По когтю льва

– Отвечай, зачем пришла, - резковато потребовала она. Кларисса моргнула и взглянула теперь Мире в глаза. Она немного пришла в себя.

– Это твоё дитя?
– хрипло спросила она.

– Да.

Вампирская пророчица шагнула в комнату. Мира инстинктивно отступила к окну, сжала покрепче кинжал.

– Я вижу, ты пришла не для злого дела, подруга. Но если ты не объяснишь, что значат все эти странные взгляды, я кликну своих охотников.

Кларисса качнулась вперёд, но на ногах устояла.

– Это мальчик? Скажи мне! Сколько ему месяцев?

– Мальчик, - прошептала Мира.
– Ему полгода.

– Ах!

Донат затих и с неожиданным любопытством воззрился на гостью.

– Он светленький, как ты, но какие у него тёмные глаза!
– нежно пропела вампирша. Серые глаза Клариссы заволакивал привычный туман, взгляд утрачивал пристальность.
– Тёмные! Прости за сравнение, совсем как у Владыки вампиров…

– Как у его отца, - Мира поглядела неприязненно.
– И не смей упоминать при мне Дэви.

– Я попросила прощения!
– вампирша скользнула ближе и остановилась в двух шагах от Миры. Она всё глядела на младенца, и Донат внимательно и серьёзно следил за ней.
– Дай мне его подержать!
– неожиданно взмолилась Пророчица.

Мира на всякий случай прижала ребёнка к себе покрепче:

– Нет.

– У меня тоже был сын, - словно оправдываясь, прошептала Кларисса.
– Ему было полгода. Темноглазый…

– Я не знала, - Мира отступила ещё на шаг.
– Но своего ребёнка в руки carere morte я всё равно не дам. Прости.

Кларисса застыла, опустив руки. Тогда Мира, пожалев её, дружески улыбнулась и звонко начала:

– Все, знакомые с особенностями carere morte, начинают с вопроса, как я ухитрилась выносить сына, будучи вампиршей… Ты была оригинальней. Уже знаешь мою историю?

– Я не занимаюсь сбором сплетен, я говорю лишь то, что вижу сама. Ты ближе к смертным, чем к carere morte, твоё тело давно было готово к тому, чтобы выносить ребёнка. И пусть слияние клеток смертного и бессмертной невозможно; обретший силу Дар сделал возможным всё невозможное, и это в том числе. Так ты забеременела. Ты понесла и от смертного, и от Дара. Но проклятие carere morte сильно, и первые месяцы твой ребёнок был проклят, как и ты.

Мира прерывисто вздохнула.

– Я корю себя за это, - глухо сказала она.
– Как ты считаешь, Пророчица, эти пять месяцев, что он был carere morte, ещё в моем теле… они по-прежнему отражаются на нём или исцеление их стёрло?

– Это ничем не стереть!
– грозно возгласила вампирша, и Мира поникла. Слёзы закапали из её глаз на кружевное платьице сына.

– Но я утешу тебя: твой сын силён, - немного погодя добавила Кларисса, и Мира вскинула голову, внимая её словам.
– Он успешно борется с тёмной меткой. Может быть, однажды она поблёкнет так, что её не увижу даже я.

– А сейчас она черна?

– Не так, как твоя. Не плачь! Метки исцелённых вампиров - это их память, твоя память - годы, его - дни.

– Но он будет помнить Бездну всегда…

– Да. Даже, когда Её больше не будет в мире.

Мира долго молчала. В тишине неслышно догорели свечи, и комната погрузилась в ночной мрак. Малыш отыскал мамину грудь и скоро, наевшись, сладко посапывал. Мира устроилась в кресле-качалке с ним на руках, откинула голову на спинку и устало закрыла глаза.

– Беспокойный малыш, - заметила Кларисса.
– Совсем как мой…

– Что с ним стало?

– Его воспитали чужие люди.

Мира печально вздохнула:

– Моего ждёт то же. Его отец погиб, я быстро старею. Сколько лет мне осталось, Пророчица?

Вампирша приблизилась, ласково коснулась её щеки, и теперь Мира не отстранилась.

– Старость облагородила твой облик, она не уродует - возвышает тебя. Не она тебя погубит… Но я не могу назвать точную дату.

Мира улыбнулась:

– Я все не могу привыкнуть к спокойной, радостной жизни простой смертной.

– И не привыкай. Просто отдыхай. Это только лишь краткая передышка перед новой битвой.

– Ты нарочно пришла меня растроить!

– Ты не хуже меня знаешь, что история carere morte еще не кончена. Я же пришла, потому что почувствовала, что узнаю нечто очень важное для себя. И я узнала, что наш с Дэви род не угас. Благодарю, тебя, Мира, - Кларисса склонилась над кроваткой.
– Донат, дарованный… Не тревожься о нём. Он - дитя большой любви, и любовь будет хранить его всегда, и когда ты уйдёшь… Прощай, подруга, - вампирша обернулась, коротко сжала руку Миры в своих холодных ладонях и скользнула к двери.
– Я буду оберегать вас, сколько смогу. До скончания нашего мира, а час этот уже недалёк… -

– Подожди!
– зашипела оторопевшая подруга.
– Что там про “ваш с Дэви род”?!

Пророчица не отозвалась. В окно детской Мира видела, как тонкая чёрная тень пересекла террасу и, расправив крылья, ринулась в ночь. На пустую террасу вновь швырнуло горсть снежинок - бах!
– и их уж нет, белую пыль уносит ветер…

После этой беседы Мира неожиданно успокоилась. Туманные слова Пророчицы сначала подстегнули её тревогу и страх, но Мира поняла: она или сдастся им и сойдёт с ума, или будет учиться жить с ними. Она выбрала второе.

Ясным днём в середине мая после очередной лекции Кристина опять надолго остановилась перед зеркалом в холле.

– Последний раз в него смотришься, - заметила Мира. Она была одета для прогулки, в нарядное тёмно-синее платье с белоснежным воротником и манжетами. Донат у неё на руках был в платье из тех же тканей.

– Вы решились снять зеркало? А если рухнет дом?

– Оказывается, это маловероятно. Я советовалась со строителями, делавшими тут ремонт прошлым летом. Они сказали, за зеркалом есть небольшое пустое пространство - и всё. Та стена не несущая. Скорее всего, за зеркалом действительно какое-то хранилище.

– А если… если там какое-нибудь чудовище?!

– Разве что, вампирская кукла. А с ней легко справится даже новичок. Но я думаю, тайник хранит лишь тайную информацию. И, может быть… - Мира нахмурилась.

– Что?

– Моя прабабка была голосом Бездны. После её смерти ходили слухи, что она весь свой род отдала в служители Госпожи. Может, за зеркалом место этого ритуала: знаки, символы…

– Разве человек не сам выбирает судьбу?

– Вако делают свой выбор, из поколения в поколение оставляя на месте зеркало. Пора оборвать эту цепь.