По эту сторону стаи
Шрифт:
Однако он ведёт её в другое крыло. Оказывается, в Кастл Макрайан есть длинный коридор, увешанный зеркалами. Не сквозными, а портретными. Следующие полчаса Дорин созерцает череду макрайановских предков с надменными лицами и прищуренными глазами - ах ты, Боже мой, сколько гордости за беспорточного потомка.
– От тебя требуется только одно слово, - опять он за своё.
– И это слово - нет, - конечно, тут же говорит она.
– Значит, нет?
– Значит, нет. Вы, в отличие от ваших родственников, похожи на бродягу.
– Ты тоже не тянешь на аристократку, -
– Что вы мне покажете ещё?
– интересуется Дорин.
– Закрома, полные золота?
– Не будь дурой. Я показывал не тебе, а тебя, - равнодушно говорит Макрайан.
– Скажи спасибо, что я не велел раздеться.
Ах, вот как. Дорин теряется.
– Тебе я покажу кое-что другое, - он крепко сжимает её руку и ведёт вниз.
– Прошу, моя королева, - перед ней стул, всего только высокий стул, или скорее кресло из тёмного дерева, с ножками толщиной с телеграфный столб. Подвалы никуда не делись, и тут нет никакого винного погреба, это Дорин понимает с такой ясностью, будто её только что окунули головой в прорубь. И стул, наверное, не стул, а дыба, или что-то ещё... Когда-то она слышала слово "тормента", так называлась рок-группа, от которой тащился её брат, и это тоже означало орудие пытки или что-то вроде... Создатель, помоги, она не хочет, не хочет, не хочет... как здорово было бы умереть, вот прямо сейчас, не доставив этому ублюдку удовольствия насладиться её криком... Она не хочет, и не скажет, не скажет, не скажет. Никаких "да"...
Макрайан оправдывает её ожидания и привязывает руки, сначала правую, потом левую. Дорин пытается со всей силы ударить его в коленку или в пах, но он увёртывается и, сопя, привязывает и ноги. Под ней неожиданно становится тепло, словно Дорин села на горячую печку... и сыро.
– Так да или нет?
– всё-таки спрашивает он, раздвинув ей бёдра и видя расплывающееся на штанах пятно.
– Нет!
– выкрикивает она изо всех сил, чувствуя, как из глаз брызгают слёзы. Это не боль, а унижение. Мокрые джинсы и дикий ужас от того, что будет с её телом совсем скоро.
– Побереги голос, - советует Макрайан и удаляется.
Она несколько раз дёргается на привязи, словно жук на нитке, но узлы затянуты на совесть. Верёвка впивается в кожу с такой силой, что руки начинают наливаться кровью.
Макрайан возвращается откуда-то из тьмы жутких лабиринтов, но уже не один. Вместе с ним совсем молодой парень с волосами, поставленными торчком, в ярких брюках, майке с листом конопли и в косухе, испачканной извёсткой. Из носа течёт красная струйка; парень вытирает её рукой и стеклянными глазами смотрит на Макрайана, словно верный слуга, малость перебравший хмельного, но всё-таки преданно ждущий приказа повелителя.
– Маленький филиал Утгарда, Дорин, - поясняет Макрайан.
– Мой собственный. Сегодня, и только сегодня специально для тебя мы даём представление "Быть или не быть". Вот в чём вопрос, верно, моя королева?
Она не в состоянии вымолвить ни слова. Вот в чём подвох. Он ничего не
может сделать ей, зато может кому-то ещё. Но она не скажет, не скажет, не скажет...– Так да или нет?
– спрашивает Макрайан.
Дорин мотает головой. Ни звука больше!
Парень в косухе, как подкошенный, валится на грязный пол и замирает.
– Ты выбрала "не быть" - что ж, значит, не быть, - Макрайан рывком поднимает тело и сажает у её ног, складывая пока ещё податливые члены в нужную позу. Дорин через джинсы чувствует, что тело тёплое и такое живое... минуту назад, а сейчас это кукла, с которой играет милорд Уолден. И в этом театре смерти только он решает, что и как произойдёт в следующем акте...
– Чудесно подходит на роль шута, - Макрайан отходит подальше и критически созерцает композицию, как художник полотно, думая, какой штрих будет следующим.
– Так да или нет?
– он задаёт ей тот же самый вопрос.
– Иди к чёрту!
– кричит Дорин.
– Да ты, оказывается, хочешь свиту побольше, моя королева, - он присвистывает.
– Тебе не откажешь в размахе.
Следующим оказывается какой-то рабочий в синей спецовке, перепоясанной брезентовой лентой с множеством карманчиков, где техники обычно носят отвёртки, гаечные ключи и прочий инструмент. Кажется, она даже видела его в пабе. Дорин с ужасом ожидает, что вот-вот её ноги коснётся второй остывающий человек. Закончивший жизнь из-за неё, Дорин О`Греди. Но всё не так просто: на сей раз тело начинает мгновенно покрываться ранами и расползаться, орошая пол, палача и саму Дорин красными брызгами.
– В твоей свите прибавился рыцарь, - Макрайан отвешивает шутовской поклон и кучей сваливает труп к её ногам.
– Увы, королева - рыцарю не повезло, он пал в бою.
В воздухе разливается запах металла и вина; микроскопические красные шарики оседают на коже, и она чувствует их, будто это не кровь, а кислота. Макрайан подходит и проводит пальцами по её щеке, потом касается губ. Вкус металла становится сильнее, точно она только что съела ту клубничину из-под стены сгоревшего особняка...
– Полагаю, тебе не хватает фрейлины, уж как пить дать, - тоном знатока говорит Макрайан.
– Что же случится с фрейлиной, Дорин? Думаю, она расстанется с жизнью из-за несчастной любви к шуту, который, увы, при всём желании теперь не может ответить ей взаимностью.
Кто будет следующим? Женщина из посёлка? Девушка-пастушка?
Старуха Грейс. Дорин узнаёт её издалека.
– Милорд наместник...
– она, кажется, не в силах сказать что-то ещё.
– Я всего только полукровка, мерзкая тварь...
– Если бы я оставался наместником, Грейс, сейчас ты сидела бы на заднице и облапошивала очередного простака. Так что молись своим богам или вашему новому Мастеру Круга, а лучше закрой рот, - советует Макрайан.
Дорин даже не обращает внимания на то, что Грейс не в трансе и вдобавок знает, что к чему; впрочем, об этом можно было догадаться.
– Тебе нравится пьеса, Дорин? А каковы актёры, ты только посмотри!
– говорит Макрайан.
– И в главной роли - ты, подумать только.