Пляска в степи

— Весь терем прознает про старую княгиню ведь, — сказал тот, едва шевеля губами и не сводя пристального взгляда с князя и белоозерского воеводы.

— Уж и так все прознали, — буркнул дядька Крут.

Коли явился боярин Гостивит по утру на княжье подворье да спросил с князя про княгиню Мальфриду, стало быть, доподлинно ему известно, что приключилось. Не стал бы иначе боярин против Мстиславича выступать.

На негнущихся, окаменевших ногах воевода Брячислав послушно ступил следом за князем из гридницы, и дядька Крут с сотником последовали за ними. Они поднялись по всходу и свернули на женскую сторону терема, и перед самой дверью в горницы княгини Мальфриды Брячислав запнулся и замер на месте.

— Ступай, воевода, — Ярослав подтолкнул его в спину и жестом велел кметю, охранявшего дверь, ее распахнуть. — Ты же и так все во сне видал.

Внутри горницы все осталось так же, как дядька Крут запомнил. Неподвижная княгиня Мальфрида лежала на лавке будто во сне. На деревянном полу валялся наполовину опаленный, почерневший торквес. Ярослав велел не трогать его и оставить на месте. Пятна крови на торквесе побурели и въелись глубоко в железо.

Сделав один шаг, воевода Брячислав вновь споткнулся. Он, которого в далеком детстве отец учил перебегать с драккара на драккар по узенькой дощечке; который рубил врагов направо и налево и шагал по головам, чтобы возвыситься в дружине и стать сестре надежной опорой, он спотыкался нынче как дитя, еще не умевшее толком ходить.

Совладав с собой, Брячислав подошел к лавке, на которой вечным сном заснула его сестра. Взгляд воеводы метнулся к опаленному торквесу и застыл, прикипел к искусному украшению. Он содрогнулся всем телом и испуганно прошептал одно лишь слово на незнакомом языке.

— Винтер...

Дядька Крут напрягся, силясь уразуметь. Грубое норманнское наречие — вот и все, что он понял. Брячислав же замолчал и отвернулся прочь от сестры да торквеса. Сгорбленный, сломленный, он поглядел пустыми, мертвыми глазами на князя, словно чего-то ждал.

— Завтра будет вече, — сказал ему Ярослав. — Люди спросят с меня, кто и отчего сотворил такое со старой княгиней. Ты знаешь ответ, воевода.

Брячислав медленно покачал головой.

— Я ничего тебе не скажу, князь, — бесцветным голосом отозвался он.

— Вот как, — Ярослав сжал кулаки.

Вскинув голову, он одарил воеводу презрительным взглядом. Князь пытался обуздать свой гнев, и оттого у него на лице вокруг плотно сомкнутых губ заходили желваки.

— Боишься Святополка?

К их удивлению, Брячислав засмеялся каркающим, хриплым смехом, больше похожим на вороний гвалт. Как бы умом ни помутился, подумал дядька Крут. Поглядел на любимую сестрицу да утратил остатки рассудка.

— Я уже ничего не боюсь, князь. Но ты, коли чаешь сберечь, что тебе дорого, не лезь в это, — отсмеявшись, глухо заговорил воевода, искоса поглядывая на Ярослава. — Коли б не ты, все сложилось иначе.

Теперь уж пришел черед дядьке Круту сжимать тяжелые кулаки. Как смеет этот шелудивый пес разевать свой рот на их князя?!

Лицо Ярослава искривила жесткая, мрачная усмешка. Он посмотрел на окаменевшую княгиню за своей спиной, а потом исподлобья взглянул на ее разом состарившегося брата. Глубокие морщины залегли у князя на лбу и меж густыми бровями.

— Не сжили со свету ничтожного щенка, — процедил Ярослав, все еще криво усмехаясь. — Оплошали вы.

Он повел плечами, словно сбрасывал невидимую тяжесть, и обернулся к своему сотнику.

— В поруб его, — Ярослав едва заметно кивнул в сторону воеводы Брячислава, который даже не шелохнулся, услышав.

— Да, княже, — с хрипотцой в голосе отозвался Стемид.

Он не многое понял из разговора своего батька и белоозерского воеводы, но приказ князя был готов с радостью исполнить. Уж больно тошно было глядеть на воеводу Брячислава да речи его нечестивые слушать.

В безмолвном, застывшем молчании они дождались, пока войдут в горницу кмети да под локти уведут долой с глаз Брячислава — покорного и ничему не воспротивившегося. Дядька Крут все смотрел на Ярослава. Казалось, будь его воля, и воеводу князь прибил бы прямо на месте.

Когда из горницы вышел Стемид, чтобы самому сопроводить Брячислава в темницу, Ярослав, наконец, вздохнул.

— Что мыслишь, дядька Крут? — спросил он, скрестив руки на груди.

Ну, хоть кривиться перестал.

— Что ты прав оказался, — ответил воевода и пошел прочь из горницы следом за Ярославом.

Без нужды находиться подле окаменевшей княгини не хотелось никому. Он согнул голову, чтобы не задеть низкий деревянный свод над дверью, и спустился по всходу вниз.

— Затаила знахарка зло на ваш род. Брячислав словно загодя обо всем ведал. Он и бровью не повел, когда увидал едва живую сестру да торквес!

— Может, и так, — Ярослав обернулся к нему через плечо. — Повечеряй сегодня со мной, дядька Крут. Давненько ты в терем не захаживал.

— Сам ведаешь, князь, — устыдившись, воевода отвел в сторону взгляд. — По всему княжеству за ней гоняюсь.

«Ты гоняешься за тенью, старый пень!» — сам себя выругал дядька Крут и ударил кулаком о раскрытую ладонь.

Ярослав вдруг остановился посреди сеней, соединявших две части терема, и воевода Крут шагнул из-за его спины в сторону, чтобы увидеть, как им навстречу идет княгиня в сопровождении двухродной сестры. Прежде чем склонить голову, Рогнеда мазнула по князю острым, обжигающим взглядом, и, заметив это, воевода поневоле прищурился и получше присмотрелся к княжне. Звенислава Вышатовна щедро поделилась с ней и украшениями, и одеждой, и нынче плыла гордая девка по ладожскому терему что лебёдушка.

Княгиня же отчего-то раскраснелась и часто дышала, как бывает в спешке. А завидев мужа, и вовсе побледнела, подпрыгнула на месте и впилась в него тревожным, взволнованным взглядом.

Дядька Крут нахмурился. Неладное что-то творится в княжьем тереме. Заметил это и Ярослав.

— Случилось что? — спросил, глядя на жену.

У той аж губы подрагивали!

— Нет, — но вопреки всему княгиня решительно мотнула головой. — Все ладно.

Ей поверил бы токмо слепой, а ни воевода, ни князь слепыми не были.

— А Чеслава где? — но Ярослав не стал изобличать солгавшую ему жену.

— Она на торг отпросилась, я отпустила ее, — Звенислава Вышатовна шагнула назад, почувствовал недовольство в голосе мужа.

— Я велел ей никуда от тебя не отходить. А ты не князь, чтобы ее отпускать, — жестко произнес Ярослав. — Как воротится, пусть меня первее всего разыщет, — и не прибавив больше ни слова, он прошел мимо опешавшей, испуганной его гневом жены.

— Да, княже, — уже им в спину донесся тихий голос княгини.