По милости короля. Роман о Генрихе VIII

Но потом Артур умер, и король оставил свой план.

– Я уже потерял двоих сыновей, – объяснил он Гарри, который стоял перед ним, сглатывая слезы обиды и разочарования. – Потерять еще и вас, единственного оставшегося у меня наследника, – такого я не могу себе позволить. Я отправил Артура далеко, в Ладлоу, о чем теперь сожалею, а потому намерен поселить вас рядом с собой.

Гарри с трудом удалось сдержать возмущение, когда он понял, что идея отца держать его при себе вылилась в уединенную, почти монашескую жизнь в обществе наставников и под почти непрерывным надзором – за принцем следили, даже когда он выезжал на охоту. В каждом дворце ему отвели новую спальню, куда можно было попасть только через дверь в покоях отца. Контакты Гарри с двором строго контролировались, а свою будущую супругу он видел крайне редко. Очень быстро Гарри стало душно от этой назойливой опеки.

Как-то он осмелился пожаловаться. Отец выслушал его с непривычным терпением, затем похлопал по плечу и сказал:

– Все очень просто, Гарри: я держу вас при себе, потому что люблю и не хочу потерять. Но это не единственная причина. Вы уже приобрели королевские манеры, чувство собственного достоинства и обходительность, но мне хочется, чтобы вы стали еще лучше и подготовились к тому моменту, когда станете королем.

– Нельзя ли мне пользоваться немного большей свободой, сир? – печально спросил Гарри, с тоской вспоминая о Кодноре.

– Вы принц. Живете в роскоши благодаря моему рачительному управлению королевством. Когда-нибудь вы станете королем, унаследуете несметные богатства и женитесь на одной из величайших принцесс в христианском мире. Чем вы недовольны? То, что сейчас вы находитесь под наблюдением наставников, – плата за эти привилегии.

Отец произнес свою отповедь суровым тоном, и Гарри, повесив голову, угрюмо удалился, а когда передал слова короля Скелетону, тот отмахнулся от него:

– Считайте себя счастливчиком, лорд Гарри. В мире не найдется для вас лучшей школы, чем общество такого отца, как король Генрих.

Только мать выслушала бы его и поняла. Но матери теперь нет здесь. Она лежит под плитами алтаря Вестминстерского аббатства. Гарри даже не позволили присутствовать на ее похоронах.

К июню Гарри обнаружил, что гораздо реже вспоминает о недавней утрате и больше думает о будущем. Прекрасным летним днем, сняв траур и облачившись в роскошный наряд из белого дамаста и темно-красного бархата, Гарри вместе с королем проехал по Лондону к дому епископа Солсберийского на Флит-стрит, где состоялась его помолвка с Екатериной. За два дня до этого отец подписал договор с Испанией.

Войдя в верхние покои, залитые бившим в окна солнечным светом, Гарри увидел свою будущую жену, и у него перехватило дыхание. Она была в девственно-белом наряде, с распущенными в знак чистоты золотистыми волосами. Присев в реверансе, Екатерина скромно опустила глаза. Сердце Гарри затрепетало от восторга и гордости.

Стоя перед епископом, они произнесли брачные обеты. Затем подали вино в драгоценных кубках. Гарри и Екатерина улыбались друг другу и пытались вести разговор на английском, французском и испанском, хотя ни он, ни она не говорили бегло на всех трех языках. В глазах Екатерины Гарри прочел доброту и сочувствие – знак, что она помнит о его великой утрате и пытается утешить. Но было в ее взгляде и что-то еще. Возможно ли, что Екатерина, как почти все, с кем он встречался, тоже попала под власть его обаяния?

Правда, отец очень быстро заставил сына попрощаться с нареченной, и они вернулись в Вестминстерский дворец, а Кэтрин отправилась в дом архиепископа Кентерберийского в Кройдоне, где жила в то время.

– Хорошо, что мы с испанскими монархами смогли получить у папы разрешение на ваш брак, – сказал король, пока они рысью ехали по Стрэнду, а за ними стучали копытами по булыжной мостовой кони немногочисленной свиты короля и принца. – Екатерина была женой Артура, и поначалу мы беспокоились – вдруг она носит его ребенка. Нас заверили, что принцесса до сих пор девственница, но я посчитал разумным получить разрешение, как в том случае, если бы их брак был заключен окончательно. Не допускающее двойного толкования дозволение чрезвычайно важно, так как от законности вашего союза зависит наследование престола.

– Почему так важно, девственница ли принцесса до сих пор? – спросил Гарри, милостиво кивая людям, которые сбегались со всех сторон приветствовать их.

Отец остановил коня.

