Пляжный клуб
Шрифт:
– Смотри, осторожней, – предостерег Ванс, сидя на покатом склоне крыши. – Иди лучше сюда.
– Ах, какой океан! – восхитилась Лав. Водная гладь занимала весь горизонт, уходя в бескрайнюю даль. Вода мерцала и была чуть светлее темного ночного неба. К острову плыл паром. – Так здорово! Спасибо, что вытащил.
– Ты бы присела, наконец, – пробурчал Ванс.
– А что, боишься?
– Лав, – попросил Ванс. – Пойди, пожалуйста, сюда.
Она представила, что танцует сейчас под звездами на романтической крыше Ходвен-Хауса, и, вальсируя мелкими шажками, приблизилась к сидящему на черепице Вансу.
Раздался хлопок, словно далеко вверху лопнул огромный воздушный шар, и с неба посыпались красные, белые и золотистые искры. Салют. Лав закрыла глаза, и Ванс снова ее поцеловал.
– Ну и, – проронила она, – как это понимать?
У него был чеканный профиль, как на монете.
– Ты мне нравишься, – ответил Ванс.
– Нравлюсь? – Лав уставилась перед собой и увидела огромную «L», которую образовывали два крыла отеля. «L» от слова «Love».
– Ага. Нравишься. А что, это, типа, преступление?
– Да нет, – проронила Лав. – Я просто удивилась.
Странно это было как-то. Неожиданно. Он такой мрачный и замкнутый, как будто чем-то вечно недовольный. Прячется в тени, враждует с Маком. Ему подошла бы девушка типа Тайни. На самом деле Лав одно время даже подозревала, что у них с Вансом тайная связь. А вот нет, оказывается, Вансу нравится она. Это ей польстило.
– Но я намного старше тебя. Ты понимаешь?
– Не намного.
– Ну, сколько тебе? Тридцать? Значит, у нас разница десять лет.
Ванс взял в руки ее ладонь.
– Да мне по боку, сколько тебе. Ты классно выглядишь, – добавил он. – Заводная красотка.
И поцеловал ее еще раз.
Целовался он здорово, этого не отнять. Ванс был силен и мускулист и в те редкие моменты, когда улыбался, делался весьма симпатичным. Лав стала в срочном порядке пересматривать ориентиры и менять планы. А вдруг это вариант? Можно ли закрутить роман с Вансом?
– Послушай… ты думал о детях?
Ванс вскинул брови:
– В смысле – о детях?
– Ты хочешь стать отцом?
– Отцом? – удивленно переспросил Ванс. – Да ну, к черту. Я просто хочу тебя целовать.
Лав показалось, что если с самого края крыши потянуться к небу, то можно сорвать звезду. Мечта начинала сбываться: ребенок, который будет принадлежать лишь ей, и больше никому.
– Так не робей, – пробормотала она.
Хотя Четвертого июля дел всегда было по горло, в последние годы Мак умудрялся улучить момент и смотаться с Марибель на пляж, пусть даже и на пять минут полюбоваться фейерверком. Но в этот раз она не появилась. Прошла неделя с тех пор, как он рассказал ей о своем романе с Андреа, и лишь раз он возвращался в свою квартиру. Днем, когда Марибель должна была быть на работе, Мак заскочил забрать кое-что из одежды. По пути в отель он проехал мимо дома на Сансет-Хилл, где они однажды жили. Милый сердцу «дворец»! Как же они были счастливы!.. Мак посидел немного в своем джипе на холостых оборотах, потом к дому подрулила какая-то машина,
и пришлось уехать.В этот год он впервые смотрел салют вместе с Андреа и Джеймсом. Мать с сыном сидели на ступеньках террасы, Андреа пила из бокала красное вино.
– Можно к тебе? – спросил Мак и уселся меж них. – Как поживаешь, Джеймс?
– Он не слышит, у него вата в ушах, – пробормотала Андреа. – Боится громких звуков.
– Правда?
– Ну да. Такое знает только мать.
– Я не мать, а теперь тоже знаю, – отшутился Мак.
– Но и не отец, – буркнула Андреа.
Мак удивленно взглянул на нее. Утром он к ним заходил, и они с Джеймсом снова брились. Андреа не удостоила Мака даже взглядом. Просто сидела и читала. Ее влажные медового цвета волосы были собраны в гладкий пучок.
– Ты это к чему? – спросил он. – Злишься, что ли?
– Давай не будем сейчас, – отрезала Андреа.
– А почему? Джеймс нас все равно не слышит.
– У него интуиция. Он поймет: что-то не так.
– А разве что-то не так?
– Ты зря рассказал Марибель.
– Пришлось.
– Значит, шесть лет тебя это не волновало, а теперь вдруг совесть проснулась? У нас были прекрасные отношения. Мы дружили, потом ты шел домой к Марибель, а мы с Джеймсом возвращались к себе в Балтимор. А теперь что? Все испорчено. Лопнуло как мыльный пузырь. Пропали чары. Это уже не фантазия, это жизнь, мой дорогой. И есть пострадавшие. Ты ночуешь в доме у старушки, а я до смерти боюсь, как бы ты зимой вдруг не заявился к нам.
– Ну, ты ясно дала понять, что тебе это не надо, – проронил Мак.
– Никому не надо, ни мне, ни тебе, – подчеркнула Андреа, взяв его за руку. – Ты запутался. Тебе надо решать с фермой, с работой, только между женщинами нечего выбирать. Вариантов нет.
– Я тебе не нужен, – констатировал он.
– Да я тут вообще ни при чем. Ты любишь Марибель, у тебя это на лбу написано.
– Знаю.
Небо раскололось огненным залпом.
– Красный, – произнес мальчик. – Серебряный. Пурпур. Зеленый и пурпур.
– Началось, – буркнула Андреа. – Теперь мы будем перечислять цвета.
– Синий и золото. Серебро. Розовый, зеленый.
Андреа вздохнула:
– Я хочу, чтобы он вырос, зная, что я любила его и никого больше. Как ты думаешь, он это поймет?
– Розовый, золотой. Белые загогулины.
– Конечно. Он и сейчас все прекрасно понимает. Он тем и жив. Я ему, честно, завидую. Отхватил здоровенный куш твоей жизни, и никому в ней больше нет места.
– Неправда, – возразила Андреа.
– Во всяком случае, в ней нет места мне.
– Серебряный и зеленый, – продолжал Джеймс. – Синий.
– Ты будешь приходить с ним бриться? – спросила Андреа. – И помашешь нам на прощание, когда мы отъедем с парковки?
– Ты прекрасно знаешь, я сделаю все, что ты захочешь, – сказал Мак.
– Я хочу, чтобы ты вернулся к Марибель, – проговорила Андреа. – Пожалуйста. Я не смогу спокойно уехать, пока ты не исправишь эту ошибку.
– Ах, если бы все было так просто, – пробормотал Мак. – Ведь не я ушел – она меня выставила. И вряд ли примет обратно.
– Примет, куда денется, – вздохнула Андреа. – Ты ж у нас Мак Питерсен. Ты всем нужен.