По древним тропам

Войдя во двор Касыма, Хакимджан увидел, что бывший волостной Джамалдин-ходжа, от доносов которого пострадали многие люди Джетысу, стоял на коленях перед своим работником Вахапом-тамчи, отцом Хакимджана, и о чем-то с плачем просил его. Сперва Хакимджан забеспокоился, не узнал ли этот старый лис, кем он, Хакимджан, является на самом деле, и не поэтому ли молит отца о пощаде, но через минуту понял, в чем дело: Джамалдин-ходжа скулил о том, что все его богатство, до последней клячи, разграбили белогвардейцы, и теперь он просил отца дать ему на время лошадь и телегу, чтобы добраться до Кульджи, за что сулил большие деньги.

— Чем же ты будешь платить, если тебя ограбили подчистую? — насмешливо спросил Хакимджан.

Джамалдин-ходжа пополз к чекисту на коленях, словно не услышал ехидного вопроса.

— О, сынок, как хорошо, что ты пришел! Только ты можешь меня понять!..

Хакимджан смотрел то на отца, то на Джамалдина-ходжу. Ему хотелось сейчас пристрелить этого бывшего волостного. Разве он не заслуживал этой кары! Но молодой чекист сдержал себя. «Пусть он умрет от рук себе подобных!..» — подумал Хакимджан.

— Я вам ничем не могу помочь, ходжа, как бы я ни хотел этого, — сказал он. — Я сам скрываюсь от палачей покойного джандрала.

— Тогда, дорогой мой, скажи им, пусть дадут мне одну лошадь, и я уеду.

— Как же так, дорогой ходжа? Мало того, что грабили нас белогвардейцы, теперь мы своих же будем разорять? Если этот старик отдаст нам лошадь, то Касым-саллах ведь спросит с него, так?

Бывший волостной посмотрел на Вахапа-тамчи с откровенным презрением:

— Да что с этими негодяями может случиться? С них как с гуся вода… Иди оседлай одного коня, мне нужно ехать! — приказал он Вахапу.

Вошел Касым-саллах. Он, должно быть, был под хмельком, потому что еще от ворот навалился на ходжу, размахивая кулаками:

— Убирайся, мерзавец! Такие, как ты, виноваты в этой жизни! Жрете друг друга. Так тебе и надо.

Ходжа, не на шутку испугавшись мясника, быстро засеменил к выходу. Касым широко раскрыл объятия, толкнул сына к отцу и с большим удовольствием наблюдал, как они обнялись.

V

Задание было выполнено, но в самом конце, уже достигнув границы, Хакимджан с отцом попал в переделку. Узнав о происшедшем в Суйдуне, китайские пограничники перекрыли границу, и, когда Хакимджан, пройдя большой лог, стал подниматься на перевал, по ним началась отчаянная стрельба. Свесившись на правый бок лошади, Хакимджан скакал вперед, прислушиваясь к топоту другой лошади, на которой ехал его отец. Видно, среди китайских пограничников был хороший стрелок — он ранил лошадь отца. Хакимджан остановился.

— Хакимджан, уходи, уходи, сын мой!.. — шептал старик, придавленный лошадью.

Хакимджан быстро поднял исхудавшего, костлявого отца и посадил на своего коня. И снова была бешеная скачка, стрельба. У самой границы Хакимджан вдруг застонал и, падая, схватился за луку седла.

— Гони, отец, гони вперед! Осталось немного…

Через минуту они пересекли границу.

В больнице Хакимджан долго пролежал без сознания, в бреду. Пулю, засевшую в груди, извлекли, и ему стало лучше. На третий день он открыл глаза и сразу спросил об отце.

— Отец ваш в безопасности. Завтра встретитесь, — сказал хирург, улыбаясь. — А знаете, с кем у вас будет первая встреча? — сказал он и сделал знак сестре.

Вошел Чанышев. Он долго сидел молча, положив руку на плечо Хакимджана.

