По крыше ходит слон

Перемирие. Временное.

– Ну что, придется спасать бедолагу. Поехали! – Макс открывает дверь и помогает Лидочке устроиться.

– Как же тебя назвать? – мурлычет Лидочка котенку и прижимает его к своему животу. – Хоть тебя-то мы можем назвать без посторонних советов?

– Только не начинай, а, – ворчит Макс.

– Нет, а ты считаешь, она права? Да? Почему она должна называть моего ребенка? Моего! И выбирать пол, как будто у меня там супермаркет. – Лидочка тычет пальцем себе в живот.

Часом ранее Лидочка чинно сидела за столом, покрытым клеенчатой цветастой скатертью, грызла испеченное Жанной Александровной печенье и сдерживала слезы.

– Лида, ну зачем, зачем ты потратилась на кофе? Он жутко дорогой. Не стоило, – отчитывала ее свекровь.

– Я купила себе, а потом Макс сказал, что вы ждете нас в гости. И я решила вам подарить. Не могла с пустыми руками, – пролепетала Лидочка, собирая пальцами со стола невидимые крошки. Привычка досталась ей от бабушки: та тоже вечно перебирала руками по скатерти, и маму это злило.

– Чего-о-о? Себе? Кофе купила? – Жанна Александровна с грохотом поставила чайник и уперла руки в бока. – Максюша, ты почему это не следишь за своей женой? Не заботишься о ее здоровье? Я же писала тебе: кофе беременным нельзя. Вредно!

Жанна Александровна села за стол, взяла чайник и стала наливать Лидочке в чашку.

– Вот, пей это, сама собирала в лесу травы. Тут и малина, зверобой, все полезное для моей девочки.

– Жанна Александровна, я больше чай не хочу, и так уже две чашки выпила, не лезет.

– Ладно, давай имя обсудим. Помнишь, я рассказывала тебе про мою бабушку?

О да, Лидочка помнила. Свекровь все уши прожужжала ей, как пчела, у которой не все дома, и она вместо того, чтобы собирать мед с разных цветов, впилась в один. И жужжит, жужжит. Жанна Александровна так любила свою бабушку, что обещала назвать дочку в ее честь. Но родился сын. А потом забеременеть больше не получилось. Тяжелые роды, потеряла много крови, матку пришлось удалить.

– Уж сколько я его уговаривала, – продолжала жужжать свекровь, указывая ножом в сторону Макса, – женись, мне внучка нужна. Дождалась. – Она положила нож рядом с тарелкой, а руки сложила на груди. «Вылитая пчела, – подумала Лидочка. – Как в той дурацкой книжке, которую мне прислали в качестве референса». «Хочу такую же пчелу, только подобрее», – написал недавно заказчик. Это блин как? Напридумывают порой вместо того, чтобы довериться дизайнеру. Используют дизайнера как карандаш, которым рисуют свои фантазии.

– Рано еще про имя думать, я даже на УЗИ не была, – постаралась переменить тему Лидочка, но тут же поняла: зря.

– Как это? Ты меня в гроб загонишь! Надо скорее бежать к врачу! Убедиться, что все в порядке! А то знаешь, как опасна внематочная беременность?

– Макс, нам пора домой. Я забыла: мне сегодня сдавать макет. Совсем из головы вылетело.

Конечно, ничего она не забыла, но не скажешь же в лицо свекрови, что она сует свое пчелиное жало не в тот цветок.

И вот теперь Лидочка прижимает к себе котенка, замечает пятнышко на задней лапе и шепчет:

– О, да у тебя прямо ахиллесова пята. Назову тебя Ахиллес.

***

– Вот мы и дома, Ахиллес! Макс, набери ванну, хочу полежать, устала.

Макс берет телефон, который настойчиво вибрирует уже пару минут.

– Да! Да, уже дома!

Лидочка закатывает глаза. Про ванну он не услышал. Естественно. Она делает два шага в кухню, но потом медленно отходит назад. Хорошо. Пусть так. Сейчас нервничать нельзя. Никак нельзя.

