По крыше ходит слон

Столкнулись два быка на узеньком мосту,

И уступить никто не хочет никому.

Упрямы были оба, не свернули,

В итоге оба в речке утонули.

***

– Мамочка, я бы с радостью, но у Лиды дедлайн по важному проекту, так что…

– Узнай у нее, сможет ли она перенести этот важный проект. И потом, что может быть важнее семьи?

Макс не хочет приходить на праздник к родителям, у него холодеют ноги и крутит живот, когда все они собираются за большим столом и как ни в чем не бывало чокаются, улыбаются друг другу, дарят подарки и шутят.

Но разве кому-нибудь скажешь, что тебе плохо, когда родственники веселятся? Тебя тут же объявят психом. Ладно, не психом, но неблагодарным уж точно. И что? Кому расскажешь про трамвай, про подарки, которые отец приносил, лишь бы мать замолчала? Он зарабатывал как мог, чтобы устроить ей праздник как у людей, а Максюше хотелось, чтобы они просто не ругались. Хотя бы перед его днем рождения и Новым годом.

– Узнай у нее, когда закончится этот ее проект. Мы не видели вас уже полгода, неправильно это. Все родственники соберутся. Праздник. Новый год! Это ведь семейный праздник, Максюша.

Семейный. Ха. И не скажешь ей, что семья – это он и жена. Я уже вырос, мамочка, твой Максюша вырос. Моя семья теперь – Лидочка. Страшно сказать такое маме, потому что за этим последует волна упреков, слез, обвинений в том, что единственный сын уродился таким неблагодарным. Всю жизнь старалась, а он не ценит. Макс этого не вынесет, женские упреки стоят комом в горле. Он хочет выть, но он же мужик.

– Хорошо, я узнаю, но не обещаю.

Он нажимает на отбой, идет к холодильнику за пивом и выбрасывает из головы только что данное матери обещание. С детства отец учил его: не спорь с матерью. И делился с ним главным секретом: он не спорит с ней, соглашается, но делает по-своему. Спасибо тебе, отец, после этого она бесилась еще больше, а страдал от этого я.

Тем не менее, эта отцовская установка поселилась в голове Макса, как тараканы на кухне – не вытравишь. И он действительно соглашается, что поговорит с Лидочкой про Новый год, но по пути к холодильнику забывает. У него уже выработался рефлекс: когда он открывает пивную банку, мир отключается и перестает существовать. Это время только для него. Как говорилось в рекламе, «и пусть весь мир подождет». Макс ухмыляется.

Лидочка залетает к нему в комнату и с порога негодует:

– А что это твоя мама мне пишет с таким недовольным посылом? «Сколько можно работать, приезжайте к нам на Новый год…» Разве так приглашают?

– Э-э-э…

Макс судорожно придумывает, что сказать, а Лидочка продолжает:

– Конечно! Мы должны! Столько упреков с ходу. Вечно она так! Знаешь, я иногда не понимаю, что я ей такого сделала. Да, вышла замуж за ее единственного сына, но…

Макс закрывает глаза, потом открывает и говорит:

– Лида, пожалуйста, не говори так про маму.

– Но ты же сам видишь! Давай я тебе покажу, что она пишет.

– Не надо мне ничего показывать. Хочешь пойти? Ок, пойдем.

– Но я только хотела сказать, что…

– Все, Лид, разговор окончен. – Макс потирает лоб. – Правда. Устал я.

Макс вечно уставший, потому что жизнь теперь идет совсем не по его сценарию. А она когда-то шла? Нет, сначала он жил так, как задумала мама, потом – как запланировала Лидочка. И Макса в общем-то устраивает план Лидочки, вот бы только никто не ругался и не скандалил. Он уже даже с беременностью смирился. Тем более мама обрадуется. Она вечно капает ему: внучку, внучку хочу.

