По милости короля. Роман о Генрихе VIII

– Почему меня не позвали раньше? – возмущенно спросил Гарри. – Меня это касается больше других.

– Простите, сир, но его милости внезапно стало хуже. Давайте поторопимся!

В освещенной свечами опочивальне короля было многолюдно. Лорды, государственные советники, служители двора и врачи толпились вокруг кровати, воздух был спертый – пахло болезнью и подступающей смертью. Гарри застыл на месте, не смея приблизиться к изможденной фигуре, лежавшей на постели и хватавшей ртом воздух, но костлявые пальцы отца тянулись к нему, как когти.

– Гарри, мой мальчик! – прохрипел король. – Послушай меня!

Принц неохотно опустился на колени рядом с королем и взял его за руку:

– Отец…

– Я умираю, сын мой. Скоро вы станете королем. Мои советники поклялись, что передача власти пройдет гладко. – Хриплый голос умирающего слабел. – Прежде чем отправиться на встречу с Создателем, я повелеваю вам жениться на леди Екатерине.

– Я это сделаю, сир, – пообещал Гарри.

Здесь воля короля и желание принца наконец сошлись. Однако слова Гарри остались неуслышанными, так как отца скрутил жестокий приступ кашля, изо рта его выплеснулась кровь. Отвратительное зрелище! Когда кашель утих, король лежал, тяжело дыша. Джон Фишер, епископ Рочестерский, капеллан леди Маргарет, держал перед глазами умирающего украшенное драгоценными камнями распятие, и Гарри, растроганный, наблюдал, как отец слабо протянул руку и прижал священную реликвию к груди.

– В Твои руки, о Господь, предаю я мой дух, – произнес духовник короля, – во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Как только он умолк, Генрих VII выронил распятие и застыл в неподвижности.

Все, кто был в комнате, встали на колени, выражая почтение к отошедшей душе. Епископ Фишер осенил тело почившего короля крестом.

– Даруй ему вечный покой, о Господь, и пусть воссияет над ним неземной свет, – нараспев произнес он.

Склонив голову, Гарри стоял на коленях вместе со всеми.

– Аминь, – произнес он, когда молитва закончилась, и поднялся на ноги.

Ему хотелось поскорее уйти, чтобы не видеть мертвеца и забыть пережитый ужас. Тут принц понял, что все люди, стоявшие на коленях, повернули голову и смотрят на него.

– Король умер, – провозгласил граф Суррей. – Да здравствует король!

– Да здравствует король! – в один голос подхватили остальные.

Часть вторая Лето

Со всеми я добр, не путаю правилИ ту люблю, что в жены взял я.Хоть говорят, юность мной правит,Пусть подождет взрослость моя.Господь, мое право и долг мой,От них я не отступаю,Хоть говорят, юность мной правит!Король Генрих VIII

Глава 3

1509 год

Роскошно одетый в королевский траур – серебряную парчу и темно-синий бархат, – Гарри верхом ехал в Лондонский Тауэр по улицам, вдоль которых собрались ликующие толпы. Его только что объявили королем, и он отдал последние почести лежавшему в Королевской часовне Ричмондского дворца телу почившего отца, которого вскоре перевезут для упокоения в Вестминстерское аббатство. Гарри воздевал руку в приветствии, и его новые подданные живо откликались на этот жест: восхваляли его как освободителя и провозвестника золотого века. Становилось ясно с предельной очевидностью, что кончину прежнего короля оплакивали очень немногие. Покойный Генрих VII принес стране мир и прочную власть, это верно, но его презирали за скупость и поборы. Гарри понимал, что контраст между ним и его отцом не может быть более разительным. Ему почти восемнадцать, он пышет юностью, энергией и жизненной силой, никто не посмел бы отрицать, что он живое воплощение всех рыцарских добродетелей.

Однако за две вещи ему, безусловно, следовало благодарить отца. Генрих VII создал Англии такую впечатляющую репутацию в Европе, что все христианские народы стремились заключить с ней союз. А также оставил сыну казну, полную скопленных за долгие годы сокровищ, и эти богатства обеспечивали политическую мощь и безопасность королевства. Бабушка, храбро подавив слезы, сказала Гарри, что люди всегда недооценивали величие покойного короля.