– Библия предостерегает, что человек, который женится на вдове брата, будет проклят бездетностью, но она же призывает его жениться на ней и растить детей вместо брата. Епископы сказали мне, что главный вопрос – не девственность Екатерины, а носила ли она ребенка Артура, чего, разумеется, не было. Если бы носила, вы не могли бы жениться на ней, Гарри. Но я хотел предусмотреть все. Возможно, что брак был доведен до окончательного заключения, а Екатерина не поняла этого или не заметила, что она недолго была беременна. Только Господу известна правда.

При мысли о Екатерине в постели с Артуром Гарри внезапно ощутил укол ревности. До сих пор он считал, что они возлежали на брачном ложе целомудренно, так как Артур был слишком болен, чтобы предпринимать какие-нибудь решительные действия. Невыносимо было думать, что и тут брат опередил его.

– Но ведь она сказала, что до сих пор дева, – возразил принц. – Она сегодня была в белом платье.

– Это верно, – согласился король. – Екатерина – благочестивая девушка, и я уверен, что она говорила правду. Вам не о чем беспокоиться, Гарри.

1504–1505 годы

Возможности провести с Екатериной больше нескольких минут вдали от бдительного ока отца Гарри пришлось ждать до следующего лета. В августе король пригласил ее в Ричмондский дворец, и она прибыла туда по реке из Дарем-Хауса на Стрэнде, который король предоставил в ее распоряжение.

Ричмондский дворец – огромное причудливое строение с зубчатыми стенами, созданное по образцу дворцов герцогов Бургундских, – был настоящим раем на земле. Гарри помнил, как однажды в Рождество сгорел дотла старый дворец Шин. Вместо него отец возвел это великолепное здание из красного кирпича и камня, с огромными эркерными окнами, сказочными пинаклями и турелями [2] , которые завершались куполами в форме колоколов и позолоченными флюгерами. Во дворах, фруктовых и цветочных садах были устроены фонтаны, а кусты, цветы и травы образовывали «ленточные» и «змеиные» узоры; такой нарядный сад по новой моде называли узловым. Вдоль широких дорожек стояли статуи геральдических животных короля. В главной башне, где располагались королевские покои, потолки были выкрашены в небесно-голубой цвет и усыпаны золотыми розами Тюдоров. Над гейтхаусом красовался герб Генриха VII, который держали красный дракон Уэльса и белая борзая Ричмонда, бывшего графства отца.

2

Пинакль – в готической архитектуре небольшая декоративная башенка, увенчанная миниатюрным шатром; турель – круглая башенка с конусообразной крышей, возвышающаяся над карнизом в верхней части стены здания.

Это было радостное время для Гарри, потому что им с Екатериной каждый день позволяли ездить на охоту. Она хорошо умела скакать верхом, не отставала от него и была не слишком щепетильной, когда наставал момент убийства зверя. Принц замечал, что с каждым часом любит ее все больше, и она, несмотря на разницу между ними в возрасте, подавала все признаки того, что тоже без ума от него.

Гарри исполнилось тринадцать лет; его тело менялось, и он начинал понимать, что такое желание на самом деле. Он раздавался в плечах, мышцы его крепли, голос грубел, а внизу скипетр, как ему нравилось называть эту часть своего тела, временами вдруг становился непредсказуемым и неуправляемым. Сильную реакцию вызывали в нем красные губы, или видневшаяся в вырезе платья грудь, или мелькнувшая под подолом лодыжка, когда ее обладательница поднималась по лестнице, и Екатерина во всем ее женском очаровании. Гарри жаждал войти в возраст, когда они станут супругами и он сможет сделать то, что, как он глубоко надеялся, не удалось Артуру. Осталось ждать всего десять месяцев. Время тянулось томительно долго. Он уже был готов к браку, но Церковь по какой-то непостижимой причине установила, что мальчики не могут ложиться в постель со своими женами, пока им не исполнится четырнадцать.

Тем временем Гарри пользовался любой возможностью для общения с Екатериной, а она явно радовалась тому, что ее все больше вовлекают в жизнь при дворе. Они пировали и танцевали, отправлялись на долгие верховые прогулки по Ричмонд-парку, вместе пели, а Гарри аккомпанировал на подаренной отцом лютне – в общем, наслаждались как могли.

Однако в соответствии с испанскими традициями у принцессы должна быть дуэнья, и у Екатерины она была – донья Эльвира. Отец прозвал суровую матрону Драконом, потому что, когда Екатерина только приехала в Англию, эта женщина воспротивилась его желанию увидеть невесту сына без вуали. Только он презрел ее протесты, и с тех пор они враждовали.