Макс замалчивает любые ссоры еще до того, как они могут начаться. Он выдумывает срочные встречи и дела, как только чувствует, что пахнет жареным. Он как фокусник, который достает то розу, то кролика в зависимости от того, насколько серьезный повод. Хотя повод и не важен для ссор. Макс вспоминает, почему ругались родители, и не может понять, что такого было в той курице и к чему было разводить из-за нее скандал на три часа. Или подарки. Если на них нет денег, можно ведь так и сказать. Денег нет. Точка. Зачем ругаться? Если бы можно было переписать прошлое и нарисовать других родителей. Если бы можно было.

В царстве Афродиты

В некотором царстве, в некотором государстве… Так, кажется, начинаются сказки? Но Лидочка смотрит по сторонам: на эти пакеты, на картошку, которую, деточка, ну, не так ты порезала, давай покажу, как Максюша любит.

Миф. Древнегреческий миф об Эросе и Психее. А кто-нибудь обращал внимание, кто двигает этот миф, кто туда вклинился без масла? Афродита. Свекровушка ненаглядная.

Лидочка улыбается: Жанне Александровне явно польстило бы сравнение с Афродитой, ведь для всех она – богиня. Любви, красоты и чего только не. А кто она для Психеи? Свекровь. Завистливая, ревнивая, мстительная.

Лидочка вспоминает тот день, когда они большой компанией собрались на даче у Жанны Александровны, отмечали день рождения Макса. Лидочка так старалась аккуратно разложить икру на тарталетки. Икринку к икринке, чтобы ровными кружочками. «Да кто так делает? – Жанна Александровна выхватила тарталетку и нож. – Больше икры, что ты возишься. Раз – и готово. Так мы до вечера не управимся».

Вот и сегодня: не тот салат принесла, не вовремя приехали. Упреки, упреки, вечные упреки. Все не то и не так. Жанна Александровна отрабатывает свою роль свекрови так, будто ожидает получить в конце Оскар. Как будто не понимает, что такими темпами она точно никогда не увидит внуков.

Лидочка уже не может сдерживаться и строить из себя хорошую девочку, хотя старается изо всех сил. Неуместные шуточки подвыпившего дяди Макса про то, что только больные отказываются от шампанского и коньяка, тем более праздник же, что вы как не родные. Лидочка краснеет, кожа на груди идет пятнами. Она выпивает глоток, трясущейся рукой ставит бокал обратно, смотрит на Макса – и не верит своим глазам. Макс улыбается и хохочет над шутками этого старого козла, а на Лидочку ноль внимания. Будто ее и нет вовсе.

Ахиллес

Машина несется по мокрой дороге. Макс смотрит на дорогу и хмурится. Они едут уже полчаса и успели три раза поругаться. Почему никто не предупреждает, что беременная жена – это танк, который палит по своим и чужим без разбора, если сверху дан приказ выживать? Вот бы все было проще, как в игре: ты построил дом, сарай для кур и овец, женился, хоп – и уже ребенок. А когда надоест, выключаешь приставку и идешь спать.

Лидочка смотрит перед собой, хочет показать ему своим молчанием, как он ее обидел. Но Макс будто не замечает ее, дела этому самовлюбленному эгоисту нет до ее чувств. Ах ты так? «Замолчу на всю неделю», – решает Лидочка. «Ха-ха», – вторит ее мочевой пузырь, и она вынуждена прервать тишину:

– Останови, не могу больше терпеть.

– Да осталось всего ничего.

– Останови!

Макс резко тормозит, Лидочка выбегает и садится прямо на дороге. Темень, никого вокруг. Повезло. Из травы на обочине слышится писк. Кто это может быть? Лидочка натягивает джинсы и идет в темноту.

– Посвети мобильником, тут кто-то есть, – просит она Макса. – Котенок! Смотри, какой малыш!

Тощий звереныш раскрывает пасть в беззвучном плаче. Вылитый птенец в ожидании мамы.

– Помнишь, что говорила хозяйка квартиры? С питомцами нельзя, – напоминает Макс Лидочке, но смотрит в ее глаза, потом еще раз на найденыша и сдается.