.

— Я пришлась не по нраву твоему брату, — не выдержав повисшего молчания, Звениславка сказала первое, что пришло в голову.

Может, ей стоило подумать еще немного. Но князь неожиданно усмехнулся.

— Мало сыщется людей, кто пришелся бы, — Ярослав посмотрел на нее, и его взгляд малость потеплел. — Лучше тебе не говорить с ним без особой нужды.

Звениславка подавила неуместную улыбку. Будто она намеревалась! Мало приятного было слушать обидные, злые слова. Ей казалось, за недолгую беседу Святополк Мстиславич вылил на нее ушат помоев и вылил бы еще, не вмешайся князь.

Ярослав огладил короткую, русую бороду и окинул жену задумчивым взглядом. Размышляя, он закатал повыше рукава рубахи, и Звениславке бросился в глаза его старый, витой шрам на правом предплечье. На левую руку была наложена свежая, чистая повязка. Еще поутру ее не было.

— Чеслава! — что-то решив, Ярослав поглядел в сторону кметей и поманил к себе воительницу рукой.

Она даже ходила по-мужски, отметила Звениславка, пока Чеслава шла к ним через двор. Широко, вразвалочку, уперев руки в бока.

— Звал, княже? — спросила она, остановившись подле крыльца.

Смотрела она только на него, а Звениславку будто намеренно в упор не замечала.

— Хочу, чтобы ты за княгиней Звениславой Вышатовной приглядывала да всюду следовала, куда бы она ни направилась.

Обе женщины удивленно уставились на князя. И если Звениславка просто подивилась странному приказу: что может угрожать ей в княжьем тереме, тереме ее мужа, то Чеслава казалась недовольной и даже задетой.

Но с князем не спорят и не пререкаются, и потому она сжала зубы, склонила голову и тихо сказала.

— Я пригляжу, княже.

— Мстиславич, ты никак наших кметей молодых испужался? Ушел и не возвращаешься!

Над Ярославом подтрунивал десятник Стемид. Звениславка приметила и запомнила его еще накануне, поскольку тот ходил с полностью обритой головой, кроме одной длинной пряди на самом затылке. Да и ее десятник зачем-то синил. Стемид держал в руках два деревянных меча и одним махал в сторону князя. Как водится, рубахи на нем не было, и Звениславка старалась пореже на него смотреть. Ей делалось холодно от одного токмо вида! Зато вдоволь можно было разглядеть темно-синие, странные узоры у него на груди.

— Ты добрешешься, — Ярослав лениво махнул рукой.

Взглянув еще раз на Звениславку, он сбежал с крыльца и направился к заждавшимся его отрокам и кметем. С той стороны раздался смех, зазвучали шутки, и Чеслава проводила уходящего князя голодным, тоскливым взглядом. Поправив закрывавшую глаз повязку, она отвернулась и молча поднялась к Звениславке и встала позади нее. Под надзором воительницы той сделалось гораздо неуютнее. Так уж ли нужно, чтобы ее всюду сопровождала угрюмая девка?..

Чеслава следовала за княгиней тихой, невидимой тенью. Оставалась стоять снаружи, коли Звениславка входила в клеть али амбар, но в остальном же не выпускала ее из вида. Когда пришло время собираться на пир, воительница нехотя уступила молодой княгине и дозволила той войти в свои горницы одной. Молчаливая, недовольная Чеслава заставляла Звениславку нервничать и, по правде, та отчаянно хотела от нее избавиться. Пусть даже и ненадолго, но за полдня она устала от нее безумно.

И потому, оказавшись в горнице, Звениславка счастливо зажмурилась, прижавшись спиной к двери, за которой снаружи осталась Чеслава. Не заладилось промеж ними с самого начала… как бы сказать о таком князю? Осерчает ведь. Отчего-то же он приставил к ней воительницу, хочет, чтобы та ее охраняла.

Открыв глаза, Звениславка вскрикнула от испуга и неожиданности. В углу горницы на лавке, кутаясь в потертый плащ с прорехами, сидела госпожа Зима. Она поднялась ей навстречу и приложила палец к губам.

— Т-ш-ш-ш, дитятко, не пугайся, — сказала знахарка громким шепотом.

С видимым облегчением Зима Ингваровна сняла с головы грязный платок, под которым скрывала волосы. Раньше она его не носила.

Отмерев, Звениславка уже вот-вот была готова наброситься на знахарку с расспросами, но та вновь ее опередила.

— Дитятко, — позвала госпожа Зима, пристально глядя на Звениславку своими холодными, светлыми глазами, — окажи милость, исполни мою просьбу.

Колокольчики в волосах III

Иштар бродила по пепелищу. Под ее ногами — черная, выгоревшая дотла земля.

Местами она еще дымилась, и в воздухе висела серая хмарь, которую не могли разогнать даже сильные степные ветра. Глаза и нос щипало, в горле першило из-за удушающего запаха и летящего во все стороны пепла. Из-за него на щеках оставались грязные, бледно-серые разводы. Колокольчики в волосах Иштар звенели тихо и отчаянно, и этот перезвон напоминал прощальные песни, которые звучали, когда хоронили умерших в бою.

Терем князя, имя которого больше ничего не значило, догорел еще вчера. От него осталась груда черных, обуглившихся бревен да пара выстоявших в пожаре опор — они не сломились и не упали даже в пламени. Посреди остатков терема почти нетронутой стояла огромная, обгоревшая по бокам печь. Словно скала посреди бескрайнего, выжженного моря. Протяжно и громко кричали кружившие над пепелищем черные птицы, заслонявшие собой солнце.

Иштар шла, подхватив полы широких шаровар, и россыпь тонких черных кос змеилась у нее за спиной. Ее тошнило от запаха гари и обожжённой плоти, и она закусила губу. Почему-то вокруг не было никого, кроме нее и громких, назойливых птиц. Она ускорилась. Она должна дойти как можно быстрее, она должна успеть. Испарина выступила у нее на лбу, и Иштар смахнула ее, нетерпеливо дернув рукой. Ее быстрые шаги утопали в сером пепле, оставляли за собой висящее в воздухе облако, которое еще долго не опускалось на землю. Иштар беспокойно перебирала свои браслеты на тонких запястьях: клац, клац, клац.