По эту сторону стаи
Шрифт:
Макрайан хватает её за плечи и встряхивает, как тряпичную куклу. Если так пойдёт дальше, у неё попросту отвалится голова.
– Слушай сюда, Дорин, и запоминай, - начинает Макрайан.
– Ты собственность. Собственность владетеля, равного мне. Нельзя. Трогать. Чужую. Собственность. Это дурной тон.
– Долорес. Вы только что два раза отвесили мне пощёчину, - мстительно напоминает Долорес.
– Не говоря уже про то, что промыли мне мозги.
– Дорин. Не развалишься, - говорит Макрайан и отворачивается.
Что за чёрт? Ей кажется - или он и впрямь считает, что не так уж и прав?
–
– Дорин. Которую сюда никто не звал, - бурчит Макрайан.
– Долорес. Так да или нет?
– кажется, желание знать ответы превращается в манию, - думает она с сарказмом.
– Дорин. Да.
– Долорес. И как с этим быть?
– Дорин. Я был неправ, - ей мерещится, или он скрипнул зубами?
– Но, если ты не закроешь рот, клянусь, я сделаю это снова.
Она ослышалась? Какой прогресс для милорда-волосатые-штаны! Ленного владетеля кучи камней! Оказывается, он знает, как это произносится?!
Ладно, у неё тоже хватит ума, чтобы замолчать. Слишком странный был сегодня день.
– От ревматизма помогают кольца из ручек гроба, но второго персонально для тебя у меня нет, - Макрайан стягивает с себя меховую доху, заляпанную бурыми пятнами, и кидает ей: Долорес трясётся уже от холода, сидя на полу. Жизнь продолжается, хоть и снова где-то в нигде и в никогда. На восток от солнца, на запад от луны.
Хорошо, у неё хватит воспитанности на то, чтобы не быть бестактной деревенщиной. Однажды она уже сумела играть по правилам. Это цена ответов на вопросы.
– Дорин. И, да - спасибо, что спасли меня от волка, - говорит она.
Макрайан некоторое время, насупившись, смотрит на неё исподлобья, а потом выходит, почему-то оставив дверь открытой.
– Развелось чёртовых собак, - доносится до неё напоследок.
Ну, что ж, Дорин значит Дорин. Значит, в этой жизни она для разнообразия побудет Дорин. У кошки девять жизней, так чем она хуже какой-то кошки?
Полчаса она, не шевелясь, сидит в той же самой комнате, прислонившись спиной к столу и завернувшись в макрайановское одеяние. Шуба воняет тухлятиной, но это лучше, чем ничего. Наконец, руки и ноги начинают что-то чувствовать, и Дорин понимает, что в состоянии шевелиться.
В коридоре раздаются шаги, и входит Макрайан.
– Жратва, - объявляет он и достаёт из кармана хлеб, который стукается о столешницу, будто тоже сделан из дерева, и какой-то комок. Комок при ближайшем рассмотрении оказывается кучей варёных яиц, чьи внутренности перемешались с раздавленной скорлупой, крошками и чьей-то шерстью.
– Вы что, это едите?
– в недоумении спрашивает Дорин.
– Сейчас это будешь есть и ты, или сиди голодной, - отвечает Макрайан, продолжая выковыривать из кармана куски яичного месива.
– Это ничем не лучше варёных крыс, - заявляет она.
– Есть крыс - дурной тон. Можно есть только жареных мышей - они помогают от недержания, - Дорин не понимает, шутит он или серьёзно. По голосу практически невозможно определить, что будет в следующие пять минут: болевой шок,
затрещина или что-нибудь ещё.– Дурной тон - это надевать под килт штаны, - всё-таки не выдерживает она.
Макрайан оборачивается и смотрит так, что становится ясно: ещё одно слово - и он выбросит её в окно.
Дорин прикусывает язык как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как кошмарная еда снова исчезает в недрах макрайановского кармана.
"Он не может меня убить, зато вполне способен уморить голодом", - посещает её неприятная мысль.
– Простите, - быстро говорит она.
– Ступай на кухню. Да поживее, - приказывает он и намеревается подбодрить её хорошим пинком, но Дорин проворно выскакивает вон, только по дороге понимая, что кухня, скорее всего, где-то внизу. Она не хочет вниз; будь её воля, она просидела бы тут сколь угодно долго, но делать нечего. Быть наказанной она хочет ещё меньше.
Кухня похожа на кухню Близзард-Холла, с той лишь разницей, что для того, чтобы навести тут порядок, потребовалась бы неделя.
Макрайан с грохотом раскидывает чёрные кастрюли, и, наконец, найдя, по его мнению, подходящую, кидает в неё кусок мяса с торчащей костью.
– Это что?
– зачем-то спрашивает Дорин.
– Человечина, - говорит он.
Она минуту стоит, чуть ли не разинув рот, пока он не начинает хохотать во всё горло, и только тогда Дорин догадывается, что на сей раз это была шутка.
– Уж не крыса, - снисходительно поясняет Макрайан.
– Давай, действуй. Надеюсь, ты готовишь лучше этих тварей.
Ну, что ж, она знает, что челяди нет: подменыши тут не приживаются. Она даже сможет разжечь огонь, нет проблем, да и дрова свалены в углу, хотя мало кто сумеет растопить плиту, набитую чуть ли не цельными деревьями. Дорин находит топор и с запасом готовит щепки. Рядом обнаруживается несколько старинных книг, судя по выдранным страницам, предназначенных на розжигу. Что ж, неплохо. Мясо или суп значительно лучше, чем не пойми что.
Не пойми что Макрайан начинает поглощать сам, смахнув со стола посуду и разложив припасы. Дорин подозревает, что он не утруждает себя выковыриванием яичной скорлупы, просто выплёвывает её на пол, когда попадается слишком большой обломок. Ножей при трапезе, видимо, не предусмотрено тоже, да и вряд ли можно разрезать сухарь. Наверное, мягкого хлеба ей не видать - по крайней мере, в ближайшее время. Макрайан отгрызает от целой буханки куски и хрустит громче, чем трещат в плите горящие поленья.
– Так какого чёрта ты сюда притащилась?
– чавкая, спрашивает он.
– Не знаю, - Дорин и правда не знает.
Он прекращает жевать и угрожающе говорит:
– Сейчас я снова скажу "ответ неверный".
– Найти Женщину в Зелёном, - покраснев, говорит она.
– Что ещё за сказки?
– удивляется Макрайан, ковыряя в зубах.
Битых полчаса она развлекает его всей той галиматьёй, которую вычитала в газетах и услышала от местных, но не может понять, что он об этом думает - Макрайан продолжает невозмутимо ковырять в зубах. Это куда более важное занятие, чем делиться выводами с человечьей девчонкой. Дорин краснеет и начинает жевать кончик косы. Господи боже! Что за проклятая манера чуть что, грызть свои волосы?