– Они видели его безмерно подозрительным, скаредным и коварным, черным принцем, которому нельзя верить, – добавила она, печально глядя на внука; ее худое лицо в обрамлении вдовьего вимпла и траурной вуали выглядело скорбным и строгим. – Им следовало бы отдавать ему должное как мудрому основателю прочной династии и защитнику мира. Вместо этого они радуются его смерти. – В ее тоне слышалась горечь.

Гарри сочувственно кивнул. Его не обрадовала новость, что отец назначил леди Маргарет неофициальным регентом до момента достижения сыном восемнадцатилетия; успокаивало то, что ждать осталось недолго – всего несколько кратких недель. Что бы ни думала себе бабушка, Гарри собирался отмежеваться от непопулярных отцовских методов правления. Сегодня он уже объявил всеобщую амнистию и приказал арестовать самых ненавистных советников короля – Эмпсона и Дадли. Снятые с них головы укрепят его популярность. Он никогда не допустит, чтобы при нем министры занимались таким злостным вымогательством. При этой мысли Гарри чопорно поджал губы.

Тауэрский холм запрудили толпы счастливого народа, все махали новому королю и посылали благословения. Констебль Тауэра подошел к нему с ключами от крепости, и Гарри проехал через Львиную башню во внешний двор, где йомены гвардии силились оттеснить людей, чтобы расчистить ему дорогу. Когда Гарри вступил в королевский дворец, где собрался двор, парадные залы были набиты до отказа. Все хотели увидеть нового короля или подать ему прошение. Теперь Гарри стал источником почестей и покровительства, мог возвысить или уничтожить кого угодно по своему усмотрению. Перспектива открывалась головокружительная. Но нужно пользоваться властью с умом. Хороший правитель поощряет тех, кто может быть ему полезен, и награждает сослуживших добрую службу.

Раскланиваясь направо и налево, Гарри двигался сквозь толпу, впереди него шагали йомены гвардии, его личные телохранители. Он взошел на помост, где под роскошным балдахином, расшитым королевскими гербами Англии, стоял трон, и на мгновение замер, чтобы насладиться моментом. Усевшись, король выпрямил спину, упер одну руку в бедро, приподнял подбородок и обратился к собранию со словами, которые давно уже отрепетировал про себя:

– Милорды, добро пожаловать! Мы благодарим вас за теплые приветствия и желаем, чтобы вы и все люди знали: мы намерены править вами мудро и хорошо. Мы любим справедливость и добродетель, а также питаем большую привязанность к ученым мужам, которых всегда будем милостиво принимать при дворе. Скупость будет исторгнута из этого королевства, и с вымогательством мы покончим. Наше великодушие будет рассыпать богатства щедрой рукой. Знайте, что мы не желаем золота, самоцветов и драгоценных металлов, нам нужны добродетель, слава и бессмертие!

Видя радостные лица людей, слыша овации и приветственные крики – громче всех звучали голоса Брэндона и Комптона, – юный король вновь ощутил ликование. Он начинал очень хорошо, это было ясно, и так же намеревался продолжать. Пусть ни у кого не возникнет сомнений, кто здесь правит.

Гарри встал, поднял руку, давая понять, что благодарен за приветствия, и удалился в свои личные покои. Вечером в главном зале Тауэра состоится торжественный пир – никаких вольностей, разумеется, ведь при дворе траур, – и он должен появиться там в полном блеске. Чтобы быть великим королем, важно выглядеть соответственно и демонстрировать свое великолепие.

А у него этого не отнимешь; сама его внешность – воплощение королевского величия. Гарри знал без хвастовства, что среди тысячи высокородных молодых людей своего возраста он самый высокий – ростом больше шести футов. Тело у него могучее и сильное, в глазах горит огонь, а лицо сияет красотой. Стоя перед зеркалом из венецианского стекла, настоящим произведением искусства, которое отец купил за немалые деньги, он видел юного гиганта с тонкой талией, широкими плечами, светлой кожей и прямыми рыжими волосами до подбородка, по французской моде. У него было такое же широкое лицо, пронзительные глаза и маленький чувственный рот, как у деда, Эдуарда IV, хотя нос совсем не дедовский, с высокой переносицей, вполне царственный, как считал сам Гарри. Многие говорили ему, что он самый красивый принц, каких они только видели.