Пляска в степи
Шрифт:
— Ты бы попросил кого, — сказала она, хотя обычно не лезла в чужие дела. — Ты же дружен был с отроком... как его звать, запамятовала... Вышата! Пущай он с повязкой подсобит!
А вот нынче Горазд замялся. Дрогнул, опустил взгляд, принявшись рассматривать землю под своими сапогами. Но сказал только:
— Права ты. Попрошу.
Одарив напоследок его долгим, изучающим взглядом, Чеслава молча развернулась и вышла из теплой клети на студеный ночной воздух.
***
Всю следующую седмицу ничего не происходило. Послушная воле мужа, княгиня не выходила из своих
Как решил, князь отправил за воеводой Брячиславом в Белоозеро сотника Стемида с малой дружиной, наказав привезти того живым. Пока вестей от них не было. Гридни и бояре выходили несколько раз на ловиту, правда, все без князя. Ярослав с ними не ездил и потому почестей от поимки кабанчика да оленя не получал, хотя и поднимали непременно на каждом пиру за князя первый тост.
Воевода Крут на подворье считай и вовсе не показывался. Верно, решил, что не явится, пока ведунью не сыщет. Коли так, то напрасно. Эдак можно и до следующей весны не поймать. Но такому гордецу даже князь не указ.
Чеслава же маялась и тосковала. Княгиня — в горницах, от безделья и взвыть недолго. От скуки взялась отроку Горазду рану врачевать. Тот ведь заупрямился, показывать лекарю в тереме отказался. Страшился, что лекарь князю расскажет, и отправят отрока в избу к мамке, на полатях отлеживаться. И было бы это правильно, с какой стороны ни посмотри! Но уж за спиной Горазда Чеслава про него говорить не станет, вот и решила сама подсобить. Она, конечно, знахаркой не было — отвел Перун! Но кой-чего все же в травках смыслила. Хватит и ее скудных умений, чтобы целебный отвар запарить да повязку как следует наложить. А то на рану глядеть поначалу страшно было. Как будто холщовый мешок зашивали, а не живого человека!
В ту седмицу приехали на Ладогу на торг норманны. Великие мастера по серебру да железу они были, и княжье подворье заметно оживилось. В свой черед сбегали поглядеть на оружие все детские — да как только разрешения испросили. Наведались на торг подле пристани и отроки, и старшая гридь. Приносили с собой рассказы о диковинках: резные шкатулки из кости морских чудовищ; россыпи желто-красных камней, с темной серединой и золотистыми прожилками; кольчуги тончайшей работы.
Одним утром князь подозвал к себе Чеславу, пока та метала ножи в цель. Он как раз закончил гонять детских деревянным мечом и пил студеную воду в окружении мальчишек.
— А ну брысь, — сказал им, когда воительница подошла, и замахнулся пустым ковшом, словно намеревался окатить водой. Со смехом и писком сопляки рассыпались в разные стороны, ничуть, впрочем, не напуганные.
— Княже, — Чеслава поклонилась ему, и с лица Ярослава стерлась улыбка, с которой он провожал мальчишек взглядом.
— Княгиня нынче на торг пойдет. Проводи ее да поспрашивай у купцов невзначай, может, слыхал кто про торквесы, — велел он ей негромко, все поглядывая в сторону крыльца.
Воительница подняла на него недоуменный взгляд. Она заходила к Звениславе Вышатовне по утру и та никуда не собиралась.
Еще и ее отпустила от себя, мол, совсем Чеслава зачахла в горницах, пусть кровь малость по жилам разгонит.Но князь истолковал ее взгляд по-своему.
— Я мыслю, не много сыщется ведуний, что торквесом владеют. Не каждая же первая! — в сердцах добавил он.
Это, конечно, для ушей Чеславы не предназначалось. Но выходило, что не шибко преуспел в поисках знахарки воевода Крут.
— Добро, — она склонила голову. — Разузнаю.
— Невзначай, — повторил Ярослав с нажимом. — Лишние слухи мне не нужны.
Это было понятно.
Чеслава как раз поспела переплести свои жиденькие волосы, сменить рубаху да надеть тулуп, когда княгиня показалась на крыльце. Воительница прищурила единственный глаз. Подле Звениславы вились обе непоседы-княжны, их мамки да княгинина чернавка, Устя. Целая толпа. Чеслава вздохнула, погладила рукоять меча в ножках и решительно направилась к крыльцу.
— Боярин Гостивит уж четыре раза в терем захаживал. Все про княгиню Мальфриду спрашивал, — сказала Чеславе княгиня, когда вышли они за ворота терема да степенно пошли по широкой стезе в сторону пристани.
Там на берегу реки, на возвышении и развернулся нынче торг.
Любава и Яромира, закутанные в теплые одежды, умчались вперед, и мамки, подхватив юбки, поспешили следом, приглядывать за непослушными дитятями. Звенислава же придержала ледяной рукой Чеславу за запястье и нарочито замедлила шаг. Она волновалась и потому говорила быстро, сбивчиво.
Недолго осталось, пока правда выйдет наружу, просочится окольными путями за пределы терема. Диво, что еще не начали болтать. Ну, так князь холопов да девок теремных, кто первыми сбежался на зов чернавки старой княгини, запер по клетям да приставил к ним дружинников. Всем прочим воспретил с кем бы то ни было заговаривать об увиденном под страхом быть изгнанным из дружины.
Но останавливать людскую молву — все равно, что пытаться поймать ветер. Слова просачиваются через самые прочные двери да крепкие запоры, через малейшие прорехи.
— Он же боярин, он может и вече созвать, да? — княгиня поправила жемчужные рясны по бокам кики. — Я в таких делах не смыслю ничего!
Нынче на торг она принарядилась: сплетенные одно с другим кольца-усерязи спускались с висков аж до пушистой меховой оторочки теплой свиты. На запястьях сверкали серебряные обручья с разноцветными каменьями, названий которых Чеслава не ведала. Из-под длинной свиты выглядывал расшитый мудреным узором подол поневы, и ткань та была тонко, искусно выпрядена.
Но глядела Звенислава так, словно нынче все ее наряды и украшения шли поперек души. Может, так оно и было. Может, так велел князь. Чтоб никто не пошел языком трепать, мол, княгиня на торг пришла смурная, поди случилось что.
— Боярин Гостивит может вече созвать, — Чеслава подтвердила ее слова. — Но повод ему нужен весомый.
— Ох Макошь-матушка, — Звенислава закусила губу. — Пропажа княгини Мальфриды — чем не весомый.
Чеслава не успела ей ответить, потому как догнали они маленьких княжон да их мамок.