— А Махмут-ака, Мукай, они уехали в Алма-Ату? — тихо спросил Хакимджан.

Чанышев утвердительно кивнул, и Хакимджан, закрыв глаза, вздохнул с сожалением.

«Он действительно врожденный чекист, — с гордостью думал Чанышев.

Не успев еще оправиться от болезни, Хакимджан уже сожалел о том, что он не сможет участвовать в поимке Дары. И когда он встретился с отцом, и когда читал телефонограмму Абдуллы Розыбакиева, он думал об операции, которая должна быть скоро выполнена в Алма-Ате.

Однако и с помощью Акжала нелегко было взять Дару и его новых людей. В первый же день после выполнения операции Махмут Ходжамьяров приехал проведать Хакимджана и подробно рассказал обо всем.

— Помнишь, ты рассказывал Даре про скачки. За это-то мы и ухватились. Улица Ташкентская была превращена в ледяную дорогу. Собралось огромное количество наездников. Дистанция была не длинной. Помнишь слова Дары? Он был прав. Акжала все в галоп тянет, а пока заставлю его перейти на рысь — отстаю. Но в конце концов он все же обогнал всех.

Когда закончились состязания, началась бойкая торговля скакунами. Я тоже торгуюсь. А торговля шла «в рукаве», то есть никто вслух цену не называет, а соединяют рукава и пальцами показывают цену. Покупатель жмет тебе большой палец — сто рублей. Я ему сую два пальца — двести. И сразу же отпугиваю его. Мне-то продавать Акжала не надо, я ждал Дару.

— А для чего торгуются в рукаве?

— Тут много хитрости. Во-первых, чтобы другим покупателям дать возможность оценить самостоятельно, а во-вторых, чтобы посредники могли поживиться: они могут получить определенную мзду и с продавца и с покупателя за то, что одному помог купить, другому — продать. Так вот, один, похожий на башкира, дал за Акжала триста. Я сперва вздрогнул, но пригляделся — нет, не Дара.

Наконец я подозвал мальчика, прогуливающего Акжала под пышной попоной, и, купив два снопа клевера на базаре, отправился в дом, где «остановился» на ночлег. Наши следили за мной издалека. Они сказали, что ничего подозрительного не заметили. И все же мы попросили хозяев освободить дом и ночевать сегодня у соседей, и с Мукаем залегли в засаду. Собаку тоже убрали. Но люди Дары не появились. На следующий день, к вечеру, мы выехали из города. За нами должны были следовать чекисты на санях.

У села Байсерке наперерез нам выскочила группа всадников. Мы не прибавили ходу. Всадники, скакавшие во весь опор, не заметили, как следом за ними пристроилась тройка с чекистами. Мы повернули в поле и по глубокому снегу погнали коней. Снежные вихри поднимались за нами, и, воспользовавшись этим, мы бросились в снег и затаились. Акжал пробежал еще сотню метров и остановился.

На тройке открыли огонь по бандитам. Стиснутые с двух сторон, люди Дары падали под нашими пулями, и наконец остался один, который был ранен. Однако, когда наша кошевка приближалась к нему, тяжелораненый Дара — а это был он — свесился на бок лошади и поскакал от нас. Когда он поравнялся с Акжалом, раздались два выстрела. Подъехав, мы увидели, что Акжал был мертв, а рядом — Дара!..

Коня жаль… Дара — зверь, зачем ему было убивать Акжала… Но не в этом дело, свой долг перед родиной мы исполнили!

— И всегда готовы служить родине, Махмут-ака! — ответил Хакимджан, сжав руку Махмута. Искренность Хакимджана, боевого друга, согрела душу Махмута, и это тепло казалось ему могучей силой в будущих боевых делах.

Перевод А. Самойленко.

ВОЖАК

Маленький, с пузатыми бортами буксир медленно тащил через море плот. На плоту, за высокой изгородью, сколоченной из неотесанных жердей, плотным косяком — один к одному — стояли куланы.