По Москве

Тигра увидел, что зеленные передают фруктовым пару пива, что звякает то тут, то там мелочь, повел дальше голосом на распевку, как дьякон, возглашая ектению.

"....Озаренный любовью ко мне, в виду клятвенного обещанья о женитьбе. Ему было разрешено, в присутствии моих родителей, присовокупиться ко мне. Спустя правильный период времени родился мальчик, нареченный Ян Францевич, подразумеваемый Дуля. Между тем, обусловленный жених старший Дуля, начинает увертываться от своей виновности, пренебрегает день свадьбы и даже относится отрицательно своим плоцким вож-де-лением!"

Октавою возгласил Тигра, а предбанные ровно певчие хором: "все они этак-то... мужчина, что петух!"

Но покрыл Тигра хор басом: " - убитая горем и невольным сюрпризом, прихожу в отчаяние и никак не могу примириться с голосом совести Франца Дули."

И хор: "ищи кто помирится".

Опять Тигра: "- с клятвенным обещанием, тем, что послужило в залог несчастнейшей любви..."

– Клястись клялся, да с другой обвенчался!

"- Тем воспоминанием своей целомудренной девственности, навеки утраченной..."

– Снявши голову по волосам, брат, не плачут!

Захохотали было. Тигра прервал угрожающим завершительным звуком:

"....почему обращаюсь покорнейше в Окружной Суд присудить на воспитание его, Франца Дули, подразумеваемого сына, Яна Дули, ту долю, что значится в своде законов... а именно..."

Не дали окончить, со всех скамей распылались: еще-б не значилось! Ты носи, ты роди, ты корми!

"....На ряду с этим, принимая во внимание ценность личного целомудрия и растления, кои обусловлены в сельском быту в тысячу рублей, прошу присудить уже мне лично..."

– Что-то дорого - тысячу. У нас в Пензе дешевле стоило! Эк хватила, у нас вовсе задаром. Тише вы... кончай, Тигрушка!

"....Обожая себя и родителей моих, воспитавших меня столь прелестной для хитрого человека, прошу уважить сие ходатайство."

Бубина плакала. Голос спросил: "Что ж уважили?"

– Оп-ре-де-ленно!
– сказал нагло Тигра. И ежемесячно и единовременно, за трудно-поправимую утрату целомудрия.

Пред Тигрой выросло пиво, пирожные, в кучке мелкие деньги. Одна за одной стар и млад зашептали ему в ухо про дела свои тайные.

Важно привстав, рукой отвел Тигра: очередь!

Но упершись взором в дверь, он увидел у выхода из мужской бани приятеля Антип Аггеича. Тигра пошел к нему, взял крепко за руку, подвел к рассыревшей от бани и чувств теще Бубиной. Вскидывая чубом, будто конь, и страховидно вращая глазами, Тигра выпалил торжественный манифест:

– В скорое время, едва обнародован будет декрет о сочувствии китайскому движению, всякое сопротивление, оказанное родственниками, включая обыкновенное словесное осуждение, - при вселении желающих членов в новые постройки, для пролетариата возведенные на надгробиях древнего стажа покойников, будут преследуемы по за-ко-ну!

Факт помещения надгробия древнего стажа покойников ориентируют фактом сочувствия Гоминдану, китайской народной партии. У китайцев, граждане, покойника полагают в изображение каменного разверстого ложесна, якобы в недро матери для легкости обратного хода откуда пришел. А полагая туда, гордятся немало подобным местом. Но ежели это по-русски назвать - то это позабористей, гражданка Бубина, чем нежели уборная, вас оскорбившая при посильной услуге ей бывшими предками.

– Что ты, Тигрушка, - бледнеет Бубина, - после пару поплакать охотка, и от декретного тело дух не примает... разве я что? Я ничего.

– Твое "ничего" - означенье несочувствия к эксплуатации надгробней, ревет Тигра.
– А хочешь за "ничего" - запрещение торговли в ларьках? Без промедления и отдай дочери Клавдии движимость! Едва выйдет декрет, ни малейшей помощи, гражданка Бубина, во мне не ищите, ваши чувства к надгробиям полны лжепредрассудков белой гвардии!

– Дам и движимость и нерушимое... плачет Бубина, - одно лишь уволь: самой чтоб в подобный дом ни ногой!

– При свидетельстве отдачи движимого увольняю! Как поп, разрешил Тигра и соединил руку Бубиной с рукою Антипа Аггеича.

– -------------

IV.

Николаю Тихонову.

Пятый зверь.

Варан из Туркестана, - читал Хохолков, - небольшой экземпляр в один метр длиною, родственная ему порода достигает в Южной Африке двух метров. Обладает сильно удлиненным телом семейства ящериц, относящихся к подотряду... питается насекомыми, яйцами крокодила...

Рассеянно окинув стеклянную коробку с электрической горящей, лампочкой в 100 свечей и огромным градусником с синим столбиком, взбежавшим до цифры 12, Хохолков собрался итти дальше, как вдруг ящер варан медленно повернулся и поднял голову.

– Шаляпин в Юдифи... сказал художник Руни и перестал рисовать свой альбом. При каждом шаге ящер выбрасывал и ставил лапу на пять твердых когтистых пальцев так внезапно, с такой безумной, ассиро-вавилонской сдержанной властью, что слабо вякнули на лапах золотые браслеты и из варана - возник олоферн.

Ящер нес на зрителя свою тяжкую крокодилову морду. Рот был приоткрыт, почему-то набит желтым песком. От презренья не сплевывал. Глаз необычайный тысячной древности индусского мудреца вдруг мигнул белой пленкой и метнул стрелу жестокую, неуклонную, как смерть.

– Какой громадный, как страшно... шептал не отрываясь мальчик.

Новый зритель, еще не глянувший на варана, как только что Хохолков читал скромный его формуляр: небольшой экземпляр в один метр длиной...

Но глянув вниз, под лампочку и синий столбик термометра, воскликнул:

– Чорт знает что, ведь и вправду громаден!

Варан, выбрасывая лапу за лапой, чуть шурша по песку желтым брюхом, не сгибая вознесенную, забитую песком морду, слепя жестоким белым веком в крайнем, в бешеном напряжении несся на зрителя. Оторваться от него было нельзя - он чаровал.

Конечно, Хохолков разумом помнил, что это безвредный ящер, что рядом в помещении рыб сидит подлинно-опасный аллигатор, которому по учебнику и Майн-Риду полагается жевать негров и оставлять "кровавую пену на водах Замбези". Аллигатор был громаден, зубаст, но хоть за ним числилось то и это - страшного впечатления он не давал. Он за стеклом смирно спал, как корова, выпустив зубчиками, будто кружево на детских штанишках - наружный ряд белых и острых зубов, челюсти верхней на нижнюю.