Из кухни с бутербродом в одной руке и телефоном в другой выходит Макс.

– Лид, послушай. Не злись только. Я просто передам тебе информацию, а ты уж сама решай. Мама сказала, что котят беременным нельзя из-за токсоплазмоза, а еще… – Макс откусывает сразу половину бутерброда, и Лидочка смотрит на крошки вокруг губ: желтая сырная крупинка в уголке рта, упадет или нет. На самом деле она ждет, что же там за этим «а еще» скрывается.

– Кошки крадут сон у младенцев.

– Я что, матка на ножках? Откуда она выискивает всю эту бредятину и, главное, зачем? Пусть живет своей жизнью!

– Вот ты ей и скажи это.

– Сам скажи, это твоя мама!

Жабры отказали

Потом Лидочка будет вспоминать этот день в деталях, мысленно прощупывать каждый момент, переигрывая у себя в голове. А что, если бы она вышла утром не на балкон, а в парк? Или Жанна Александровна попала бы в аварию по пути к ней? А что, если? Но это жизнь, и в ней нет места наивным «если». Сколько угодно спрашивай, по какому сценарию пошла бы ты, если на завтрак съела омлет, а не вчерашнюю пиццу, перед выходом из дома обула кроссовки, а не домашние тапочки с бахромой. Спрашивай. Сколько. Угодно. Пазл уже сложился. Теперь Лидочке кажется, что каждая мелочь имела значение, что все эти мелочи играли против нее. Будто сговорились. Когда ты собираешь пазл из тысячи деталей, коробку от которого потеряла когда-то при переезде, не знаешь, что получится. Ты механически перебираешь разноцветные детальки, стараясь приладить одни к другим. Потом смотришь на свою жизнь целиком и не понимаешь: как, ну как из этого пестрого разнообразия вышла такая страшная картинка? Знать бы заранее. Знать бы.

Жанна Александровна звонит в дверь, Лидочка открывает и еле удерживается на ногах – свекровь влетает в квартиру, как осенний сквозняк. На полу у порога остаются травинки с подошвы ее бордовых кожаных ботинок. Такого оттенка, как запекшаяся кровь на прокладке. Как сгнившие сливы, которые Жанна Александровна так любит набирать по акции и приносить сыночку. Вечером Лидочка будет со слезами оттирать в коридоре пол, который драила утром.

– Собирайся быстрее! Я записала тебя на УЗИ к профессору Кочетову. Он ждет нас сегодня до одиннадцати, потом убегает на совещание, так что поторапливайся.

– Но, Жанна Александровна, я сейчас не могу, мне нужно сдавать проект.

– Там твой главный проект. – Она указывает на живот Лидочки. – Я и так неслась через весь город, не успела страховку на машину продлить. И потом, ну сколько раз я тебя просила, зови меня мамой. Мы теперь одна семья.

Мама. Лидочка не может называть мамой даже свою собственную мать. В телефоне та записана коротко и строго: Софья. А тут – ма-ма. Звучит беспомощно, как будто рыба бьется на берегу в судорогах, жабры вот-вот откажут. Только губы движутся в беззвучном «ма-ма».

Жанна Александровна смотрит на свой телефон и охает – уже девять ноль три, они опаздывают, безнадежно опаздывают, и все из-за этой несчастной копуши. Она хватает Лидочку – дочку – за руку и тащит в подъезд. Уже в лифте Лидочка глядит в зеркало и замечает сквозь узор из пошлых надписей, что волосы не причесаны. Опускает глаза в пол и обращает внимание на свою обувь: домашние тапочки с бахромой. Отлично. После оплеванного пола лифта на выброс.

Жанна Александровна вечно куда-то несется. Даже когда она в самолете, кажется, самолет торопится с ней. Ее рейсы никогда не задерживаются, наоборот: вылетают секунда в секунду и приземляются раньше срока. Словно не машины, а гигантские живые драконы с одним лишь желанием поскорее сбросить тяжелую ношу. Если детей приносят аисты, Жанну Александровну доставил самый быстрый. Выбросил прямо на крышу с размаху и полетел дальше. Без остановки.