По холодным следам

Может, лучше было подождать еще немного? Вдруг она как раз собиралась сказать мне правду? «У меня уже есть один, он у меня в сумке, а вот правдоподобное объяснение того, как он у меня появился, а также вот очень веские причины не упоминать о нем…»

Вместо этого Джули говорит:

— Спасибо, мама.

И я чувствую странное облегчение оттого, что не приходится выслушивать правдоподобные объяснения и очень веские причины.

— Меня кое-что беспокоит, — продолжает Джули, — и я хотела бы обсудить это.

— Конечно. — Может, она все-таки расскажет, вот прямо сейчас.

— Я немного беспокоюсь из-за… денег.

Это так неожиданно, так непохоже на то, что сказала бы та же Джейн, что я просто тупо повторяю:

— Из-за денег?

— Ну, рано или поздно мне придется найти работу.

— Ох, дорогая, не нужно даже думать об этом…

— Как это не нужно! Нужно! — настаивает она. — Мы еще не говорили о том, каково вам пришлось после случившегося, но я понимаю, что вы потратили много… В смысле, поиски ведь обходятся недешево. Я… видела билборды.

— Видела?

— Я нашла кое-что о своем деле в Интернете, — поясняет она.

Каким образом? Залезла в компьютер Тома? Или воспользовалась своим секретным телефоном?

— Просто… я знаю, что папа ушел с работы. А Джейн еще учится.

— У папы все в порядке, и у меня тоже. У нас все хорошо, Джули.

— А теперь еще и я свалилась вам на голову.

— Это самое лучшее и самое чудесное событие, которое могло с нами произойти!

— Я знаю, знаю. Но… — Она беспомощно всплескивает руками. — Мне надо решить, как жить дальше. — И затем, уже немного другим тоном: — Я собираюсь устроиться на работу.

Я застигнута врасплох:

— На какую работу?

— Да какую угодно, — уклончиво отвечает она. — Бариста, кассир… Вчера я даже зашла в бар по соседству… забыла название. Спрашивала, не нужна ли им посудомойка.

Я не сразу соображаю, о каком баре она говорит. Та убогая, унылая забегаловка со стриптизом? «У Билли», «У Бобби» или что-то в этом роде. Она ходила туда? Джули наблюдает за моим лицом, внимательно следя, как меняется его выражение, поэтому я стараюсь сделать вид, будто просто жду, когда она закончит, без всякого осуждения.

— А еще я заглянула в «Старбакс», — быстро продолжает она, — но в итоге никуда не устроилась. Я слишком устала, мне стало нехорошо, наверное, от болеутоляющих. Тогда-то я и позвонила Джейн.

— По одолженному телефону, — добавляю я. Не надо бы, но ничего не могу с собой поделать.

— Ага. Не знаю, почему я не позвонила папе, но я знала, что внедорожник у Джейн и что ему придется идти пешком по жаре, чтобы забрать меня. Я не хотела доставлять слишком много хлопот. И вроде как… не слишком ясно соображала.

Все, что она говорит, — ложь.

— А еще я хотела тебе сказать… мне очень стыдно, но я хочу, чтобы ты знала. — Она делает глубокий вдох, готовясь к великому откровению. — Последние несколько недель я не ходила на терапию.

Я беру себя в руки. Значит, она все-таки собирается признаться. И все рассказать. Наверняка найдется простое объяснение.

— Я просто каталась по городу, — продолжает она, и я принимаю это за очередную ложь, но сразу же начинаю сомневаться. — Мне невыносимо думать, сколько денег вы тратите на психотерапевта, поэтому я каждый раз отменяю сеанс, а потом езжу вокруг и размышляю, как жить дальше. Если я найду работу, например, официанткой или кем-нибудь в этом роде, я сумею по вечерам готовиться к экзаменам, а потом… может быть, когда-нибудь тоже поступлю в колледж. Как Джейн.

Последнюю фразу она произносит с такой несуразной и наивной надеждой, что я опять начинаю верить ей. Уловка срабатывает: мысль обо всех тех возможностях, которые есть у Джейн и которые упустила и уже никогда не наверстает Джули, парализует меня. Голова трещит от попыток отделить правду от выдумки.

— Хорошо… хорошо, что ты думаешь о своем будущем, — выдавливаю я. — Я имею в виду, что мне нравится идея с работой и учебой, если это то, чего ты хочешь. Но сейчас тебе нужно посещать психотерапевта. Пусть будет другой врач, если нынешняя тебе не нравится. О деньгах не думай. Мы справимся.

— Ты и так уже столько на меня потратила, — настаивает она. — Вся эта одежда, новая мебель, а теперь еще и телефон. И если я когда-нибудь сумею подтянуть учебу, чтобы поступить в колледж… Не знаю, сколько стоит обучение, но вряд ли существуют специальные стипендии для похищенных девочек.

Слово «стипендии» заставляет меня кое о чем задуматься.

— Фонд Джули, — говорю я.

— Что это?

— Общественный фонд пожертвований на твое имя. Благодаря ему у нас были деньги на билборды, на возможный выкуп и… на все остальное. — У нас? Том, бухгалтер по профессии, сам основал этот фонд, он и платил. Он улаживал все вопросы, пока я занималась бог знает чем. Я едва помню те дни, недели, месяцы. — Там была сумма, отложенная для выкупа. В случае, если его не потребуют, мы собирались создать на эти деньги стипендию твоего имени, если…

— А можно воспользоваться этой суммой сейчас? — спрашивает она. — Я же вернулась.

— Там другие правила, — возражаю я, пытаясь выудить детали смутных воспоминаний. — Общественные пожертвования можно использовать только для определенных целей, и за них отвечает человек со стороны, не член семьи. Мы с Томом даже не можем снять деньги, не связавшись с администратором фонда.

Как только я понимаю, что не знаю ответа на следующий вопрос, который она собирается задать, Джули спрашивает:

— И кто администратор фонда?

— Боюсь, придется спросить у папы, — неуверенно отвечаю я. — Но ты единственный получатель. — Я поднимаю глаза, встречаюсь с ее взглядом и почти вижу, как у нее на губах формируется следующий вопрос, поэтому, прежде чем она успевает задать его, говорю: — Где-то около пятидесяти тысяч долларов.

Джули даже не пытается скрыть, насколько поражена суммой; видимо, это гораздо больше, чем она ожидала.

— Ого! — восклицает она. А потом в ее голубых глазах появляются слезы, подбородок начинает дрожать. — Вы, наверное, действительно очень хотели меня найти.

Только когда она поднимается, чтобы принять ванну, и я слышу ее сдавленный плач, я удивляюсь, что она видела в Интернете билборды, но не наткнулась при этом на упоминания о фонде Джули.

Новенькая

размышляла, какое имя ей выбрать. Она наблюдала, как Мерседес одной рукой туго натягивает простыню, другой — приподнимает угол матраса, заправляет под него белую ткань и разглаживает складки. Прежде чем новенькая успела проследить, как это делается, Мерседес уже закончила и перешла к другой кровати. Опытной наставнице потребовалось всего пятнадцать секунд, чтобы снять грязную простыню и застелить свежую.